Воспитательные часы

– Практика, практика, практика. Ты помогал заботиться о Нане, когда она была жива. Работал каждое лето, копил все до последнего цента, чтобы купить джип.

Она снова делает паузу.

– Я знаю, ты думаешь, что мы с папой расстроились из-за твоего перевода, и это, вероятно, моя вина, но ты ошибаешься. Мы с папой эгоисты. Не хотели, чтобы ты переводился, потому что хотели держать тебя поближе к дому — это не имело ничего общего с Айовой как школой. Мы так гордимся тобой, Ретт. Ты всегда был образцом для подражания для своих братьев, избегая неприятностей, алкоголя и наркотиков. Тебе не кажется, что пришло время повеселиться? Влюбиться в умную, красивую девушку?

Тишина.

– Ретт, милый, любой, у кого есть глаза, видит, что она любит тебя, даже если девушка сама этого еще не знает.

Я качаю головой, чего мама не видит.

– Она знает. Она сказала мне.

– Когда?
– У мамы перехватывает дыхание.

– Сегодня.

– Ты поэтому звонишь?

– Да. Она сказала мне, и я…

– Что ты ей сказал?
– Мама мягко понижает голос.

– Ничего.
– Пауза.
– Это плохо?

Короткий вдох мамы - не та реакция, на которую я надеялся.

Дерьмо.

– О, милый. Что она сделала?

– Она немного расстроилась, встала и оставила меня сидеть в библиотеке.

– Как ты относишься к Лорел?

– Она мне нравится.

– И это все?

Так ли это?

– Нет.

– Ты любишь ее?

– Возможно.

Наверное.

– Но ты не готов произнести эти слова?

Я готов, просто чертовски боюсь.

– Не знаю, мам. Я никогда не говорил этого никому, кроме вас.

– Извини, дорогой, но мне бы хотелось, чтобы все было просто. Хотела бы я дать тебе ответ и сказать, что делать, но не могу. В этом тебе придется разобраться самому — это твое сердце.
– Она делает паузу.
– И, Ретт, дорогой?

– Хмм?

– Не заставляй ее ждать слишком долго, не заставляй ее задаваться вопросами. Возможно, она и так уже расстроена и смущена. Поговори с ней и скажи, что ты чувствуешь.

– Хорошо.

Но я не уверен, что сделаю.

Потому что не уверен, что смогу.

ГЛАВА 24

«Если ты не мой парикмахер или не занимаешься со мной сексом, не трогай мои чертовы волосы».

Ретт

– Лорел, много думал об этом, и вчера вечером, когда разговаривал с мамой, она сказала, что я не должен заставлять тебя ждать, пока скажу тебе, что на самом деле чувствую.

Стоп, черт. Не могу сказать Лорел, что говорил о ней с мамой, — я буду выглядеть идиотом, маменькиным сынком.

Начинаю свою речь сначала, говорю в пустоту — в пустой двор Лорел, где никого нет, не с кем поговорить, кроме белки, которая скептически глядит на меня с большого дуба.

Я смотрю ей прямо в глаза.

– Перестань осуждать меня, маленький засранец, это и так тяжело. Я пытаюсь… я пытаюсь…

Господи, что, черт возьми, я пытаюсь сделать? Говорю, как сумасшедший. Выгляжу еще безумнее, расхаживая по двору Лорел взад и вперед перед ее чертовой дверью, легкий моросящий дождь, идущий от темных облаков, добавляет мрака к моему настроению.

– Дерьмо. Что я делаю?

С неба падает дождевая капля. Потом еще одна, пока небо не разверзается, и я буквально не оказываюсь под ливнем.

Внезапно она появляется на подъездной дорожке, босая, в футболке и обтягивающих черных леггинсах, на цыпочках бежит к своей машине. Рывком открывает дверь, её задница высовывается из кабины, когда Лорел наклоняется, выхватывая невидимый объект из центральной консоли. Хлопает дверью и поворачивается к дому.

Она не видит, что я стою здесь.

– Лорел, - достаточно громко зову ее под проливным дождем. Она поворачивается ко мне, подняв брови, удивленная, что я нахожусь у нее во дворе.

Вообще-то, шокированная.

– Ретт?
– Она подходит ко мне, сжимая в руке зарядное устройство.
– Что ты здесь делаешь?

Щурит голубые глаза к небу, и капли воды покрывают ее волосы и кожу.

– Я пришел повидаться с тобой.

– Окей, - она улыбается и бросает быстрый взгляд на небо.
– Хочешь зайти внутрь?

– Нет.
– Я качаю головой, козырек моей бейсболки защищает только мое лицо.
– Нет, мне нужно сказать то, зачем пришел.

Лорел медленно кивает, её волосы уже полностью промокли. Она туго наматывает телефонный шнур и засовывает его в задний карман джинсов.

– Хорошо.

Я делаю шаг вперед, потом еще один, пока не пересекаю лужайку. Пока не оказываюсь в двух футах от нее.

– Я собирался прийти с флаером; помнишь зеленые листовки, которые развешивали в кампусе? Те, «Завалить Рэтта»? Собирался сделать новый, для тебя.

Боже, я звучу глупо.

– Ах, вот как?
– Она сокращает расстояние между нами, голубые глаза практически мерцают, у неё такой необыкновенный взгляд.
– И что было бы на этой листовке?

Я смахиваю воду с ее лба, бровей.

– У меня уже была одна. В ней говорится, — я прочищаю горло, нервно собираясь с духом, - Ретт обрел любовь.
– Пауза.
– Господи Иисусе, неужели это прозвучало так же глупо, как у меня в голове?

Лорел смеется, откидывая голову назад, черная тушь начинает немного течь. Я смахиваю грязь большим пальцем, затем беру ее лицо в свои огромные ладони. Наклоняюсь ближе, когда Лорел обхватывает мои запястья своими руками, крепко держа меня.

– Звучит совсем не глупо. Звучит романтично.

– Вот как?

– Да.
– Мокрые от дождя волосы прилипают к губам.
– Ты собираешься меня поцеловать?
– спрашивает она.

– Пока нет.
– Наши лбы соприкасаются.
– Сначала я должен кое-что сказать.

Она терпеливо ждет меня под дождем, тяжело дыша, рубашка промокла насквозь, соски напряглись под тканью. Босые ноги утопают на залитой водой лужайке.

– Прости, что позволил тебе выйти из библиотеки. Я испугался.