Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917
Шрифт:
Когда впоследствии подтвердилось, что наши войска продвинулись вперед всего на несколько километров и далеко не дошли до Митавы, начали требовать объяснений, почему наши успехи не получили необходимого развития. По Петрограду ходили абсурдные слухи о том, что императрица Александра лично, без ведома Ставки и генерала Рузского, по телеграфу приказала прекратить наступление русских войск в направлении Митавы. Чтобы допустить возможность подобных действий с ее стороны, надо было вовсе не иметь представления ни о принципиальности русских людей, ни о порядках в армии, ни, наконец, о формальностях, которые императрица строго соблюдала при общении с лицами, не входившими в ее непосредственное окружение.
Этот показывает, до какой степени общественное мнение было склонно приписывать императрице совершение любых действий, способных повредить успеху наших военных операций. В данном случае, однако, можно допустить, что распространение ложных слухов было умышленным и злонамеренным. В этой связи мне вспоминается один случай. Кто-то, узнавший, что императрица возглавляет некий комитет, оказывающий помощь каким-то военнопленным, напрямую обратился к ее величеству с прошением обратить внимание на тяжелые условия, в которых в некоторых случаях живут и работают пленные германцы. Если не ошибаюсь, дело шло о германских военнопленных, работавших
150
Ростовцев Яков Николаевич – действительный статский советник, член Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну, и Комитета помощи русским военнопленным.
Поэтому она велела Ростовцеву переслать прошение в соответствующий отдел административного управления Генерального штаба, занимавшийся делами военнопленных – подданных воюющих с нами государств.
Вскоре после этого в газетах появились назойливые заметки, сообщавшие людям о некоем заступничестве за германских военнопленных, исходившем от секретаря императрицы. Эти публикации создавали впечатление, что императрица сильно озабочена участью пленных германцев и даже использует для их защиты свое влияние. Через короткое время были опубликованы объяснения и опровержения, но их постигла судьба большинства подобных документов. Их вообще мало кто читает, и менее всего – те, кто ранее был знаком с опровергаемыми материалами. Внимательное изучение дела не внесло окончательной ясности в вопрос, появились ли исходные заметки в результате недоразумения или были опубликованы намеренно с целью дальнейшей дискредитации супруги императора. Но, вольно или невольно, эти и другие подобные публикации делали свое дело. По всему миру упорно циркулировали слухи о том, что императрица симпатизирует Германии, и приводились тому доказательства. Зная о том, что в разговорах с императором я часто касаюсь вопросов внутренней политики, многие люди, в частности – министр двора граф Фредерикс, советовали мне лично встретиться с императрицей и при ее посредничестве добиться принятия некоторых решений. В то же время мне было известно, что некоторые лица, среди которых были и хорошие знакомые императрицы, уже пытались заводить с ней разговор о политических делах, но – без всякого успеха. С моей стороны было бы большой самонадеянностью рассчитывать, что я, человек лично ей совершенно неизвестный, смогу добиться результата там, где было отказано людям, которых близкое знакомство с императрицей ставило вне всяких подозрений. К тому же это потребовало бы нескольких продолжительных приватных бесед с ее величеством, от которых я не мог ожидать каких-либо определенных результатов. Более того, вполне возможен был и вовсе нежелательный исход моих действий при условии, что о них станет известно. Не видя никаких изменений во внутренней политике, город, естественно, заговорит о моих постоянных визитах к императрице и истолкует их не иначе, как свидетельство ее стремления распространить свое влияние на вопросы ведения войны, или, того хуже, решит, что я хочу вовлечь ее в круги высшей военной иерархии. Эти слухи, не поддающиеся опровержению, без сомнения, проникнут в войска действующей армии, и последствия их распространения могут оказаться крайне вредными. Таким образом, я был обязан защищать не свой личный престиж и репутацию, но престиж человека, наделенного властью, который, пускай только временно, занимает пост начальника штаба Верховного главнокомандующего. В действительности слухи, появления которых я опасался, вошли бы в прямое противоречие с теми абсурдными россказнями, которые со многими вариациями единым хором повторялись не только в петроградских гостиных, но, что вполне возможно, и в комнатах прислуги. Рассказывали, например, что однажды во время моего доклада его величеству в его кабинет вошла императрица, в результате чего я прервал свой доклад. Тогда государь сказал мне, что у него нет секретов от императрицы; на это замечание я будто бы ответил царю, что у меня, напротив, такие секреты имеются. В этой сплетне не было не то что «огня», но даже и «дыма» из известной поговорки, поскольку за весь срок моего пребывания на посту начальника штаба императрица ни разу не присутствовала во время моих докладов царю, не считая бесед за столом. Сам я только один раз встречался с императрицей и имел с ней приватную беседу. Это произошло в тот день, когда император давал в Царском Селе обед членам делегаций, съехавшихся на Межсоюзническую конференцию. В том разговоре, помимо обыкновенных банальностей, мне пришлось достаточно долго и подробно говорить с императрицей на тему, касающуюся конкретных прошений, подаваемых на высочайшее имя. В большинстве случаев содержащиеся в них просьбы носили такой характер, что их выполнение его величеством могло идти вразрез с законом или, что еще хуже, наносило бы ущерб интересам других людей или, как это часто бывало, целых групп людей. Благорасположение, проявленное таким образом, удовлетворяя одних лиц, одновременно либо создавало прецедент нарушения существующих законов, либо наносило ущерб интересам больших групп сторонних людей. Просители, чьи ходатайства выполнялись, оставались иногда вполне довольны; иные рассматривали милости всего лишь как восстановление справедливости. Другие быстро забывают о полученных выгодах и в разговорах избегают упоминать о них, а иногда даже скрывают и сам факт оказанного им предпочтения, и имя своего благодетеля. Напротив, те, чьи интересы были принесены в жертву другим лицам, помнят об этом длительное время, а иногда и до самой своей смерти.
Более того, эти люди не стесняются разглашать имена лиц, «повинных» в том, что их обошли монаршей милостью. Помнится, я еще сказал, что они бывают склонны даже детям и внукам своим наказать, чтобы те не забывали, кто совершил в отношении их предков ту или иную несправедливость. Таким образом, расплатой за благодеяние, оказанное одному человеку, становится образование целой группы недовольных. Разумеется, всегда предпочтительнее удовлетворить поданное прошение, нежели его отвергнуть, но при этом никогда не следует упускать из виду возможные последствия, сколь бы незначительными ни казались допущенные при этом нарушения. В тот раз мне удалось доказать императрице свою правоту, внушив ей, что, хотя она и вольна облагодетельствовать кого угодно, не следует удовлетворять ходатайства,
идущие вразрез с законом.Глава 23 МЕЖСОЮЗНИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
Межсоюзническая конференция, начало которой несколько раз откладывалось, была назначена на конец января 1917 года. Выбором в качестве места ее проведения российской столицы предпринималась новая попытка подтвердить общность интересов и согласованность действий военного командования всех фронтов государств «сердечного согласия». Однако, вспоминая прошедшие события, следовало отдать должное русскому Верховному командованию, которое не только на словах, но и на деле, невзирая на требования текущего момента, всегда стремилось к реализации этого идеала.
Когда Франция попросила великого князя Николая Николаевича нанести удар по Германии, чтобы тем самым помочь французским войскам остановить германское наступление, он не только санкционировал в августе 1914 года дальнейшее продвижение армейских корпусов Ренненкампфа в Восточную Пруссию, но и приказал ускорить наступление армии Самсонова, хотя вполне отдавал себе отчет в том, насколько бедны наши войска всем необходимым для продолжительного наступления.
Те же самые соображения руководили русским Верховным главнокомандующим, когда в мае 1916 года император дал Брусилову указание о начале вторжения в Австрию, чтобы помочь ослабить натиск австрийских войск на Италию. Это наступление лишало нас возможности нанести главный удар на Западном фронте, где нашей целью было изгнание германцев с русской территории. Данная операция была проведена несмотря на то, что в течение всего лета 1915 года, когда наши войска испытывали нехватку всех видов военного снаряжения, союзники не смогли оказать им никакой помощи, оставаясь на своем фронте практически пассивными.
Причины отсрочки наступательных действий на фронте наших союзников состояли в том, что французская армия не была укомплектована тяжелой артиллерией, а британская не закончила формирования и организации. Силы английской кадровой армии к тому времени уже практически истощились. Британская армия, пропорционально численности и боевой силе, которую она имела в начале кампании, отдала все, на что была способна. Наконец, когда в марте 1916 года германцы вели отчаянные атаки, рассчитывая сломить стойкость защитников Вердена, русская армия должна была перейти к активным действиям, хотя ее руководители вполне сознавали, насколько малы были наши шансы на какой бы то ни было успех.
Действительно ли наши операции в марте 1916 года оказали какую-либо помощь Франции, мы узнаем только в будущем, если германцы напишут подлинную историю этой войны, но, во всяком случае, мы выполнили все, что от нас требовалось. Поэтому желание союзников к более последовательному применению принципа согласованного ведения военных действий встретило у нас только удовлетворение.
Имелись все основания верить, что летняя кампания 1917 года укрепит это единство действий как в теории, так и на практике.
Участники конференции должны были прибыть в порт Романовский [151] на мурманском берегу, а оттуда по недавно завершенной строительством железной дороге, которая связала столицу с незамерзающей частью Белого моря, на экстренном поезде переехать в Петроград.
Для их встречи на Мурман был послан генерал граф Ностиц [152] , бывший прежде нашим военным атташе в Париже.
Межсоюзническая конференция собиралась тогда в Петрограде впервые. Поездка делегатов конференции в Россию содержалось в тайне из-за риска нападения германских субмарин.
151
Официальное название Мурманска до 1917 г. было Романов-на-Мурмане.
152
Ностиц Григорий Иванович (1862–1926) – граф, генерал-майор свиты Е. И. В., русский военный агент в Германии и во Франции, до марта 1915 г. начальник штаба гвардейского корпуса.
Еще свежа была в памяти трагедия, случившаяся во время поездки на военном корабле с создателем современной британской армии лордом Китченером [153] .
Были приняты все мыслимые меры предосторожности, чтобы лишить наших врагов удовольствия пустить на дно корабль, везущий всех делегатов Межсоюзной военной конференции. Судя по полученным мной в Ставке докладам о конференции в Шантильи, можно было только изумляться, в каком неведении относительно условий проведения наступательных операций на русском фронте пребывают наши союзники в лице своих правительств или главных командований. Как видно, все они судили о нашем положении, опираясь на опыт ведения войны на своем театре военных действий. Они плохо понимали различия [природных] условий, в которых вели борьбу мы и западные союзники, недостаточно учитывали обширность пространств, на которых проводились наши операции, а также разрыв между масштабами действий и скудными средствами, которыми мы располагали для их выполнения. Как раз для уменьшения этого разрыва союзники если вообще и делали что-либо, то чрезвычайно мало – если не в абсолютных величинах, то, во всяком случае, соразмерно значимости и размерам нашего театра войны.
153
Китченер Горацио Герберт (1850–1916) – граф д'Эспель, британский фельдмаршал (1909), в разное время главнокомандующий в Египте, Индии и Южной Африке. В 1914–1916 гг. военный министр. Погиб на борту подорвавшегося на германской мине крейсера «Хемпшир», направляясь в Россию для консультаций о поставках вооружения. Говоря о «создателе» британской армии, генерал Гурко, возможно, имел в виду введение в 1916 г. впервые в английской истории всеобщей воинской повинности.
В течение длительного времени после начала войны союзники поставляли нам только те излишки предметов военного снабжения, которые заведомо превышали их потребности. При этом они ожидали от нас проведения таких крупных операций, которые почти превосходили их собственные возможности, несмотря на то что конференция в Шантильи утвердила принципы согласованного оперативно-стратегического планирования военных действий, единства целей и общности материальных средств их достижения. Последнее положение я считал скорее умозрительным построением, чем практически действующим правилом. Тем не менее нам следовало воспользоваться упомянутыми принципами, чтобы показать союзникам, до какой степени игнорировалось это правило прежде и как велика вероятность того, что оно останется без применения и в будущем. В то же время я надеялся, что на основе принятых в Шантильи решений мы сможем получить от союзников максимально возможное количество военного снаряжения самого лучшего качества.