Война миров

Ну зашибись, подумала я. Моя легенда не рассчитана на задушевные беседы с родовой аристократией. Ладно, к счастью, история реальной Долорес Кастро оставляет простор для импровизации, да и, к слову, настоящая Долорес ничуть не уступает мне по части манер, и мозги у нее неплохие. С характером беда, конечно, но девушка догадалась после армии уйти в монастырь, так что ее трусость уже не ее проблема.

— Сеньора Вальдес, вы не захотите со мной разговаривать, если узнаете, — сказала я.

— Ах вот оно что. То есть некая тайна есть?

— Я только прошу вас, — твердо сказала я, — ни за что не выходить из машины, потому что мы уже за городом и вам опасно оставаться тут одной. Я понимаю, что вам будет неприятно оставаться в машине, но подумайте, что есть вещи выше брезгливости.

— О чем вы, Долорес?

— Я незаконнорожденная.

Несколько секунд в салоне было тихо. Сеньора даже пепел не стряхивала. Потом опомнилась:

— И вы думаете, что я отказалась бы даже оставаться в вашей машине из-за этого?!

Я пожала плечами:

— Из-за этого у меня не было друзей в деревне. Меня отдали в школу подальше, чтобы там никто не знал о грехопадении, совершенном моей матушкой. Но там узнали. Поэтому у меня была только одна подруга. Я никогда не ходила в гости к своим ровесницам и ровесникам — их родители считали, что на мне клеймо и дети замараются, если будут дружить со мной. Я никогда не смогла бы выйти замуж в нашей местности, поэтому уехала в столицу. Но даже здесь люди инстинктивно чувствуют, что на мне печать греха, и сторонятся меня.

— Какая… какое варварство! — с чувством произнесла сеньора. — В наше время — и такие звериные нравы! Только из-за того, что молодая женщина оказалась неразборчива…

— Не только, — невежливо перебила я. — Бабушка очень постаралась, чтобы причиной смерти моей мамы указали грипп. На самом деле она повесилась. Ей было восемнадцать лет. Мне об этом рассказали соседи.

— Какой ужас, Долорес, — сказала сеньора. — И вы расплачиваетесь за грех ваших родителей… Вы знаете, кто ваш настоящий отец?

— Нет, — я покачала головой. — Но бабушка знает. — Я нашла в архиве на чипе фотографию красивой девушки, вывела ее на монитор навигатора. — Это моя мама. — Положим, никаких грехов она не совершала, она была просто сумасшедшей, но кто это проверит? — Моя бабушка с шести лет служила в богатом доме. Когда ей было тридцать восемь, хозяйка дала ей богатое приданое и позволила выйти замуж за конюха. В сорок один бабушка родила мою маму и сразу стала ее воспитывать так, чтобы мама могла служить. Бабушка говорит, что мама была, к несчастью, так же красива, как и глупа. В тринадцать лет ее определили на службу. А в пятнадцать хозяйка дала ей приданое и нашла сговорчивого мужчину, согласного жениться на беременной. Я знаю только, что моим настоящим отцом был не сын хозяйки, а его друг. Приехал погостить на каникулы, а так он из Золотого Мехико. Но это все, что мне о нем известно. Я даже не выяснила, почему хозяйка дала моей маме приданое, а не выгнала из дома.

— Поэтому-то человек, считавшийся вашим отцом, и отказался брать вас с собой в новую семью?

— Да. Хотя сеньора Валентина упрекала его за это. Я однажды услышала, как она сказала: «Ты должен держать слово. Ты перед Богом поклялся считать эту женщину своей женой, а ее дочь — своим ребенком. Ты не имеешь права отказываться от девочки». Но папа не согласился. Да, я называю его папой, ведь он три года, пока мама была жива, воспитывал меня. Но сеньора Валентина все равно не оставила меня заботой. Если бы не она, я не смогла бы пойти в дорогую школу, не научилась бы водить машину… И она убедила бабушку, что мне лучше уехать в столицу. В деревне мне нипочем не найти мужа. А здесь я могу встретить славного человека.

— И как вы представляете себе будущего мужа? — с легким холодком спросила сеньора.

— О! — Я расплылась в улыбке. — Мне бы хотелось, чтобы он был старше меня. Может быть, даже вдовец. Я буду любить его детей и стану им доброй матушкой. А еще хорошо бы, чтобы он владел молокозаводом. Пусть даже маленьким.

— Почему?

— Потому что, во-первых, тогда я смогу пить парное молоко каждый день, а во-вторых, плохой человек не может владеть молокозаводом.

— Вы уверены?

— Конечно! У плохих людей молоко сразу скисает, это всем известно!

Сеньора вежливо хохотнула.

— К тому же такой человек вряд ли упрекнет меня за мое происхождение, — добавила я. — Ему будет важно, какая я жена, а не кто были мои родители.

— Вы блюдете себя? — спросила сеньора весьма строго.

— Конечно, — я очень натурально растерялась. — Конечно, разве можно иначе?

— Вас видели в компании падшей женщины.

Я изумилась еще натуральнее, чем растерялась.

— Да, я посылала людей разузнать, кто вы, — с вызовом сообщила сеньора. — Потому что у меня единственный сын. Он слишком демократичен, ему кажется, что все люди равны. Поэтому в университете общался с кем попало. И многие девушки из среднего класса мечтают заловить его в свои сети. Держался бы он как подобает — такого не случилось бы.

— Но какой же я средний класс? — Я хихикнула. — Да мне только рот открыть — и все сразу понимают, что я деревенщина.

— Произношение можно исправить. И вам следует приложить усилия, чтобы это сделать. Хорошее произношение еще никому не помешало. Долорес, разумеется, у меня и в мыслях нет, что вы участвовали в том покушении…

— А нашли негодяев? — с живостью спросила я.

— Разумеется, — сеньора ответила холодно и снова потянулась за сигаретами. — Разумеется! И не сомневайтесь: наказали их по заслугам. Мало им не показалось.

— Надеюсь.

Сеньора поглядела на меня с некоторым удивлением:

— А вы, я гляжу, кровожадная.

— У-у! Сеньора Вальдес, когда я вижу, что трое убивают одного, — конечно, я кровожадная! У меня в машине есть бита, и поверьте, я умею ею пользоваться!

— Вы вообще не приемлете убийства?

Странный вопрос. Она как будто забыла, что я служила в армии, а потом собиралась работать в полиции.

— Сеньора Вальдес, я думаю, что бывает честный бой, когда силы равны, когда один на один. А бывает — убийство. Когда в ход идет подлость. Подлости не приемлю, это так.

— Думаю, в вас с годами заговорила кровь вашего благородного папеньки. Хотя я считаю: он был мерзавец. Гнусно развлекаться с горничными, но еще гнуснее — развлекаться с горничными в доме своего друга. Тем не менее вам не стоит огорчаться: Господь так устроил, чтобы дети плохих отцов вырастали хорошими людьми, вдвойне нетерпимыми ко всякому злу и несправедливости. И поверьте мне на слово: благородная кровь — не водица. Вы еще не раз услышите ее голос.

— Спасибо вам, сеньора Вальдес. Вы говорите точь-в-точь как наш капеллан.