Воспоминания американского школьника

– В эту тележку запрягали покойного осла Тоби, - сказал капитан Нёттер.
– В ней возили покупки с рынка. Потом Тоби умер от ревматизма, а тележка так и осталась. Колесо где-то валяется в конюшне. Почините тележку и можете забрать ее себе.

На следующий день работа закипела. Мы всей компанией принялись за починку тележки. Колесо нашлось, и я сам надел его на ось и забил молотком. Перец Виткомб починил сиденье и все проржавевшие старые гвозди заменил новенькими медными. Чарлз Марден и Уоллес притащили ведерко с краской, кисти и выкрасили тележку в ярко-желтый цвет. Генри Блэк вырезал на оглоблях все наши вензеля.

Тележка удалась на славу, и в первую же субботу мы обновили ее. Каждый притащил из дому, что мог - бутерброды, пирожки, яблоки. Мы уложили наши припасы в корзинку, поставили ее под сиденье и тронулись в путь. Только двое помещались в тележке. Остальные должны были идти пешком, и мы чередовались всю дорогу.

Вместе с нами на первую прогулку отправились два старшеклассника: Джек Гаррис и Фил Адамс. Джек Гаррис был самый сильный во всей школе и лучше всех играл в крикет. Фил Адамс плавал, как щука, и вместе со своим отцом, старым доктором, ходил на охоту. Мы были очень рады, что нам удалось подружиться со старшеклассниками. После той прогулки они так и остались в нашей компании.

Ездили мы и в лес, и на взморье, и в гости к Генри Блэку.

У матери Генри Блэка было две коровы. Генри помогал ей ходить за ними, убирал хлев и косил для коров траву. От него всегда пахло молоком и свежим сеном. Чтобы поспеть в школу, он вставал в пять часов и полтора часа месил ногами дорожную пыль.

Тетушка Эбигэйль терпеть не могла Генри Блэка. Она поджимала губы и с ужасом косилась на его толстые башмаки с присохшей к каблукам грязью.

– От этого мальчика пахнет хлевом, - говорила она.
– Он тебе совсем не пара. Его мать простая молочница.

А мне очень нравилась мать Генри Блэка. Она была толстая, веселая, кормила нас простоквашей и ватрушками и никогда не бранила за то, что мы кладем локти на стол и едим ватрушки руками.

– --------

Не было ни одного школьника, который бы не любил четвергов и суббот.

Не было ни одного школьника, который бы любил воскресенья.

Каждое воскресенье, ровно в семь часов утра, тетушка, еще прямее и чопорнее, чем всегда, вся в черном с головы до ног, словно только что похоронила родную мать, выплывала в столовую. Из других дверей выходил дедушка - тоже в черном. Тетушка поздравляла нас с праздником и усаживалась за стол.

Дедушка не расспрашивал меня об уроках. Тетушка не бранила за оторванную пуговицу. Оба сидели молча и смотрели в свои тарелки. Я с надеждой оборачивался на шаги Китти. Но и у Китти было постное лицо. Китти торжественно несла перед собой на подносе огромный праздничный кофейник, серебряный, с завитушками, похожий на кладбищенский памятник.

Тетушка разливала кофе, и мы все так же молча выпивали свои чашки.

Обычно после кофе дедушка уходил к себе в комнату. Дедушкина комната совсем не похожа на остальные - тетушкины: в ней нет ни куколок, ни салфеточек. Стены, как в каюте, обшиты деревянными дощечками, и вместо картинок на них висят географические карты; кровать железная, походная, покрыта серым пледом; на большом письменном столе сложены в две стопки толстые книги в кожаных переплетах, на камине песочные часы, компас и подзорная труба.

Но в воскресенье дедушка не уходит к себе, он вздыхает и послушно идет за тетушкой в гостиную.

Тетушка раскрывает толстую Библию в зеленом коленкоровом переплете. Она целый час читает о разгневанных пророках, уличает кого-то в прегрешениях, грозит судом и страшной карою. "Горе непокорным сынам..."

Тетушка поднимает к небу сухую руку и сурово смотрит на меня и на дедушку. Мне начинает казаться, что непокорные сыны - это мы с дедушкой. А дедушка сидит в своем кресле, голова у него покачивается. Заснул.

Ж-ж-ж...
– о стекло бьется большая муха с синей спинкой. "Ах, муха ты, муха, верно, и тебе здорово надоело слушать о пророках, которые все чего-то ругаются".

Но вот муха подобралась к форточке, нашла щелку и улетела.

"Повезло тебе, муха. Попробую-ка и я удрать".

Я тихонько встаю и на цыпочках направляюсь к двери.

– Том, ты куда?
– спрашивает тетушка и опускает свою тяжелую Библию на колени.

– Тетушка, я только за платком...

– Стыдись, Том, платок у тебя в кармане.

Дедушка вздрагивает и открывает глаза.

– Вы уже кончили, Эбигэйль?

– Нет. Сядь, Том, на свое место и слушай слово Божие. Воскресный день должен быть посвящен Богу.

Я глубоко вздыхаю и сажусь в кресло.

"Хорошо, что этому Богу достаточно одного дня в неделю".

Наконец тетушка закрывает Библию.

– Готов ли твой урок катехизиса, Том? Дедушка проводит тебя в Воскресную школу.

Ну, что же. В Воскресную школу, так в Воскресную школу. Это все-таки веселее, чем слушать тетушкино чтение.

Дедушка тоже так думает. Он быстро встает и хватает свой цилиндр.

Мы выходим на улицу.

На заборе сидит уличный мальчишка и болтает ногами. Дедушка подмигивает мне.

– Что, Том, завидно тебе? Вот его так никто не заставляет посвящать воскресный день Богу.

В школе сидят на длинных скамейках мальчики и девочки. Все прилизанные, чистенькие, в праздничных платьях и курточках. У мальчиков постные лица, а девчонки расправляют оборочки и бантики. Этим только дай нарядиться. За бантик они согласны даже катехизис зубрить.

Возле Переца Виткомба есть свободное место. Я усаживаюсь рядом с ним. Разговаривать нельзя, мы только киваем друг другу головой.

Пастор Гаукинс два часа толкует нам о спасении души, и мы слово в слово повторяем за ним, как надо вести себя и как веровать, чтобы были праведниками.

– ... Непокорных ждет Божья кара, - кончает свои объяснения пастор.
– Праведные же войдут в селения Господни. Им предстоит вечное воскресенье.

– Перец! Перец!
– толкаю я Виткомба в бок.
– Никогда не будем спасать свои души. Ты только подумай: вечное воскресенье! Уж лучше прыгать у чертей на раскаленной сковородке.

7

Приближалось четвертое июля.

Четвертое июля - день независимости Америки.

В этот день во всех городах дома украшены флагами. Вечером в окнах и на балконах зажигаются плошки; с треском лопаются ракеты и рассыпаются в небе голубыми, красными, зелеными звездами.

За целую неделю до праздника вся наша школа сошла с ума. Никто из мальчиков не мог думать ни о чем другом, кроме петард, римских свечей и пистонов.

Пересчитывали свои карманные деньги, обсуждали, где продается лучший фейерверк, как достать побольше пороху.