Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть

На тот момент, казалось, все вопросы улажены, но это был лишь первый из двух этапов в процессе престолонаследия. Потому что в 747 г., на следующий год после резни в Канштате (она известна под таким названием) Карломан принял необычное решение уйти с политической арены Франкии и направиться в Рим для блага своей души (но не для того, чтобы стать монахом). Было ли это каким-то образом связано с Канштатом, узнать невозможно. Например, предполагалось, что он был полон раскаяния. Возможно, но альтернативный сценарий состоял в том, что массовая резня и финансовые перераспределения могли вызвать самые теплые чувства лояльности по отношению к нему и его роду в момент, когда он планировал исчезнуть. Ведь план Карломана состоял в том, что его преемником должен был стать его сын Дрого, и, чтобы все получилось – как на своем горьком опыте узнала Плектруда в 715 г., – требовалось согласие подавляющего большинства военной аристократии.

Сначала все казалось безоблачным. Карломан поспешил в Рим, и имеются документы 747–748 гг., наводящие на мысль о том, что Пипин изначально правил достаточно мирно вместе со своим племянником Дрого. Оба, по крайней мере, провели церковные соборы, посвященные реформе (чрезвычайно значимый момент, к которому мы вернемся в части 4). Но затем политика франков изменилась навсегда. Совершенно без помпы или даже объяснений в источниках Пипин внезапно становится – сам – королем франков, после того как, вероятно, в 751 г. состоялась церемония одобрения того или иного рода (хотя это вполне могло быть и в 752 г.). По поводу такого крупного, разрушительного события, как свержение с престола последнего Меровинга и коронация первого монарха из династии Каролингов, можно было ожидать, что поднимется большой шум (в историческом смысле). Тот факт, что этого не случилось и что в некоторых местах наши источники предлагают несколько противоречивые рассказы о случившемся, говорит красноречивее всяких слов. Восхождение Пипина на королевский престол потребовало значительного отстаивания своих прав с его стороны, которое происходило – и это, возможно, смущающий момент – непосредственно за счет других близких членов его семьи.

Этот процесс начался в конце 748 г., когда Дрого исчезает из наших источников. В апреле того года жена Пипина Бетрада родила первого сына Пипина – будущего Карла Великого, и некоторые задавались вопросом, не является ли это рождение знаменательным моментом в развитии расчетов Пипина, дающим ему очевидную причину устранить своего племянника со сцены. Лично я считаю, что Пипин не мог предпринять ничего против Дрого, пока сначала не подготовил почву, наладив нужные связи с достаточным числом бывших главных сторонников своего брата. Когда пришел момент выбирать, стали бы люди его отца сражаться за Дрого или приняли бы Пипина своим вождем? Похоже, что Пипин сделал свое дело весьма хорошо, так как нет никаких письменных свидетельств какого-либо крупного конфликта в 749–750 гг., и я подозреваю, что настоящая гражданская война – как бы она ни усложняла все – проникла бы на страницы исторических документов. По-видимому, у Дрого было достаточно поддержки, чтобы держаться подальше от лап Пипина, но недостаточно для того, чтобы противостоять ему на поле боя, а кто-то другой воспользовался случаем, чтобы еще больше мутить воду, помогая Грифо совершить побег из-под стражи.

Но всего этого было недостаточно, чтобы помешать победившей политической партии Пипина идти к конечному пункту назначения. Более поздние источники раздувают полученный положительный ответ на письмо, отправленное «франками» папе римскому, в котором они спрашивали, должен ли носить королевский титул человек, обладающий реальной властью, или человек, ее не имеющий, – «ноль без палочки». Но неясно, было ли такое письмо вообще отправлено (есть противоречия в рассказах), а как миф оно оказалось отличным средством нанести слой божественного предопределения и законности поверх агрессивного самоутверждения во власти Пипина. Изначально коронация Пипина в 751–752 гг. считалась чисто франкским мероприятием, которое могло или не могло быть связано с миропомазанием, как в Ветхом Завете. И только потом привлекли папу римского, чтобы добавить его благословение. У папы римского Стефана были свои причины, чтобы поехать во Франкию в 753–754 гг., как мы вскоре увидим, но для Пипина все это пришлось кстати. Вторую церемонию провели в 754 г., и она уж точно включала миропомазание, что помогло поставить последние точки над «i». В 753 г., когда папа римский был в пути, Дрого и его так и не названного по имени младшего брата окончательно и бесповоротно взяли под стражу, а Грифо убили. Сам Карломан тоже вернулся во Франкию вслед за папой, но был сразу же отправлен в монастырь, где и умер в 755 г.

Последняя поездка Карломана породила бесконечные предположения. Пытался ли он спасти своего сына? Есть также сообщение более позднего периода о том, что он приехал как эмиссар по поручению лангобардов. Но после коронации Пипина для Дрого не оставалось пути назад к разделению власти, и я сильно подозреваю, что возвращения Карломана во Франкию потребовал Пипин, что было частью цены за союз, который папа пытался сколотить. Ведь, избавившись от своего отпрыска, Карломан представлял собой последний нерешенный вопрос, который Пипин не захотел бы таковым оставить. Возможно, возвращение Карломана стало ценой, которую нужно было заплатить, – только так он мог гарантировать своему сыну жизнь до конца его дней в монастыре (как, по-видимому, он и сделал), чтобы тот не разделил судьбу убитого Грифо. Так или иначе, визит папы был не более чем полезная сахарная глазурь на франкском пироге, и большинство (или достаточное число) сторонников Карломана согласились прибыть на церемонию [205] .

205

О государственном перевороте Пипина (со всеми ссылками на массу научной литературы) см., напр.: Маккиттерик (1983), с. 2; Фуракр (2005); Маккиттерик (2008), 71 и далее; Костамбис и др. (2011), 51 и далее.

На этом род австразийских мажордомов официально утвердил свое восхождение к королевской власти. Карл Мартелл удалил оппозицию, поместив свой род на пьедестал, стоящий выше тех, кто был ему ровней в других ключевых регионах Франкии. Политическое же маневрирование Пипина помогло достичь естественного завершения карьеры его отца: Каролинги, а не Меровинги теперь поставляли королей для франков.

Дар Карла Великого

Подобно двум предыдущим попыткам возрождения Западной Римской империи, дух случайности витает над событиями, ведущими к дню Рождества Христова 800 г. Нет никаких признаков того, что Пипин питал даже малейшие имперские амбиции, и много случайностей должно было совпасть, прежде чем эта мысль обрела форму для его сына. Но тем не менее верно, что причины, которые заставили папу Стефана с готовностью поехать во Франкию, чтобы сыграть свою роль статиста во втором церемониальном воплощении обретения Пипином королевской мантии, составляют ключевой фон для получения Карлом Великим императорского титула.

Своими корнями они уходят в события, имевшие место более двух тысяч километров на восток. Как мы уже видели в четвертой главе, первый раунд мусульманских завоеваний в середине VII в. лишил Восточную Римскую империю ее самых богатых средне– и ближневосточных владений и понизил ее статус с мировой державы до региональной. Но это был еще не конец ее трудностей. Конфликт с халифатом снова усилился с 690-х – начала 700-х гг., и столица империи в 717–718 гг. видела осаждающие ее войска мусульман. Она выстояла, но чудом, и дальнейшие ослабляющие потери в Малой Азии последовали в 720-х и 730-х гг. Восточный фронт просто должен был стать приоритетным для Константинополя, который не имел военной или экономической возможности заниматься еще и значительными частями Италии, оставшимися под его контролем сразу же после вторжения лангобардов. Как мы более подробно рассмотрим в главе 7, это и позволило региону вокруг Рима стать под властью папы независимым государством, получившим название Республика Святого Петра, и побудило королей лангобардов к еще большей экспансии на полуострове.

Изначально папа римский обнаружил, что союза с независимым герцогом лангобардов Сполето достаточно, чтобы отбиваться от монархии лангобардов на севере, но к 740-м гг. папа Захарий был вынужден напрямую вести дела с ними, ведя мирные переговоры (за счет некоторых территориальных уступок) с королем Лиутпрандом (712–744). Но по мере того как положение Византии продолжало ослабляться, к 751 г. – когда Пипин стал коронованным королем – преемник Лиутпранда Айстульф победоносно вступил в Равенну и соседнее герцогство Пентаполис (на базе пяти городов, расположенных на адриатическом побережье между Римини и Анконой: карта 12, с. 295). Войска Айстульфа также вступили на Истрийский полуостров и уже заключили сепаратный мир с венецианцами. Тогда его глаза жадно обратились в сторону Рима [206] .

206

О потерях Византии см.: Манго (1977а); Уиттоу (1996), 82 и далее. Труды, приведенные в примечании 11, тоже предоставляют хорошие отчеты об экспансии лангобардов в VIII в.

Именно эта новая стратегическая ситуация отправила папу Стефана в путь во Франкию в 753 г. Радуясь уменьшению влияния Константинополя, он тем не менее не хотел, чтобы господство Византии было заменено господством монархов лангобардов. На его взгляд, франки являлись очевидным противовесом честолюбивым устремлениям лангобардов, а так как Пипин хотел получить от папы официальное благословение своих действий, он был готов сыграть предписанную роль, но отчасти. И в 755, и 756 гг. он провел свои армии через Альпы и осадил короля лангобардов в его столице Павии. В 755 г. Айстульф согласился передать папе власть над территориями старого экзархата и Пентаполиса. Однако как только Пипин отправился на родину, Айстульф не сдержал слова и начал свою собственную осаду Рима. Поэтому Пипин возвратился, чтобы повторить все ту же рутину с Павией со схожим исходом. Айстульф опять согласился на ту же самую сделку (как поступит и его преемник Дезидерий в 757 г.), и Пипин вернулся во Франкию, чтобы решить более насущные вопросы.

И на все оставшиеся годы правления Пипина ситуация на том и замерла. Ничто не было сделано, чтобы осуществить согласованную передачу активов, и монархия Ломбардии с явным удовлетворением оставила Рим в покое, так что на территории поствизантийской Северной и Центральной Италии установилось новое равновесие. Это устраивало Пипина и его магнатов, которым гораздо более интересны были их собственные дела. Оставив в стороне старую войну с саксами (как в 753 и 758 гг.), Пипин все оставшиеся годы своего правления фокусировал внимание на том, чтобы добиться контроля над Галлией. В 752–759 гг. он провел ряд успешных военных походов с целью подчинения ему старой вестготской провинции Септимании, которая теперь находилась под управлением мусульман. Затем его внимание обратилось к Аквитании, которая в VI в. хотя и была частью королевства Меровингов, но сильный герцогский род все же добился независимости в начале VIII в. Начиная с 759 г. Пипин неутомимо «работал» в Аквитании до тех пор, пока после ряда поражений тогдашний герцог Вейфер (внук Эвдо, с которым Карл Мартелл сражался у Пуатье в 732 г.) не был убит кем-то из своих людей в 768 г. Поэтому борьба быстро приближалась к своему концу, когда в сентябре 768 г. умер сам Пипин – по-видимому, неожиданно. Это стало для сына Вейфера Гунальда проблеском надежды. Что гораздо важнее, того и гляди, должна была начаться новая сага о наследственном праве, которая привяжет Каролингов к папской власти и в конечном счете породит их претензии на трон Западной Римской империи [207] .

207

События в Италии: Нобл (1984), 71 и далее; ср. переводы и отличное знакомство с жизнью значимых пап римских у Дэвиса (1992); особенно 92–95. Пипин и Франкия: Маккиттерик (1983), 45–53; Костамбис и др. (2011), 57–65.

Смерть Пипина не послужила поводом бросить какой-либо вызов роду Каролингов внутри Франкии, и власть плавно перешла к его двум сыновьям Карлу и Карломану. Но семейная традиция братских отношений сохранилась, и через год два брата уже оказались на ножах. Поэтому после первоначальной демонстрации солидарности Карлу была предоставлена возможность прикончить Гунальда Аквитанского в одиночку в 769 г., а тем временем его мать пыталась устроить брачный союз между ним и дочерью (возможно, ее звали Герперга) короля лангобардов Дезидерия. Другая дочь этого короля вышла замуж за герцога Баварского, так что этот брак выглядит так, словно он должен был скрепить союз Карла, лангобардов и баварцев, который оставил за скобками – и, значит, под угрозой – Карломана (карта 11, с. 278). Два брата имели одних и тех же родителей, так что здесь, по-видимому, не мачеха вроде Плектруды продвигала своего любимчика. Более поздние источники изображают Карломана упрямым, жалеющим себя и легко поддающимся на лесть человеком, так что она, возможно, руководствовалась здравым, пусть и безжалостным, анализом в отношении того, кто из ее сыновей был более способен стать королем (тем же, наряду с вопросами жадности и эгоизма, руководствовались главные аристократы, делавшие свой политический выбор). Но все эти характеристики были даны через много лет после смерти Карломана. Он не был единственным человеком, почувствовавшим угрозу. Переговоры о браке также вызвали появление на свет сохранившихся до наших дней писем из Рима, в которых папа Стефан нервничает ввиду перспективы брачного союза между одним из франкских королей и лангобардами, которые по-прежнему угрожали папскими территориями и не выполнили еще ни одного из обещаний, записанных в договорах 750-х гг.