Война этажерок

В итоге недолгих раздумий в Млаву отправили аэроплан с приказом начать перевозку не только бомб, но и флешетт, запас которых в свое время успели несколько пополнить, собрав на полях сражений с десяток тысяч из числа ранее сброшенных, благо ложились они кучно. Пусть эти стальные стрелки оказались куда менее эффективны, чем того хотелось бы, но, в отличие от бомб, при их производстве не требовалась дефицитная взрывчатка и потому наклепать их было куда проще. Но даже в этом случае флешетта влетала в копеечку. Точнее в десять копеек. Каждая.

Второй налет на вокзал решили провести на бреющем полете, чтобы противник не успел разбежаться или спрятаться по зданиям да канавам. Три тройки, в каждой из которых ведущим выступал наиболее опытный пилот, пронеслись над скоплениями солдат только-только собранных командирами в роты, и следом за ними прошел натуральный стальной дождь. Не только бомб, но и топлива оставалось в обрез и потому третий «массированный» налет мог и не состояться, отчего и было принято решение, на сей раз подвесит на все аэропланы контейнеры с флешеттами. Все же с такой плотностью размещения солдат, каковая наблюдалась в округе вокзала Алленштейна, эти, с первого взгляда, детские игрушки, напоминающие несколько увеличенные дротики для дартса, обещали собрать неплохой урожай жизней. Что, собственно, и произошло, лишив 3-ю резервную дивизию еще полутора сотен солдат и офицеров. А после того как отбомбившиеся У-2 увели на аэродром своих армейских коллег по цеху, оба штурмовика продолжили геноцид немецкой армии из курсовых пулеметов.

Третий вылет делали уже после полудня и только парой штурмовиков, избрав основной целью подвижной состав. К сожалению, бомб оставалось всего ничего, а высланная утром транспортная колонна еще даже не добралась до Млавы, что заставляло Егора сдерживать свои порывы. Но и полностью прекратить терроризировать немецкие части он себе позволить не мог, отчего оба У-2 были высланы охотиться на артиллерию, а он с Тимофеем в очередной раз наведались в Алленштейн. Вновь подойдя на бреющем и высыпав на как раз подтянувшийся к вокзалу состав шестнадцать небольших бомб, сделанных из старых 107-мм снарядов, они постарались как можно скорее опустошить пулеметные ленты и диски, но были вынуждены ретироваться, попав под зенитный обстрел. Мало того, что по ним все чаще принялась палить успевшая натерпеться пехота, так еще, наконец, прибыли две самоходные зенитки. Вообще им следовало двигаться дальше — на соединение с основными силами XX корпуса, но, прибыв на станцию разгрузки, обе были оставлены приказом генерала Шольца для защиты Алленштейна. Железная дорога и так не справлялась с навалившейся на нее работой, а тут еще русские принялись громить важнейший транспортный узел. Кстати, по этой же причине все четыре аэроплана 5-го крепостного авиаотряда попеременно вылетали на прикрытие вокзала, но так и не встретились в воздухе в русскими визави. Не встретились в этот день. Но нахождение на одном участке фронта просто обязывало их вскорости столкнуться и выяснить, кто же является хозяином небес.

На удивление, в противовес всем предыдущим дням, 25-е августа выдалось донельзя спокойным. Лишь конные разъезды обеих сторон время от времени встречались друг с другом, но в серьезные столкновения не вступали и, выпустив в противника несколько пуль, разрывали контакт. Пожалуй, можно было сказать, что данному факту были рады все без исключения. Изрядно потрудившиеся авиаторы также вознесли хвалу Господу за такой подарок, как один день отдыха и с превеликим удовольствием завалились спасть сразу же после завтрака. Лишь пара машин 15-го КАО вылетели на разведку, но уже вскоре вернулись ни с чем. Точнее никаких новых телодвижений противник на центральном фронте наступления 2-й армии не предпринимал, продолжая накапливать силы близ Алленштейна. Зато активизировались немецкие тыловики, и многие дороги оказались насыщены транспортными колоннами подвозящими войскам продовольствие и боеприпасы. Штабс-капитан Вальницкий один раз даже наблюдал, как на подобную колонну, состоящую из полудюжины грузовиков, налетела казачья сотня. Впрочем, немногочисленная немецкая кавалерия также порой озорничала в тылах русских войск, отчего и приходилось постоянно оставлять позади, то взвод, то роту, для охраны особо важных объектов или мест сосредоточения пленных.

Удостоверившись, что ничего смертельного в ближайшее время случиться не сможет, Егор в приказном порядке загнал всю технику в ремонт и сам принялся помогать механикам с приведением в божеский вид его потрудившегося ШБ-1. Вот уж кому, а механикам всю последнюю неделю действительно приходилось работать на износ, выкраивая на сон от силы часов пять, если не меньше. Днем — подготовка аэропланов к вылетам и латание на скорую руку привезенных ими повреждений. Ночью — полная проверка машин и прочистка, а то и переборка, двигателей и топливной системы. А после того как сбили аэроплан Орлова, добавилась головная боль по восстановлению хотя бы планера, раз уж двигатель приказал долго жить. Плюс с передовой тягачи притащили вышедший из строя броневик и тройку трофейных автомобилей, которые было бы очень желательно восстановить как можно скорее, ведь техники совершенно не хватало — отряду даже пришлось отдать штабу 15-го корпуса все свои мотоциклы, где они требовались куда больше, чем на аэродроме. Опять же к ним обращались за содействием соседи из 15-го КАО и притаскивали отказывающиеся работать армейские машины. Пусть последних и было прискорбно мало, но работы они добавляли, а людей в мастерских больше не становилось. Да и окружающая обстановка навивала тоску. Нейденбург в одночасье превратился не только в место сосредоточения тыловиков 2-й армии, но и в гигантский санитарный перевалочный пункт. Доставляемых с передовой раненых попросту не успевали отправлять далее в тыл, отчего не самый маленький городок оказывался переполнен стонущими и умирающими от ран людьми. Всех их требовалось отправлять дальше, в Млаву, откуда уже начали ходить санитарные поезда, но, ни транспорта, ни санитаров, не хватало. Потому выходить в город, чтобы хоть немного отгородиться от изматывающей работы, не было никакого желания. Там от раздающихся со всех сторон стонов полных мучения и боли, наоборот, становилось только хуже. Вот и сейчас счастливые летчики завалились спать, а буквально засыпающие на ходу механики были вынуждены начать полную проверку своих аэропланов. От революционных воззваний их в этот момент удерживали разве что деньги, что исправно платились заводом «Пегас» за сверхурочную работу, да вид трудящегося с ними наравне одного из хозяев этого самого завода. Но роптать за кружечкой чая о тяжкой доле рабочего человека это не мешало. Впрочем, они хоть и роптали, но делали, тогда как соседи из корпусного отряда жили исключительно по распорядку, бросая всякую работу строго вовремя, отчего Егор Владимирович, видя такое отношение не просто к работе, а к службе во время войны, лишь плевался, да жалел, что на них нет какого-то Сталина.

Целых полтора дня отдыха выпало на долю пилотов-охотников, пока к их командиру не заглянул на огонек штабс-капитан Вальницкий с просьбой одолжить на время фотокамеру конструкции Ульянина и фотолабораторию.

— Мне, конечно, не жалко, Анатолий Иосифович, но с чего вдруг такая просьба? У вас же что не пилот — то зоркий сокол. Такой и с километра мышь в поле углядит, — поинтересовался оттирающий руки от машинного масла Егор. Он как раз ковырялся в моторе немецкого грузовичка, когда пришел командир 15-го корпусного авиационного отряда.

— К сожалению, Егор Владимирович, офицеры штаба в упор не видят наши рапорта. Вот я и предположил, что прилагай мы к ним фотографии, так командование начнет относиться к добываемым нами сведениям с большим доверием. А то ведь иногда просто высмеивают, говоря, что того, что видели мои пилоты, не может быть, поскольку быть не может! Зачем тогда, спрашивается, нас вообще посылать в разведку, если впоследствии не доверять добытым сведениям! — было заметно, что эта тема уже изрядно попортила нервы штабс-капитану. Да и не пошел бы он на поклон к гражданским без веского повода, не смотря на хорошие отношения.

— Понятно, — грустно хмыкнул Егор. — К сожалению, многие господа офицеры и генералы до сих пор не смогли оценить ту пользу, что могут приносить аэропланы. Что же, будет вам, и камера, и фотолаборатория. Только, уж простите, лаборатория у нас одна и рисковать ей, я не имею права. Потому никому не отдам. Но вы можете привозить к нам негативы и получать на руки конверт с фотографиями.

— Весьма признателен, Егор Владимирович. На большее не смел и надеяться, — было заметно, что офицер действительно оказался рад столь быстрому и простому разрешению озвученной просьбы. Тут от интендантов, зачастую, невозможно было получить всего полагающегося имущества, чтобы обеспечить вверенному подразделению должный уровень существования и ведения боевой работы. Так что готовность добровольцев к сотрудничеству изрядно поражала, как и радовала. Хотя чувство зависти тоже никуда не девалось. То, что уже имели возможность осуществить пилоты Первого добровольческого отряда тянуло не меньше чем на Георгия, не говоря уже о повышении в звании. Причем, если считать по минимуму. А ведь этот отряд являлся, в том числе, креативой самого командующего ИВВФ! Потому можно было не сомневаться, что достойные награды найдут своих героев, тогда как они, летчики корпусных и крепостных отрядов, не имея схожих возможностей, выглядели откровенно бледно в глазах командования и вряд ли могли рассчитывать на ордена и медали.

— Пустое, Анатолий Иосифович. Все же одно дело делаем. Показывайте машину, на которую будем монтировать фотокамеру и офицера-наблюдателя для обучения. К сожалению, на ваши У-1бис камера на свои стандартные крепления не встанет, так что придется соорудить пару кронштейнов. Но с этим наши механики быстро справятся. А лучше подготовить сразу несколько машин, чтобы при необходимости перекидывать камеру с одной на другую. — К сожалению, фотокамера имелась всего в одном экземпляре, и потому предложить нечто подобное остальным коллегам по ремеслу, не представлялось возможным. Хотя даже это уже вряд ли могло помочь большей части авиаторов, полностью израсходовавших авиационный бензин. Так 13-й и 23-й КАО, активно эксплуатируя не ломающиеся от каждого чиха самолеты, сожгли не только легкий, но и часть тяжелого бензина, предназначавшегося для заправки грузовиков. Результатом же применения куда более худшего по качеству топлива стали две аварии — по одной в каждом из отрядов. 15-й отряд, как уже говорилось ранее, летал лишь благодаря помощи соседей. А 21-й и вовсе не мог заниматься разведкой, работая исключительно извозчиками для штабных офицеров. С учетом же передислокации штаба армии в Нейденбург, последние два дня они вообще бездействовали — сперва готовясь к переброске, а после устраиваясь на новом аэродроме. Вот и выходило, что аэропланов в армии числилось много, а разведку могли вести считанные единицы. Причем пилотам действующего из Новогеоргиевска 1-го КАО приходилось пролетать по 60 километров, чтобы обнаружить хотя бы передовые отряды немцев. И пусть ситуация с топливом в крепости была куда лучше, нежели на полевых аэродромах, зачастую полеты из нее оканчивались ничем, потому и принимать их во внимание не имело смысла.

Все изменилось туманным утром 27-го августа. Слишком понадеявшийся на армейских летчиков Егор не стал лишний раз тратить ресурс машин для ведения разведки, отчего и оказался перед лицом противника со спущенными штанами, впрочем, как и вся 2-я армия. За те два дня, что добровольческий отряд приводил свою технику в порядок, да занимался подвозом боеприпасов, немцы не сидели на месте. Во всяком случае, те их корпуса, в задачу которым ставилось смять фланговое охранение 2-й русской армии. Так 6-й русский корпус уже сутки как сражался с превосходящими силами противника, постепенно откатываясь назад и если бы не те потери, что XVII немецкий корпус понес в начале войны у Млавы, русским войскам пришлось бы очень плохо. В иной истории корпус полностью разгромили за какие-то два дня, впоследствии лишь добивая отдельные отряды, но сейчас он, умывшись кровью, выдержал первый натиск и даже изрядно потрепал своего противника. Но позиции все равно пришлось оставлять в спешном порядке, бросая на произвол судьбы, как ранее взятые трофеи, так и тысячи своих раненых ожидавших эвакуации в тыл. А вот черед получать тумаки 1-го русского армейского корпуса наступил именно этим утром, когда в атаку пошли, наконец, переброшенные и подведенные к линии соприкосновения дивизии I немецкого армейского корпуса и выделенный ему в подмогу из состава XX корпуса сводный отряд Шметтау силой в пехотную бригаду.

Начавшаяся в 4 часа утра канонада обрушила на всего один 85-й Выборгский пехотный полк огонь 112 орудий, из числа которых 34 штуки являлись гаубицами, лучше всего подходивших для стрельбы по окопам. А после в атаку на удерживаемую выборжцами высоту располагавшуюся северо-западнее Уздау ринулись аж 13 батальонов. Но даже столь солидный перевес в силах не позволил немцам с ходу прорвать оборону. Первая атака захлебнулась, как и вторая, как и третья. Четвертая же сопровождалась уже не столько воем снарядов немецкой артиллерии, сколько гулким грохотом рвущегося боекомплекта — невероятно плотно сосредоточенные орудия оказались столь простой целью, что промахнуться оказалось невозможно. Первый же налет пятерки русских аэропланов привел к потере двух батарей 150-мм тяжелых гаубиц. Не знавшие проблем с подвозом снарядов немецкие артиллеристы пали жертвой именно данного изобилия, поскольку не столько русские бомбы, сколько сдетонировавший собственный боекомплект оказался виновником потери этих орудий.