Война миров

— Флинн! — не унимался Павлов. Да сдурел он совсем, что ли? — Письменного приказа не было. А если бы и был, этот приказ — заведомо преступный. На что вы надеетесь, Флинн? На то, что паршивец Ронту завтра скажет: да, я приказал убить этих людей? Вы глупец. Он свалит убийство на вас. Так что послушайте меня — освободите заложников.

Именно в этот миг все и произошло.

Радха рыбкой метнулась в ноги парню, который целился… нет, не в нее. В Марию. Грохнул выстрел.

Я за доли мгновения успела вспомнить многое. И то, что говорила Леони — Радха склонна к глупому самопожертвованию, — и то, что сказала Радха.

Она сказала, что в неоплатном долгу перед Марией.

Радха оседала на черную, сухую, пыльную землю где-то в Дмитровском районе Большой Москвы. Оседала улыбаясь, с остановившимися глазами, прижав руку к груди, на которой выступило совсем мало крови.

Поразительно мало.

И до меня не сразу дошло, что значит этот звук. Тупой, сочный, влажный хруст. Тот хруст, с которым хороший нож входит в тело при колющем ударе.

Я подняла глаза — Флинн все еще падал. С собственным штурмовым ножом под челюстью. Он падал как-то невозможно долго, целую вечность, и еще до того, как он обрушился развалинами Вавилонской башни, прозвучали четыре коротких, сухих выстрела.

Интересно, сколько же лет Павлову? Не меньше шестидесяти. Он уже не человек, а конструктор. У него с протезировано, заменено, регенерировано все, что только поддается этим манипуляциям, причем не по одному разу.

И все равно он оказался быстрее тридцатилетнего, полного сил мужика.

Он ухитрился левой рукой спереть у Флинна нож и воткнуть ему в глотку. А правой — застрелить четверых, которые держали нас на мушке. И все это удалось ему потому, что Радха на какую-то долю секунды отвлекла внимание Флинна.

Павлов нагнулся, забрал пистолет Флинна.

— Дорогие мои! — Его голос в оглушительной тишине прозвучал скрежетом гвоздя по стеклу. — У меня был квинталин. Так что все, в кого стрелял я, живы. Кроме этого урода, — он пнул тело Флинна. — А вот в его пушке — заряды боевые, — и он повел стволом. — Кто-нибудь еще жаждет выполнить преступный приказ?

Молчание.

— Сержант Харпер! — позвал Павлов.

— Да, сэр! — откликнулся парень, еще здоровей Флинна.

— Лично вы горите желанием выполнить преступный приказ?

— Никак нет, сэр! Сэр, разрешите обратиться?

— Разрешаю.

— Сэр, я только выполнял приказы капитана Флинна.

— Скажете федералам. Я подтвержу. Если вы будете благоразумны.

— Так точно, сэр. Сэр…

Он глядел на Радху.

— Она живучая, — заметил Павлов. — Займитесь остальными, я вызову медиков.

С меня наконец сняли наручники, и я подбежала к Радхе. Около нее уже стояла на коленях Мария.

— Мария, — сказала я. — От тебя утаили. Энрике умер.

— Я знаю, — бесстрастно произнесла она. — Ко мне во сне пришел черный человек и сказал: прощай, жена, ты была мне добрым товарищем.

— Стреляла она.

— Это не имеет значения. Делла, как ты не понимаешь? Я смирилась. Я вручила судьбу свою Господу. Я желала смерти свекрови, и она умерла, и вместе с нею погиб мой муж. Я больше никому не желаю смерти. Пусть уцелеет виновный, лишь бы вместе с ним не погиб праведник…

Кто-то бросил мне перевязочный пакет. Я подняла голову — Август.

— Она еще жива, — сказал он.

Ирония судьбы — Радха получила такую же рану, как Энрике. Только у меня был запас времени, чтобы спасти ее. Я перевязывала ее, Мария рядом на коленях молилась. За ее, мать-вашу-за-ногу, исцеление. Я приподняла веки Радхи:

— Ты же в сознании? Смотри на меня! И попробуй только не понять! Если ты, сука, отсидев, не уйдешь в монастырь, как обещала, я тебя лично найду и убью!

У Радхи дрогнули губы.

— Убивай, — прошептала она. — Я вылечусь, сбегу из тюрьмы и буду ее охранять. Ее и детей. Проклятье! Она, наверное, святая. Я хочу быть с ней. Наплевать, что навсегда непрощенная.

— Ты чокнутая, — честно сказала я.

Пришел Павлов с двумя парнями в обычной пехотной форме.

— Делла, — озабоченно сказал он, — ты свободна. Это парамедики. И я взял с собой все, что может понадобиться, если кого-то ранят. Пойдем, они справятся.

Я подчинилась. Парни так споро взялись за дело, что я выдохнула. К тому же у Павлова действительно нашлось все необходимое, включая несколько пакетов крови для переливания. Радха выживет.

А дальше — не мое дело.

* * *

Веста обняла меня, прижала к груди.

— Все в порядке, — бормотала она, — все уже в порядке, расслабься, хочешь, поплачь, тебе станет легче…

Я едва вырвалась:

— Веста, ты спятила? С какой стати я еще плакать должна?

— Вот только не говори, что ты не боялась. Даже я боялась. Особенно когда на сцену вышел Павлов… Я ему и так не доверяла. А тут… Как ты поняла, что он на нашей стороне?

— Да, кстати, — оживился Павлов. — Мне тоже интересно. Ты же меня чуть не выдала своим спокойствием.

Я растирала запястья.

— Дима, я была спокойна, потому что смирилась. Я поглядела на Флинна, сравнила ваши кондиции — и решила, что ты с ним не справишься. А федералы тупо не успеют вовремя. И смирилась.

— Но меня-то ты раскусила? — Он прищурился.

— Нет, — я улыбнулась. — Зачем? Я знала наверняка. Как Радха и сказала, тебе своя шкура дорога. Дима, я очень внимательно изучила светскую хронику Сибири. Тебя бросила жена и собралась замуж за молодого и перспективного олигарха. Ты в свое время устроил политический кризис, чтобы добиться ее взаимности. Русские не идиоты и не позволят тебе дважды сыграть эту игру. Значит, надо искать другие решения. Насколько я помню, ты ведь не был обвенчан с женой, у вас гражданская регистрация. А со своим олигархом она собралась венчаться. Церковные браки на Сибири не разводят. Ты можешь что-то предпринять только до свадьбы. Их свадьбу уже три раза откладывали, ходят слухи, что по личной просьбе государя. А ты сам торчишь здесь, вместо того чтобы решать личную проблему. Вывод? А вывод, что ты здесь по личному поручению царя. Поручению настолько важному, что царь убедил твою жену отложить свадьбу, чтобы дать тебе шанс примириться с нею. Разумеется, только при успехе твоей миссии. А что может быть интересно царю? На Сибири сектанты закрепиться не смогли. Ее и гражданская война не затронула бы почти. Отделяться и жить автономно русским не впервой. Значит, все эти тайны Чужих царя не волнуют. А вот что его может волновать — это открытый для сибирского грузового потока порт на Калипсо. На той самой Калипсо, которая недавно перешла в руки Маккинби. И я подозреваю, что не без помощи русских. Это же единственная транспортная артерия достаточной мощности, которая связывает Сибирь с обжитой частью галактики. И которая из-за Энстона долгое время была для вас недоступна. Таким образом, окончательный вывод — вот мы и есть твоя собственная шкура в этой операции.

Павлов криво усмехнулся:

— Делла, если б было все так просто…

Вокруг нас уже собрались все. Ашен проверил время, затравленно оглянулся и сквозь зубы процедил:

— Внимание…

* * *

По земле прокатилась дрожь. Легкая, но узнаваемая.

С пронзительным шорохом в сотне метров от нас из шахты вырвалась ракета. Вознеслась свечой, на высоте около километра довернула и легла на боевой курс. Задрав голову, я смотрела, как она гоняется за машиной Ронту. Надеюсь, Ашен не спятил и не снарядил ракету ядерной боеголовкой.

На ясном небе вспыхнула звезда, рассыпалась ослепительным фейерверком. Я машинально, как в детстве после молнии, начала считать секунды.

Отдаленный грохот докатился до нас очень не скоро.

— Я так рассчитал, чтобы не над жилыми кварталами, — сказал Ашен. — Нам и за этот взрыв московиты предъявят, конечно, но мы скажем — извините, форсмажор…

Он посерел, его трясло, зубы стучали. А потом он начал нервно хихикать.

— Представляете, все по закону. Он сам и утвердил это распоряжение… Представляете? Ну я извернулся…