Воспоминания

Их не останавливало отсутствие необходимого оборотного капитала. Есть что-то откровенно убедительное в доводах человека, который говорит по-французски с русским акцентом; им охотно давали кредит. Они подозревали, пусть и смутно, что союзническая полиция в Константинополе, парижские домовладельцы и нью-йоркские федеральные агенты во времена сухого закона выкачают из них все деньги, но конечный результат был для них не важен. По крайней мере, какое-то время им хотелось вернуться в прежнюю приятную атмосферу, чокаться бокалами, слушать цыган… пусть даже бокалы приходилось покупать в «Вулворте», а цыган заказывать в Бруклине. Опыт оказался волнующим. За исключением полудюжины профессиональных русских рестораторов, которые пополнили ряды изгнанников гораздо позже, никто из самозваных поставщиков начала 1920-х годов не продержался за кассой и полугода. Генералы и полковники снова гуляли по рю Рояль и заглядывали в полуоткрытую дверь прославленного ресторана «Ларю»; понадобились настоящие официанты и настоящие повара, чтобы познакомить западный мир с котлетой по-киевски.

По прошествии тринадцати лет настроения двух миллионов мечтателей, которые вначале думали, что их трудности решены в тот миг, когда они бежали от красных разъездов, сильно изменились. Конечно, они по-прежнему мечтают о «возвращении» и по-прежнему настаивают, что в Москве все время держат под парами поезд для бегства Сталина, но они распаковали чемоданы и осели. Подавляющее большинство занялось физическим трудом. Некоторым удалось применить свое профессиональное образование и дореволюционный опыт. Немногие добились славы как художники. Кому-то удается успешно эксплуатировать свою внешность и титулы. Кто-то встал на путь порока; во многом из-за них средние американцы отзываются о русских беженцах насмешливо-презрительно.

Как бы там ни было, для представителей народа, который славится непрактичностью и склонностью постоянно откладывать дела, они устроились сравнительно неплохо. Едва ли британцы или американцы устроились бы лучше, если бы столкнулись с такими же препятствиями и подверглись таким же ударам судьбы. Слушая жалобы моих друзей с Уолл-стрит, чей доход сократился из-за Великой депрессии, я часто гадаю, как бы вели себя они сами, их жены и дети, если бы им пришлось бежать из страны в чем есть, лишь с одной сменой белья. Сумели бы они найти для себя место в чужой стране, выучить язык, смириться с насмешками и унижением и начать жизнь заново? Вопрос, конечно, грубый, но иначе невозможно в полной мере оценить достижения русских беженцев. К тому же нью-йоркский банкир, лишенный денег и очутившийся где-нибудь в Родезии, находится в гораздо лучшем положении, чем его русский брат по несчастью, который эмигрировал в Америку, так как африканские туземцы обладают до некоторой степени врожденным уважением ко всем белым людям.

4

Как будто для того, чтобы угодить историкам-марксистам, беженцы выбирали место постоянного жительства, руководствуясь не мимолетными капризами и не решением, принятым наспех, но вполне серьезными мотивами. Как ни трудно было получить визы и оплатить цену трансатлантического рейса, каким-то образом все мошенники перебрались в Соединенные Штаты. Я не хочу сказать, что все русские, которые эмигрировали в Соединенные Штаты, – мошенники, но я убежден, что ни одна другая страна мира не привлекала такого количества русских мошенников. Вначале меня удивляло, что Франция, с ее курортами, на которых процветают азартные игры и не иссякает поток легковерных туристов, не привлекала самых предприимчивых эмигрантов, в то время как Америку, страну, где собственных шулеров и мошенников было в избытке, должны были предпочитать авантюристы и самозванцы. Позже мне удалось разгадать эту загадку. Несмотря на то что французы напоминают американцев в своей склонности пнуть упавшего, они делают это изящнее. В девяноста девяти случаев из ста образованный русский, который ищет места во Франции, получает даже меньше поощрения, чем в Соединенных Штатах, однако он имеет право упоминать свои былые достижения, и его достижения признаются. Возможно, видного ученого-юриста, который преподавал международное право в Санкт-Петербургском университете, не приняли на работу в Сорбонну, но его имя известно французским коллегам, которые читали его книги. Они отличают его от невежественного иммигранта из Одессы, который начинал с мытья стекол, а закончил тем, что купил целый квартал многоквартирных домов. Я не хочу сказать, что французы не боготворят деньги и не страшатся бедности. Различие в том, что средний француз думает о русских на основе воспоминаний о людях, которых он видел и встречал до войны. В то же время средний американец знает о русских либо по уличным сценам в Нижнем Ист-Сайде, либо по представлениям кабаре Chauve Souris на Бродвее [7] . Ужиная в русском ресторане в Париже, француз понимающе улыбается. Он сознает, что, подобно «опасным апашам» и обозрению «Ла Ви Паризьен», дрянные цыганские песни и статные швейцары, одетые как кавказские горцы, появились исключительно для того, чтобы удовлетворить «американскому вкусу», и ни в коем случае не олицетворяют собой ни прошлое, ни настоящее, ни будущее России. Но когда американец приходит в русский ночной клуб в Нью-Йорке или Чикаго, за свои деньги он неизменно пытается получить нечто большее. Он немедленно спрашивает, в самом ли деле официантка, которая подает ему сэндвич с курицей, – княжна, и в самом ли деле швейцар, который распахивает перед ним дверцу такси, – генерал. Не получив утвердительного ответа, он подозревает, что его обманули за его три доллара. Если ему скажут, что девушка – самая обыкновенная официантка, а швейцар служил в московском ресторане до того самого августовского дня 1914 года, когда стал солдатом, одним из 15 миллионов русских солдат, и что на самом деле, за исключением рожденных в Америке «цыган», которые не владеют никакой профессией, все работники ночного клуба служили в ресторанах еще во временах битвы за Манилу… иными словами, если американцу скажут правду, скорее всего, он выйдет из клуба в гневе и больше не вернется.

7

Театр-кабаре «Летучая мышь» был основан Н.Ф. Балиевым в Москве в 1908 г.; после отъезда из революционной России его театральная компания Chauve Souris с успехом выступала на Бродвее.

К счастью для всех заинтересованных сторон, посетителям, как правило, отвечают утвердительно. Не нужно особого красноречия, чтобы убедить «генерала» продать свой серебряный кортик, «подарок покойного царя». Бедняга с радостью расстанется с надоевшей вещицей и потому, что боится ее, так как никогда не держал в руках оружия, пока не приехал в Америку, и потому, что его откровенно тошнит от повторения одной и той же лжи по многу раз за ночь. Весьма поучительно заметить: ни один роскошный русский ресторан не имеет успеха в Америке, если не наделяет официанток титулами и не заставляет артистов рядиться в нелепые костюмы. В числе прогоревших был и ресторан, открытый знаменитым петербургским шеф-поваром, признанным во всей Европе, поскольку он занял второе место после Эскофье [8] . Его кухня была превосходна, и развлекал он гостей со вкусом, однако его служащим хватило глупости признавать свое простое происхождение и отрицать, что они видели царя ближе, чем с расстояния в пять миль.

8

Ж.О. Эскофье (1846–1935) – французский ресторатор, критик, кулинарный писатель, популяризатор французской кухни, удостоенный титула «короля поваров и повара королей».

Напрасно я предупреждал его: никто не одобрит такие вольности в стране, где даже бродвейские актрисы уверяют публику в своей «личной дружбе» с покойной царицей. Сам ресторатор сводил все разговоры с посетителями к обсуждению соусов и блюд. Он продержался шесть недель.

Кстати, в юности он служил поваром на кухне в Царскосельском дворце.

5

Мало-помалу – перемещения беженцев заняли первые десять лет изгнания – каждая страна в мире получила тип, наиболее подходящий своим условиям. Южноамериканские страны привлекали людей, которые любили заниматься сельским хозяйством, а также военных. Они хотели служить в императорской гвардии или в охране какого-нибудь неутомимого претендента на пост президента. Бывшие дипломаты и бывшие банкиры довольно хорошо вписались в то, что осталось от эдвардианского общества в Англии; они, конечно, испытывали шок на черно-белых приемах в салонах Мейфэра, но сознание того, что Карлтон-клуб остается на своем обычном месте и что причуды Монтегю Нормана [9] по-прежнему развлекают публику, помогает им переварить присутствие Рамси Макдональда [10] на Даунинг-стрит и правление Ноэла Кауарда [11] на Пикадилли. Неизменные удобства британской жизни лечили их русскую истерию. В самом деле, утешительно открывать утренние газеты за завтраком и понимать, что Лондон остается все тем же ворчливым, грубым Лондоном, где каждый политик по-прежнему пророчествует о судьбах империи в классической чемберленовской манере, лорд Ротермир [12] с пеной у рта раздувает скандалы на страницах своей распухшей «Дейли мейл», как в былые времена, Бернард Шоу по-прежнему показывает язык далекой Америке, а колонка советов читателям в почтенной «Таймс» по-прежнему печатает бодрые новости о всепрощающих Ричардах и Джоан, которые хотят начать все сначала. Русские в Лондоне стали такими трепетными и поразительными англичанами, что, разговаривая с ними, трудно поверить, что на другой стороне Ла-Манша, менее чем в трех часах лета, можно найти сотни тысяч их соотечественников, которые продолжают размышлять об «истинном лице» революции и праве государства убивать.

9

Монтегю Норман (1871–1950) – британский банкир, управляющий Банком Англии в 1920–1940 гг. Участвовал в Англо-бурской войне; считается, что приобрел на войне психическое расстройство.

10

Рамси Макдональд (1866–1937) – британский политический и государственный деятель. Дважды занимал пост премьер-министра Великобритании (1924 и 1929–1934).

11

Ноэл Кауард (1899–1973) – английский драматург, актер, сценарист, режиссер, композитор и певец.

12

Лорд Ротермир (1868–1940) – британский издатель, владелец Associated Newspapers Ltd.

Как правило, русские мошенники плохо приживаются в Англии. Тамошние журналисты имеют неприятную привычку сверяться с «Готским альманахом»; старейшие члены лучших клубов даже после десятой порции виски с содовой могут назвать имя младшего сына троюродного брата того русского князя, который раньше, в 1870-х годах, жил на Керзон-стрит. Кроме того, многие британцы часто посещали Россию до войны и останавливались не только в придорожных гостиницах. Еще ни один британец не просил меня подтвердить подлинность того или иного «князя» или «графа». Все в Англии, в том числе газетчики, понимают, что даже подлинные носители высоких русских титулов никогда не являлись подлинной «знатью» и не были связаны с императорской семьей, но были просто потомками простолюдинов, возвысившихся благодаря каким-то услугам, оказанным верховной власти. Поистине, только человек, который хочет быть обманутым, не способен отличить откровенного самозванца от человека, выросшего в более или менее возвышенной обстановке. Вот почему в самом начале моего изгнания я никогда не отвечал на расспросы о подлинности тех или иных титулов. Я по-прежнему получаю сотни таких запросов. Все они идут из Америки и от американцев. Все они без исключения делаются людьми, которым следовало быть умнее.

– Вы должны мне сказать, – обратилась ко мне недавно одна американка, которая всю жизнь провела между Вандомской площадью и «Ритцем», – в самом ли деле князь Х. – принц!

– Я ничего вам не скажу, – ответил я. – Я не бюро информации. Почему бы вашему мужу не навести о нем справки? В конце концов, «князь» – не южноамериканский заем. Вам не придется продавать его вдовам и сиротам.

– Ах, вы не понимаете! – воскликнула дама. – Он нравится и мне, и моему мужу, и моей дочери…

– Отлично, – ответил я, – чего же вам еще?

– Но настоящий ли он князь, то есть принц?

– По тому южноамериканскому займу, который распространяет ваш муж, выплачивают проценты?

– Не вижу связи.

– А я вижу, – возразил я. – Человек, который так много знает о том, что произойдет в Южной Америке в ближайшие девяносто девять лет, должен хоть немного разбираться и в русских князьях.

– Как бы вам понравилось, – с кривой улыбкой заметила она, – если бы кто-то из ваших сыновей собрался жениться на американке, а кто-то из ваших родственников отказался свидетельствовать о его подлинности?

– Мне не нужно об этом беспокоиться. Слава богу, все шестеро моих сыновей женились на русских беженках без гроша в кармане. Им не нужно слушать ерунду о несчастной наследнице, которая любила хорошего американского юношу, но вышла замуж за порочного титулованного иностранца.

– Сколько в вас злости!

– Вовсе нет. Я просто верю в закон спроса и предложения. Вы, американцы, всегда охотились на принцев и графов. Что ж, теперь вы их получили – их тысячи. Чего же еще вы хотите?

6

Среди многих блестящих коротких рассказов, написанных покойным Жюлем Леконтом [13] , есть один мой любимый. Будь я министром образования России, я бы приказал печатать его на первых страницах учебников для чтения. Речь в нем идет о проститутке, которая всю ночь ходит по Большим бульварам в тщетных поисках клиента. Наконец, перед самым рассветом, она видит господина, который улыбается ей и как будто готов начать переговоры.

– Мужчине плохо одному, – пылко произносит она и собирается предложить свою руку, но встречный начинает говорить. Какое-то время она слушает, а потом вздыхает: – Ну надо же, как мне не повезло! Встретить русского, да еще в такой час!

13

Ж. Леконт (1810–1864) – французский писатель.