Восход Черной луны

— Это почему же? — сухо поинтересовалась Ирина, гневаясь, что ее против собственной воли заставили играть какую-то роль в совершенно чужой жизни, но одновременно и гордясь тем, что она спасла человека, этого синеглазого пилота, а особенно тем, что у нее, оказывается, есть способности, которые выходят за рамки обычных человеческих возможностей.

— А потому, — взгляд Елены Петровны стал сосредоточенно-пронзительным, — что тот, кого ты только что спасла, через несколько лет станет твоим мужем.

Глядя на растерянное лицо девушки, гадалка улыбнулась:

— Да, да, именно так. Я знала об этом еще тогда, когда гадала тебе в первый раз, но промолчала. Ты все равно не поверила бы. Ты и сейчас не веришь, но это правда. Так будет. Теперь уже точно.

— Но так не бывает! Это просто невозможно, — воскликнула Ирина.

— Возможно. Думаешь, такие совпадения случаются только в плохих индийских фильмах? Нет, моя милая, жизнь преподносит зачастую сюрпризы, перед которыми бледнеет самая буйная человеческая фантазия. Но для нас это и не совсем случайное совпадение. Твое появление у меня вызвано тем, что я постоянно думала о сыне, пыталась помочь ему, вот судьба и послала мне тебя — единственную из тех, кто мог бы спасти моего мальчика.

— Но я же, по вашим предсказаниям, должна выйти замуж через три месяца? — внутренне продолжала возмущаться своеволием Елены Петровны Ирина и потому не могла не возразить. — Я даже озаботилась претворением ваших планов в свою жизнь. На каждого встречного-поперечного уже смотрю как на возможного претендента на мою руку.

Гадалка невесело рассмеялась.

— Об этом можешь не переживать. Все произойдет само собой. Я же тебе предсказала два брака. Ой! — вдруг встрепенулась она. — Мы с тобой теперь в некотором роде родственники.

— Ну, не будем забегать вперед, — язвительно ответствовала Ирина. — На всякий случай повременим с завязыванием тесных родственных отношений до моей второй свадьбы.

— Не веришь? — печально спросила Елена Петровна и тут же озорно улыбнулась. — И правильно делаешь. Так даже лучше, больше вероятности, что мои предсказания сбудутся. Нельзя забывать — ты дочь Лиллит и легко можешь изменить свою судьбу.

Она поднялась со стула и добавила уже еле слышно:

— А мой долг постараться воспрепятствовать этой легкости.

Извинившись, женщина вышла в другую комнату. Через минуту она вернулась, неся в руках небольшую коробочку. Вновь присев напротив Ирины, Елена Петровна приступила к новому еще более сказочному рассказу, на этот раз о реликвии — старинном медальоне, передаваемом в ее семье из рода в род. Она рассказала его историю и все то, что узнала о нем от Мариулы, своей старой бабки.

— Этот медальон женщины нашей семьи надевали своим мужьям или первенцам, и он хранил их от всех бед. По роковой случайности пришлось поменять эстафету, и теперь медальон может носить лишь женщина. Я сняла его, как только повстречала тебя. Теперь пришла твоя очередь владеть этой вещью, а когда ты станешь женой моего сына, — в этом месте Ирина недовольно дернула плечом, — когда ты станешь его женой, — категорично повторила гадалка, — через много лет ты наденешь эту вещь на шею своей невестки, чтобы она оберегала твоего сына от преждевременной смерти.

С этими словами Елена Петровна открыла коробочку и протянула Ирине тускло блеснувший медальон на цепочке редкого плетения.

Девушка растерянно приняла подарок. Медальон лежал в ее руке теплый, как будто живой, и на мгновение Ирине показалось, что в нем пульсирует в такт ударам ее собственного сердца таинственная, неземная жизнь. Она с интересом разглядывала вещицу. По виду медальон был действительно старинным, а надпись на нем была на языке, напоминающем санскрит.

Девушка нажала небольшой выступ на боковой поверхности медальона, и крышка плавно, как микролифт магнитофона, открылась. Внутри медальона лежала прядь черных, как вороново крыло, волос. Девушка поспешно захлопнула крышку.

— Из чего он сделан? — не столько из интереса, а скорей чтобы скрыть неловкость спросила Ирина.

— Я думала, из серебра, — охотно ответила Елена Петровна, — но оказалось, что это не так. Когда-то давно, когда Андрей, мой сын, был еще школьником, девятиклассником, — при этом воспоминании добрая улыбка тронула губы женщины, — он ночью снял с меня медальон и отнес к соседу-ювелиру, чтобы тот вставил в него полудрагоценный камушек, купленный в комиссионке на собранные от кино деньги. Хотел сделать мне сюрприз. Но я так запаниковала, обнаружив пропажу, что Андрюша вынужден был сознаться. Я тут же побежала к соседу и, когда забирала свою реликвию, выслушала мнение о том, что только идиоты изготавливают ювелирные украшения из титана. Бедняга затупил свои инструменты, но так и не смог сделать нужного для камушка углубления. Помнится, он был очень удивлен.

Закончив рассказ, Елена Петровна замолчала. После ее оживленного голоса наступившая тишина казалась гнетущей.

— Ну, я пойду? — почему-то нетвердо спросила Ирина.

— Да, конечно, — согласилась гадалка. — Прощай, золотая, точнее, до встречи. Да, да, до скорой встречи.

Девушка поднялась со стула и направилась к выходу, но тут же была остановлена взволнованным голосом хозяйки:

— Постой!

Елена Петровна метнулась к Ирине и с мольбой в голосе попросила:

— Надень медальон. Прямо сейчас, на моих глазах надень его.

Девушка нерешительно открыла коробочку и взглянула на покоящуюся на ее дне вещицу. Елена Петровна, заметив замешательство Ирины, взяла из ее рук подарок и сказала:

— Нагнись, я сама надену его.

Девушка послушно опустила голову и через секунду ощутила на своей груди непривычную тяжесть.

— Вот и все, — удовлетворенно воскликнула гадалка, — теперь я спокойна. Носи его, никогда не снимай. Я тебя очень прошу. А сейчас можно попрощаться.

И она неожиданно поцеловала Ирину в щеку.

Глава 18

Андрей впервые за много дней открыл глаза и тут же зажмурился. Яркая белизна больничной палаты ослепила надолго погасшее зрение. В ушах шумело и звенело. Казалось, его израненное тело отчаянно жаловалось своему хозяину на то, как жестоко с ним обошлись. Боль, становясь нестерпимой, достигла предела и вновь затмила проснувшееся было сознание, в котором заклубились неприятным вязким туманом мучительные видения.

Вот сосредоточенное, спокойное лицо Егора, уверенно выводящего штурмовик в атаку на яростно плюющую огнем и смертью спаренную зенитную установку, вот на серых, схваченных изморозью скалистых склонах расцветают чудовищные черные цветы разрывов их собственных снарядов, осыпая осколками стали и камня все живое…

Во всем существе Андрея была только война. Ее ставшие привычными жестокость и кровь — единственное, что воспринималось Арсеньевым как реальность. Он вновь и вновь переживал самые страшные и опасные моменты своей боевой жизни, переживал так, как будто все происходило наяву и снова грозило ему гибелью.