Восход Черной луны

— Что, комиссовали?

Андрей опустил глаза вниз и ответил дрогнувшим голосом:

— Считай, что да. Списали, — и тут же возмущенно добавил: — Но из этой жизни вычеркнуть нас им не удастся. Мы победим, браток, победим. Вот увидишь.

Парень посмотрел на Андрея глазами, полными слез и тихо спросил:

— Какая победа, лейтенант, какая? Прыгая на одной ноге до унитаза и обратно? У меня в части у одного только черный пояс был. Я голыми руками мог такое… А теперь что?

— Черный пояс говоришь? — с уважением переспросил Андрей. — Серьезный ты мужик! В армии кем был?

— Десантником, — угрюмо ответил парень.

— Так что же ты раскис? Тренироваться можно и на протезе. Я знаю, сейчас за кордоном такие протезы делают — в Олимпийских играх будешь участие принимать. Так что рано ты себя хоронишь.

— Я тоже знаю, что делают, интересовался. Во всякие фонды помощи афганцам писал-переписал. Помочь с протезом обещают, но платить им, видишь ли, нечем. Они мне назвали сумму в долларах… Будь у меня такая сумма, — и без протеза жил бы неплохо. Вот так-то, браток. А ты говоришь: победим!

— Тебя как зовут?

— Борис.

— Так вот запомни, Борис, что я тебя сказал! МЫ ПОБЕДИМ! Если государство хочет таких орлов, как мы, заставить милостыню выпрашивать — оно заблуждается. Не для того я кровь проливал, чтобы в подворотне с кепи сидеть. Государство позаботится о нас с тобой, Борис. Обещаю! Хорошо позаботится.

— Обо всех заботиться у государства денег не хватит, — вяло откликнулся десантник. — Здесь я государство понимаю.

Глаза Арсеньева загорелись недобрым огнем. Он презрительно хмыкнул и твердо произнес по слогам:

— А я не по-ни-маю. Если не можешь оплатить труд — не нанимай работника. Государства, которое ведет себя как дешевый мошенник или как мелкий карманный воришка, я не понимаю. Мне-то оно заплатит столько, сколько я стою… И тебе тоже. А другие пусть сами о себе заботятся.

Десантник заглянул в потемневшие от гнева глаза Арсеньева и поежился. Обступившие их больные смущенно молчали. Чтобы затушевать неловкость, Борис с преувеличенной жизнерадостностью хлопнул Андрея по плечу и громко воскликнул:

— Да мы с тобой, лейтенант, кажется, уже встречались там, под Джелалабадом!

— Это где же? — с недоверием спросил Андрей.

— Вряд ли ты вспомнишь, лейтенант. Твоя «вертушка» как-то доставляла нас в горы. У тебя еще командир был веселый такой, шальной. Капитан кажется.

— Егор, — грустно подтвердил Арсеньев.

— Вот, вот, Егор, — обрадовался парень. — точно! Егор! А где он сейчас?

— Погиб, — лишенным интонаций голосом сообщил Андрей.

И вновь наступило молчание. Солдаты и офицеры, обступившие Арсеньева и одноногого десантника, опустив головы, начали расходиться, как будто почувствовав себя виноватыми, что живут и скоро даже выздоровеют, а вот Егора, пилота, погибшего в чужой далекой стране, уже нет и больше никогда не будет. А может, они думали о полных отчаяния крамольных словах молодого пилота?

* * *

Оставшись вдвоем, Андрей и Борис отправились в парк и там, устроившись на скамейке, проговорили до самого обеда. Они вспоминали Афганистан, общих знакомых, которых нашлось немало, но старательно не касались темы гражданки. В конце разговора ребята пообещали друг другу обязательно встретиться. Андрей сообщил Борису, что собирается в Москву, чем очень обрадовал десантника.

— Слушай! Это же здорово! Я же москвич. А зачем ты туда собрался?

— Говорят, в Бурденко ^[6]есть специалисты, которые могли бы мне помочь с головой. Вряд ли удастся заставить их лечить меня, но попробую… Говорят, в Мандрыке ^[7]специалисты еще лучше, но сам знаешь, не такие мы «шишки», чтобы заботились о нас на высоком уровне. Калечить? Здесь пожалуйста, возможности неограниченные, а лечить? Ну, здесь не хватает сразу всего.

— А ты, я вижу, браток, не на шутку озлобился? — с грустью, но без укора произнес Борис. — Тяжело тебе такому будет.

Андрей рассмеялся:

— Ну нет. Теперь уже тяжело будет не мне. Впрочем, как получится. Сейчас главное здоровье поправить.

— Я тоже не долго здесь задержусь. Скоро отправлюсь домой. Подлечишься, приходи ко мне. Вдвоем веселее. Я теперь один, как перст. Мать с отцом погибли, когда еще маленьким был, а тетка, единственная родственница, умерла. Как сообщили ей, что мне ногу отпилили… — Борис тяжело вздохнул. — У нее сердце больное было и давление. Имелась еще невеста, — голос парня на секунду дрогнул, — да только с ней, как в песне: «Была тебе любимая, а стала мне жена…» Вышла замуж за лучшего друга. Так что теперь ни невесты, ни друга.

С этими словами Борис встал, тяжело опираясь на костыли, и, кивнув головой в сторону корпуса, предложил:

— Пошли обедать. На сытый желудок и жизнь кажется добрее.

* * *

Уезжая, Андрей пообещал Борису навестить его в Москве и, конечно же, сдержал свое обещание.

Глава 24

Ирина провела с Романом весь вечер. Водворив поклонника на его прежнее место: к подножию пьедестала богини, она испытывала и легкость, и ликование, и восторг. Ирина была счастлива не меньше Романа.

Они гуляли по роще, слушали соловьиное пение, любовались закатом солнца и говорили, говорили, говор или…

— Какая ты умница, что отказалась идти в ресторан. Я даже не представлял, что в вашем городе есть такая красота, — восхищался Роман, обводя взором покрытые бархатом изумрудной травы возвышенности, круто сбегающие в глубокий, буйно пенящийся молодой листвой деревьев овраг.

Ирина проследила глазами за поездом, вьющимся змеей по петляющему пригорку, возмущенно повела плечом и сказала:

— Не напоминай мне даже о том противном заведении. Ненавижу сытого хама, с которым я столкнулась тогда. Брр…

— Иришка, я уже устал оправдываться, — взмолился Роман. — Нет и не было никогда того хама. Был обыкновенный парень, которому очень хотелось пустить любимой девушке пыль в глаза. Многим девчонкам это нравится. Откуда же я мог знать, что ты такая нравственная? Я, может, хронически недоедал, чтобы устроить такое представление?