Возгарка III

Ирмалинда сидела подле меня и отстранённо наглаживала белого ворона. На калечащих друг друга вампиров она смотрела с холодным безразличием истинной леди. От мундштука в её пальцах тянулась тонкая струйка дыма. В высокой причёске блестела диадема, платье и шею тоже украшали целые прииски драгоценных камней.

Её мысли витали далеко, но я не собирался заглядывать в них. Мы женаты слишком давно, чтобы в этом была хоть малейшая необходимость.

Среди собравшейся элиты я заметил нескольких вельмож, завербованных мною для дальнейших ходов в нашей с королём шахматной партии. Взять хотя бы вон того франта с золотистыми волосами, убранными в хвост.

Юрген Ветцель, хитрец и подлец, страстно мечтающий откусить кусок побольше, чем доставшийся ему портовый городок. Скучая в своей глуши, он часто обретается при дворе Якуба, оставляя наместника руководить в своих землях, и поставляет мне информацию в меру сил и возможностей.

Последнее его сообщение оказалось более важным, чем сам барон может представить. И прямо сейчас на побережье Алавской губы идёт битва за очень важный трофей. Потому мои пальцы продолжают отбивать дробь по подлокотнику кресла, а лицо лишь изображает надменное самодовольство. С того момента, как я ощутил гибель алайсиаг, мною владеет смесь беспокойства и предвкушения. Ведь одну из птичек убили огненной магией. Запекли мозги прямо в черепушке, будто мерзкое кушанье.

Я не был уверен, что моему племянничку удалось отыскать настоящего пироманта, а потому отправил Тотншедля тайно проведать его. И я совершенно не собирался отдавать приказ о нападении, не получив подтверждения. Окажись это ложной тревогой, Рихард бы никогда не узнал, что за ним присматривает пара алых огоньков в глазницах старого лича.

С сыном Герберта у нас сложные отношения.

После той идиотской дуэли, что затеял Рихард, мне пришлось показательно лишить его земель и титулов, да отправить проветривать голову в Эшерский монастырь недалеко от нашего родного Шнайта. Оставлять его при дворе было совершенно недопустимо, это бы дискредитировало меня в глазах политических противников, а повторная попытка свести со мной счёты вынудила бы убить мальчишку или запереть его в склепе на несколько веков.

Ему требовалось время, чтобы смириться с обстоятельствами, которых уже не изменить. Однако усваивать урок племянничек отказался и сбежал из-под опеки.

Награду за его голову я назначать не стал, отчего поползли слухи, что он уже мёртв. Однако временами мне приходят весточки о его местонахождении от шпиков, вроде Ветцеля. Кроме того я отслеживаю его финансовые операции, слежу за контактами в преступной среде и периодически применяю более изощрённые методы контроля, дабы убедиться, что племянник не влип в неприятности и по-прежнему безопасен для меня.

На самом деле вся его жизнь на волюшке такая скука, что мне просто-таки проходится иногда разбавлять её посылками вроде алайсиаг.

Право же, тоскливо наблюдать, как он тратит время впустую. Тридцать два года полного бездействия! Да за такой срок можно было сколотить против меня подпольную организацию, заручиться поддержкой моих политических оппонентов, подкупить информаторов из моего ближнего круга. Но нет, Рихард все эти годы лишь мечтал о грядущем возмездии. Непередаваемая скука, сразу видно, что он сын Герберта.

И вот теперь хоть что-то интересное.

Я снова перевёл взгляд на улыбающегося и болтающего с гостями Ветцеля.

Этот баронишка даже не представляет, какую девочку отщедрил моему племяннику.

* * *

Турнир всё же соизволил завершиться. На сегодня.

В сопровождении Ирмалинды и Брентано я вернулся в коттедж на территории дворцового комплекса. Перед заселением, я лично уничтожил здесь всю следящую магию, а затем установил подобающую защиту — не в обиду хозяину.

Моё возвращение сопровождалось обычными церемониями. Охрана салютовала, лакеи кланялись и всё такое. Я давно привык к почтению, которое неизменно выказывают окружающие при моём появлении, но сейчас мне требовалось уединение для важных дел.

Настроение, надо сказать, у меня было далеко не такое спокойное, как лицо. Ближе к концу соревнований я ощутил неприятный укол боли: кто-то уничтожил камень крови, который служил якорем для земного воплощения Тотншедля.

Проследовав в хорошо защищённое помещение, обычно служившее гостиной, я начал приготовления. Будь ритуал менее важным, и все эти мелочи легли бы на плечи моих учеников. Но сейчас я лично задёрнул тяжёлые шторы, расставил свечи, достал курения и начертил магические знаки поверх длинной лакированной столешницы. Использовал я для этого обычные пищевые красители, так что после обряда все следы будут устранены одним движением мокрой тряпки. И вот тут уж я позволю поработать зачарованной горничной, ибо уборка совсем небарское дело.

Мой верный Брентано появился в дверях. Пройдя внутрь, он почтительно склонил голову и вручил мне резной сундучок из эбенового дерева, его крышку и бока покрывали золочёные узоры — сигилы, подобные тем, какими я украсил стол.

— Благодарю, Альберих, — сказал я, — ты можешь остаться.

— Как будет угодно, — ответил он и отступил к дверям.

Я откинул крышку и достал из заколдованного ящика канопы — древние алебастровые сосуды, каждый из которых был украшен символами вечности и нетленности. В них хранились засушенные органы: мозг, сердце, печень, лёгкие, желудок и кишечник. Самое занятное, что костей среди этой требухи не имелось. Зато имелся бальзамирующий состав, лёгкий приятный аромат которого так и не выветрился за тысячелетия.

Расставив кувшинчики в нужном порядке, я приступил к церемонии.

Мои губы шептали слова заклинания, когда я возжигал свечи и курения. Ароматный дым наполнил лёгкие, настраивая на должный лад. Из сундука я вынул последнюю, но крайне важную составляющую действа: большой огранённый рубин. И на сей раз это действительно был рубин, а вовсе не шпинель, ведь мне может потребоваться от старого мертвеца гораздо большая сила, чем обычно.

Рубину предстоит стать сердцем, вокруг которого состоится возрождение. Положив его в центре стола, я почувствовал, как пространство вокруг замирает в тревожном ожидании.

Я двигался неспешно, каждый мой жест бы выверен и точен, как и слова мёртвого языка, на котором я читал заклинания. Достав медными щипцами по кусочку засушенной плоти из каждого сосуда, я разложил их вокруг рубина. Эти реликвии имеют особое значение, они — ключ великого таинства, как ни противно. Каждый из них я поместил на соответствующий сигил, и те засияли глухим багрянцем, который быстро разлился по всем знакам на столешнице.

Слова текли словно музыка, отдавались эхом в пространстве и времени. Сверкнуло лезвие кинжала, коснулось моего пальца — капля крови сорвалась и упала на красный камень. Тихое мерцание внутри вспыхнуло яростной звездой, озаряя помещение, следом запылали знаки.

Из кусочков засушенной плоти начали сочиться тонкие струйки дыма, обволакивая рубин и создавая зыбкую пелену поверх стола. Плоть исчезала, таяла, растворялась туманом. Рубин теперь светился ровным кровавым светом. Впитанные им энергии служили основой для возвращения моего слуги к жизни.

Туман становился плотнее, завихрялся вокруг камня. Вскоре в этом мареве начало проступать нечто неприглядное. Грудина, рёбра, ключицы… Из мельчайших частиц дыма складывался костяной остов. Стороннему наблюдателю этот процесс мог показаться захватывающим, но я наблюдал его далеко не в первый раз, так что просто дожидался результата, а магия бурлила и кипела в воздухе, творя нечто противоестественное.