Война мага. Том 3: Эндшпиль (с иллюстрациями)
Шрифт:
В мгновение ока все причалы покрылись жутким месивом из гниющего мяса и трухи доспехов. Железо пожирала ржавчина, кирасы из панцирей морских гадов покрывались сетью трещин и разваливались на мелкие кусочки. Собрав первый улов, сеть двинулась дальше, и теперь её добычей стали уже сами галеры.
Из гнёзд вылетали на совесть вкрученные болты, со свистом выскакивали гвозди, ещё в воздухе осыпаясь ржавой пылью. Лопались скобы, ломались крепления, расставлялись крепко сбитые дощатые наборы. И само дерево стремительно гнило, щепилось, крошилось, словно на него набросилась целая орда жуков-точильщиков.
Галеры, в свою очередь, разваливались, стремительно
…Фесс не знал и не мог знать, что происходящее сейчас в аркинской бухте словно две капли воды похоже на творившееся в другом порту – ордосском.
Заклинание работало именно так, как ему и полагалось. Никаких отклонений, никаких неприятных сюрпризов, столь часто подстерегавших некроманта в прошлом. Он вырос и изменился. В конце концов, он не зря столовался в Чёрной башне.
И не зря носил её в себе всё это время.
А ещё – он впервые не чувствовал отката. И стоило ему осознать это, как накатилась волна ликующего, экстатического освобождения – Эвиал больше не имеет надо мной власти? Он отпускает меня – или я сам вырвался из его объятий?
Оказавшийся в ловушке флот Клешней попытался двинуться прочь, в открытое море, но сеть Фесса подстерегала его и там, словно исполинский удав, она заключила в свои кольца великое множество кораблей, и там, где прошёл этот незримый невод, не осталось ничего, кроме гнили, слизи и праха.
Трясся у ног некроманта Этлау, дёргался, что-то вопил – Фесс не слушал и не слышал, он тянул и тянул сделавшуюся очень тяжёлой сеть, она словно переполнилась, и каждая следующая сажень давалась со всё большим трудом.
Чародеи на обречённых судах наконец пришли в себя и попытались что-то сделать – некромант ощутил судорожные рывки, словно кто-то пробовал резать толстенные верёвки тупым перочинным ножом, приходил в отчаяние и рвался со всей силой.
Заклинание Фесса очистило примерно половину гавани, когда сопротивление возросло ещё больше, так что сеть почти остановилась.
Некромант перевёл дух и что было сил потянул незримый канат. Заклятье не угасало, оно поддерживало само себя (как и то приснопамятное, едва не погубившее начинающего некроманта возле Арвеста), однако Фессу противостояла сейчас явно нечеловеческая мощь, причём ничем не уступавшая его собственной.
«Сущность? Явилась, так сказать, лично?» – на миг мелькнула паническая мысль.
Нет, конечно же, нет. Это полная чепуха. Она никогда не переберётся через барьер, пока цел тот самый ключ, за которым, как нелишне напомнить, он, Фесс, и полез в аркинские катакомбы.
Кто-то из Её наместников. Большая шишка, важная птица. «Держится он хорошо, – невольно признал Фесс. – Такого не вдруг сломишь; но сегодня, приятель, тебе не повезло. Потому что ты нарвался на меня, а я сегодня как-то не расположен ко всепрощению, пониманию и непротивлению злу насилием. Ты – моё персональное зло, и с тобой я буду бороться, пока один из нас не свалится замертво, или, вернее, пока тебя не схарчит моё заклинание».
Некромант заскрипел зубами – заклятье проникало всё глубже в него самого, словно иззубренный нож с неровно отломанным остриём. Кровь вольно струилась по левой ладони, кружилась голова, но Фесс ни на что не обращал внимания. Сегодня, сейчас он довершит неудавшееся в Скавелле. Он, а не какой-то там Червь, он сам уничтожит Её флот, Её мертвяков
и управляющих ими колдунов, а с ними и тех живых, что продали свои души, встав в один строй с подчинёнными злой волей конструктами.«Нет пощады. Ни мне, ни им».
Но там, на обречённых галерах Империи Клешней, её собственные маги и чародеи тоже собрали все силы в кулак. Сеть уже почти не двигалась, а тянущая боль медленно поднималась от кончиков пальцев к плечам некроманта.
Перед глазами вдруг появилось белое лицо Этлау, перекошенный рот инквизитора, его выпученный единственный глаз.
«Чего он хочет?» – пробилось наконец удивление.
Отец-экзекутор коротко размахнулся и влепил некроманту звонкую пощёчину.
– Ты тоже умрёшь, – пошатнувшись, безмятежно пообещал ему Фесс.
– А-а-ачнись! – надсаживаясь, заорал ему Этлау в самое ухо. Замахнулся вторично, но тут уже Фесс перехватил его запястье в воздухе, перебросив заветный шестигранник в правую ладонь.
На рукаве серого одеяния отпечаталась окровавленная ладонь некроманта.
Этлау вывернулся и вновь бросился на Фесса, обхватил его, пытаясь повалить на пол.
– Всё равно умрёшь, – сообщил некромант, отбрасывая от себя тяжело дышащего инквизитора.
– Безумец! Да ты на небо посмотри, на небо! – вопил преподобный отец, на сей раз уже не пытаясь подняться.
– Всё самое интересное уже кончилось, – искренне удивился Фесс вопросу. – Феникс улетел, дорога закрылась…
– Какой феникс, какая дорога?! Посмотри, посмотри, своими глазами!
Ночное небо над Аркином и впрямь изменилось.
Звёзды исчезали, потому что среди них зарождались и тянулись вниз ещё более чёрные и непроглядные, чем сама темнота, хорошо знакомые и памятные ещё по незабвенному Арвесту воронки смерчей.
Птенцы. Они пустили в ход своё излюбленное оружие, а он, Фесс, о них совсем забыл – флот Клешней, их галеры полностью поглотили его внимание.
Кто-то из выкормышей Эвенгара сумел уйти, подобно несчастной Атлике, подобно тому мальчишке в салладорской пустыне. И Святой город сейчас ожидала судьба исчезнувшего Арвеста.
Этлау вновь метнулся к некроманту – тот отшвырнул его, словно тряпичную куклу.
Ярость достигла предела, Фесса трясло, однако наваждения исчезли бесследно, он вновь стал собой. Клешни… бездна с ними, сеть пусть распадается. Ему, Кэру Лаэде, наконец-то представилась возможность сойтись в поединке (пусть даже и заочном) с лучшим тёмным магом Эвиала, что не потерялся бы и среди чародеев Долины. Кто знает, совладал бы с Эвенгаром даже мессир Архимаг…
Воронки смерчей спускались, их было почти не видно, зато некромант, зажмурившись, чётко ощущал все и каждую из них. Нацелились, разогнались, готовы броситься на город, словно стая волков на израненного лося; а там, в подвалах кафедрального собора, – тела друзей, Рыси-первой, которая…
…которая для тебя всё равно жива. Ты не веришь в её смерть, ты страстно жаждешь, чтобы похвальба инквизиторов оказалась правдой.
И потому нельзя бежать. Ни за что.
Ты слишком долго прятал от себя эту мысль, ты страшился признаться в ней даже самому себе. Ты сражаешься и убиваешь во многом ещё и потому, что и впрямь не веришь в окончательную гибель Рыси. Ты готов смириться с утратой друзей – на войне как на войне. Но с её смертью – нет! Это даже меньше, чем соломинка, за которую хватается утопающий. Ты хочешь верить инквизиторам, несмотря ни на что, и никакие свидетельства, никакие доказательства на тебя не подействуют.