Воспоминания
Шрифт:
Живя на своих яхтах, стоящих в водах нейтральной Дании, вдали от европейских раздоров, они проводили счастливые три недели в атмосфере взаимного обожания и взаимного поощрения. Сам король Эдуард в то время подчинялся правилу «никакой политики». В течение трех недель никто не позволял себе даже намека на русско-британские разногласия, способные расстроить двух радостных дам. Должно быть, он огорчался из-за необходимости часами сидеть за столом, а не проводить импровизированные международные конференции, но тайные договоры не обсуждают на детских утренниках, тем более в присутствии двух седовласых девочек.
На обедах и ужинах присутствовали дети всех возрастов. Ничто, кроме смерти, не могло помешать участвовать в весенних копенгагенских встречах. Оглядываясь назад, я вижу
55
Георгий и Михаил – младшие братья Николая II.
Все мы собирались в святилище двух матриархов, которые сидели на противоположных концах длинного стола. Высокие прически, прямые спины, торжественное выражение лиц. Они наблюдали за раздачей «сюрпризов» детям и благожелательно улыбались взрослым. Их улыбки словно говорили: «Вот видите, имея дело с родственниками, легко забыть о существовании дипломатических канцелярий! Кровь гуще тайных договоров».
На что бы ни намекали их слова и улыбки, они никогда не говорили банальностей. Обе обладали редкой искренностью, благодаря которой в их устах даже старые пословицы не звучали избито или обидно. Когда, положив руку на рукав своего внушительного зятя, императора Александра III, Александра предполагала, что главным качеством в отношениях великих держав должна стать доброжелательность, он кивал и почти с воодушевлением говорил:
– Ты права.
Любого другого за подобный совет он послал бы в нокаут!
Для того чтобы вычеркнуть весенние копенгагенские встречи из календаря европейских монархов, понадобилась мировая война. Весной 1924 года, когда я в последний раз поднялся на яхту королевы Александры после десяти пропущенных лет, я пожалел, что приехал. Одно дело – просто знать, что большинство сидевших за длинным столом умерли; и совсем другое – видеть пустоту в столовой и слушать тишину на яхте.
– Как в старые добрые времена, – сказала моя теща и героически улыбнулась.
О старых добрых временах не напоминало ничего, кроме присутствия двух сияющих улыбками сестер. Король Георг, королева Мария и их дети не могли приехать из Лондона. Кронпринцессу Германии по-прежнему считали «врагом»; естественно, она не могла приехать. Дети моей свояченицы, великой княгини Ольги [56] , сидели на тех местах, где раньше сидели их кузины, дочери покойного дяди Ники.
– Давайте сыграем в палубный теннис, – предложил я им и выбежал вон.
Они последовали за мной, исполненные любопытства и легкого скепсиса.
56
Тихон (1917 г. р.) и Гурий (1919 г. р.) Куликовские – дети Ольги Александровны от ее второго (морганатического) брака с ротмистром Н.А. Куликовским.
– Ты умеешь играть в теннис, дядя Сандро?
– О да, – ответил я, – мы всегда играли в теннис здесь, на палубе.
– Царь тоже любил играть?
– Очень любил.
Они с вашим покойным британским дядей, герцогом Кларенсом, были нашими чемпионами.– Вы умеете плавать?
– Да. Видите тот британский эсминец? – Я показал на то место, примерно в полумиле от нас, которое в прошлом было зарезервировано для русской императорской яхты. – Раньше мы доплывали до того места, выпивали по стакану молока и плыли обратно.
– Разве на эсминцах продают молоко?
– Нет, – ответил я, – в то время там стоял другой корабль. Русский.
Дети зашептались, бросая на меня вопросительные взгляды. – В чем дело? – спросил я.
– Дядя Сандро, – сказал самый старший мальчик, – нам интересно, трудно ли было вам с дядей Ники получать разрешение, чтобы приезжать сюда.
– Разрешение? Что вы имеете в виду?
– Разве вчера ты не рассказывал маме, что вы провели несколько дней в датском консульстве в Париже, пытаясь получить визу?
– Да, верно, – согласился я. – Но, видите ли, датский консул в Санкт-Петербурге довольно хорошо нас знал.
У меня ушло бы довольно много времени, чтобы объяснить моим юным племянникам, что русский царь и его родственники не привыкли путешествовать с паспортами. Рожденные после революции в Копенгагене, где их мать жила в самых скромных условиях [57] , они не сомневались, что все русские до единого всегда считались в Дании персонами нон грата.
57
Неточность автора: дети Ольги Александровны родились в России: Тихон в Крыму, а Гурий – на Кубани.
Трудно осознать, что обеим сестрам, когда они умерли, было всего по восемьдесят лет. Они пережили столько эпох, империй и политиков, что кажется, будто им было лет по двести.
Когда они уехали из родной Дании, Дизраэли считали старательным выскочкой, а лучшие европейские стратеги предсказывали победу генералу Роберту Э. Ли [58] .
В день смерти Марии Уинстон Черчилль опубликовал четвертый том своих мемуаров, а американские банкиры пытались разрешить задачу европейских репараций.
58
Э. Ли – главнокомандующий армией южной Конфедерации в Гражданской войне в США, один из самых талантливых военачальников в этом конфликте, одержал ряд громких побед над северянами. Однако в войне победил Союз (север), в 1865 г. армия генерала Ли капитулировала перед армией северян под командованием У. Гранта.
До самого конца сестры говорили о короле Георге, как будто он был еще мальчиком («Всегда забывает надеть теплый плащ»), а при упоминании Бисмарка обе морщили красивые лица («Знаешь, эти прусские юнкеры такие грубияны!»). Нет, им не нужно было напоминать основные события европейской истории и точный возраст их детей и друзей, но, проведя жизнь словно на сцене, в бесконечной театральной постановке, они не считали нужным проводить различия между вчера и завтра.
Старший сын Александры, герцог Кларенс, умер в 1892 году. Второй сын Марии, великий князь Георгий Александрович, скончался от туберкулеза в 1899 году. Король Эдуард скончался в 1909 году. Царя и его семью убили в 1918 году. Даты различались, но даты никогда не имели значения, только факт четырех трагедий, только осознание потери.
– Какое счастье, – говорила Александра, – моя сестра отказывается поверить в то, что Ники мертв.
На самом деле она имела в виду другое: жаль, что сама она не сомневается в смерти своего мужа и любимого сына.
– Какой гармоничной и красивой была ваша жизнь! – сказал я ей однажды. – У вас на глазах Великобритания стала самым влиятельным государством на свете. Вы были свидетельницей высших побед вашего мужа и вашего второго сына. Вы самая любимая женщина во всей Британской империи, а ваш внук – кумир всего мира.