Воспоминания американского школьника

На трибуне размахивал руками Иезекил Элькинс, секретарь муниципалитета. В черном сюртуке, черном галстуке и узких панталонах, он был похож на рассерженного майского жука, дрыгающего лапками.

Иезекил Элькинс что-то говорил, широко раскрывая рот.

Мужчины вытягивали шеи, дамы подымались на цыпочки. Все молчали и слушали. Мы пустили в ход кулаки и локти, чтобы пробраться к трибуне. Но кулаки и локти не помогли. Мы так и остались позади.

Только отдельные слова речи долетали до наших ушей:

"Уважаемые сограждане... Великий день четвертого июля..."

Нам скоро надоело ловить обрывки слов и смотреть, как разевает рот Элькинс, и мы уже стали подумывать, где бы найти что-нибудь позанятнее.

Но, к нашему счастью, Иезекил кончил речь.

"Ура!.. Да здравствует свободная Америка!" - загремело со всех сторон.

Шапки полетели в воздух, застучали каблуки, захлопали руки.

Мы тоже заорали: "Ура! Ура! Да здравствует свободная Америка!"

Чарлз Марден сложил ладони коробочкой и хлопал так громко, что соседи оборачивались. Перец Виткомб забросил свою шапку прямо на дерево. Она висела на ветке, как яблоко, и качалась. Мы еле сшибли ее потом камнем.

Иезекил поклонился, прижав руку к сердцу, и сбежал с трибуны. Толпа заколебалась и расплывалась по всей площади и по соседним бульварам.

Дамы просунули под локти своих мужей ручки, затянутые в светлые перчатки, и подхватили пышные оборки праздничных платьев.

Мужчины важно вели дам, свободной рукой опираясь на трость.

Девицы, шурша крахмальными юбками, взявшись под руки, шли целыми шеренгами. Они поглядывали по сторонам, перешептывались и хихикали.

Мальчишки шныряли в самой гуще толпы, проскальзывали под локтями толстого лавочника, наступали на платья дамам, плечом разбивали шеренгу барышень.

– Элькинс... Америка... Речь... Городское управление...
– жужжала толпа.

– Молодчага Элькинс. Здорово это он про бостонцев, как они скормили рыбам английский чай.

Перед нами шел, расталкивая толпу саженными плечами, ломовой извозчик Смит.

– Посмели бы они теперь приставать к Америке! Мы бы им!..

Смит был самый сильный человек в Ривермуте. Он бросал на свою телегу огромные мешки, точно в них была не мука, а пух. Все школьники нарочно бегали на рынок смотреть на силача.

Мы догнали Смита и вежливо сняли перед ним шапки.

– Здорово, пареньки, - приветливо ответил он с красной пятерней сгреб с курчавой головы высокий картуз.

Стайка розовых и голубых мисс заслонила от нас Смита.

Запахло резедой и ландышами. Атласная лента скользнула у меня по носу.

– ... Мистер Элькинс произнес прелестную речь, - с жаром говорила девица в шляпе с незабудками.

– Но как жаль, что он такой старый и некрасивый. Вот если бы у него были большие черные глаза и прямой нос, как у Генри Джонса из магазина "Последние моды"...

– Вот пигалицы, - прошептал Чарлз Марден.
– Глядите, ребята, что сейчас будет!

Чарлз вытащил из кармана "лягушку" (так назывались у нас трескучие прыгающие ракеты).

– Ах!.. Ой!.. Ай!..
– завизжали девицы и рассыпались в разные стороны - "лягушка" прыгала прямо у них под ногами, трещала и бросала искры на кисейные платья.

– Ох уж эти мальчишки, - сказал Марден девицам и скорчил самую постную физиономию.

– Вечно они пристают к гуляющей публике.

Мы все вежливо поклонились и, как ни в чем не бывало, пошли дальше.

Вокруг площади как грибы выросли маленькие ресторанчики: два-три столика, четыре скамейки и огромные вывески.

САМОЕ холодное мороженое

И САМЫЕ горячие пирожки

Лучшее в АМЕРИКЕ Пиво

Прохладительные напитки

ДЕШЕВО И ВКУСНО

Но больше всего мне понравилась намалеванная яркими красками огромная пивная кружка с пышной пеной, переливающейся через край. Кружка была точь-в-точь Везувий во время извержения.

– Зайдем сюда, выпьем по кружке пива. Я угощаю.

Мы уселись на скамейки и спросили "лучшего пива в Америке".

Долговязый парень в белом переднике поставил перед нами шесть тяжелых глиняных кружек.

Пиво шипело и пенилось. Пузырьки вздувались и лопались. Горький холодок пощипывал язык.

Какой-то мальчишка остановился перед ресторанчиком и посмотрел на нас с завистью:

– Ишь, расселись, черти!

Мы потягивали пиво маленькими глотками. Приятно сидеть за столиком и поглядывать на мальчишек, шмыгающих вокруг!

Гаррис очень шикарно закинул ногу на ногу и сдвинул на затылок шляпу.

Но пива в кружках становилось все меньше и меньше, и наконец круглое дно выглянуло и заблестело, как лысина.

Я поднял кружку, запрокинул голову и вылил в рот последнюю каплю.

– Жаль, - сказал я, - было вкусно.

– Будет еще вкуснее, - сказал Марден.
– Идем к Петтинджилю есть мороженое.

Я порылся в карманах.

– У меня больше нет денег.

– Я все до цента потратил на петарды, - заявил Виткомб.

– А я на яблоки, - прибавил Бенни Уоллес.

– Бросьте, друзья, идите, если зовут, - сказал Марден.

Мы не заставили себя долго просить и отправились к Петтинджилю.

Кондитерская Петтинджиля была самая лучшая кондитерская в городе.

Хозяин ее, мистер Петтинджиль, был самый знаменитый человек в Ривермуте. Ни один свадебный обед, ни один юбилейный вечер не обходился без пломбира и тортов его изготовления.

Но не торты и пирожные прославили мистера Петтинджиля. Он был капельмейстером любительского оркестра "Ривермутских друзей музыки". И когда его кругленькая фигурка, горбатый нос и торчащий, как петушиный гребень, хохолок появлялись на эстраде, публика хлопала, не жалея ладоней.

Мистер Петтинджиль дирижировал, приподнимаясь на цыпочки и грациозно размахивая палочкой.

На репетициях эта самая палочка дробно стучала по деревянному пюпитру и угрожающе качалась перед носом зазевавшегося фагота или барабанщика. Мистер Петтинджиль был вспыльчив.

Чарлз Марден дернул дверь с надписью: "Кондитерское искусство Петтинджиля".

Серебристо зазвенел колокольчик, и мы вошли в кондитерскую.

По стенам на полках были аккуратно расставлены коробки, перевязанные розовыми и голубыми ленточками. С крышек улыбались кудрявые красавицы, прижимавшие к груди букеты роз.