Вождь и призрак
Шрифт:
Кейтель поджал губы. Он с трудом сдерживался, вот-вот взорвется, заметил майор абвера. Фельдмаршал бросил взгляд на документ, по-прежнему лежавший на столе, но перечитывать его не стал, а предпочел переменить тему разговора.
— Вам обязательно держать эту чертову трубку во рту, когда вы разговариваете со мной?
— Я же объяснял, она помогает мне сосредоточиться. Всем нам требуется что-нибудь в этом духе. Я замечаю, наш разговор вас нервирует! Вы постоянно теребите в руках жезл…
Кейтель все же смог удержаться и не посмотрел на свои руки, однако его
— Ну, вы и нахал! — в конце концов выдохнул Кейтель.
— Мне это часто говорят. Наверное, из-за того, что у меня такие манеры… или в силу особенностей моей работы…
Гартман вынул блокнот и карандаш. Он положил блокнот так, чтобы Кейтель не мог подглядеть. Лицо абверовца вдруг приняло почтительное и деловитое выражение. Гартман всем своим видом показывал, что не сомневается в помощи Кейтеля. Он выпаливал один вопрос за другим и не давал понять, что ему известно, а что нет — так всегда себя ведут следователи, когда хотят сбить свидетелей с толку.
— На военных советах, которые проводятся дважды в день, фюрер принимает все решения самостоятельно. А вы следите за их выполнением, да?
— Конечно. То же самое делает и генерал-полковник Альфред Йодль…
— А кто еще знает о решениях фюрера?
— Да как вам сказать… — Кейтель умолк и оперся подбородком о маршальский жезл.
Гартман ждал, чувствуя, что вот-вот произойдет что-то важное. Все-таки Кейтель не деревянный истукан, он способен на словесную дуэль. Гартману это показалось интересным.
— Вы же знаете, что на советах присутствует и другой человек? Причем постоянно! Мартин Борман… — вкрадчиво произнес Кейтель.
— Но он столько лет служит секретарем фюрера! — возразил Гартман, делая вид, что не видит в замечании Кейтеля ничего особенного.
При этом офицер абвера что-то записывал — вероятно, показания Кейтеля. Однако фельдмаршал очень удивился, если б ему удалось заглянуть в блокнот: он увидел бы там лишь карикатурное изображение своей собственной физиономии. Гартман обладал счастливым даром: умел дословно запоминать все разговоры, в которых ему доводилось участвовать.
— Итак, — продолжал абверовец, — три человека: вы, Йодль и Борман всегда в курсе событий и осведомлены о ближайшем будущем… Я имею в виду расстановку сил вермахта…
— Вы забыли еще одного секретаря, — глухо сказал Кейтель.
И опять у Гартмана возникла четкая ассоциация с задвигающимися шторами, скрывающими истинные намерения Кейтеля. Такого поворота беседы он не ожидал. Гартман прекрасно понимал, на кого намекает Кейтель.
— Еще одного секретаря? — удивленно переспросил он.
— Ну, я не совсем то хотел сказать… Я имел в виду Кристу Лундт, которая записывает все приказы фюрера…
— А сколько лет фройлен Лундт? — поинтересовался Гартман.
— Двадцать
с небольшим. — Кейтель был удивлен и раздосадован. — А при чем тут ее возраст?— Она слишком молода!
Офицер абвера сделал резкое движение, словно вычеркивая имя из списка, и закрыл блокнот. На самом же деле он зачеркнул шарж, изображавший Кейтеля с моноклем. Убрав блокнот, Гартман снова достал трубку.
— Не понимаю вашей логики! — возмутился Кейтель. — Какое отношение имеет возраст к поимке предполагаемого советского шпиона?
— Предполагаемого? — резко вскинулся Гартман.
— У вас нет доказательств его… или ее существования.
— Вы осмеливаетесь оспаривать утверждения фюрера? Я цитирую: «Советский шпион передает Красной Армии сведения о расположении наших частей».
Это был гениальный ход: сделать вид, что он хочет встать и направиться к двери. Гартман выбрал самый верный способ сломить сопротивление Кейтеля: допустить мысль о том, что Кейтель подвергает сомнению суждения фюрера. Гартман держал в руках незажженную трубку и, поглаживая ее, наблюдал за своей жертвой.
— Я не говорил ничего такого, что позволило бы вам сделать столь вопиющие выводы! — запротестовал Кейтель.
— Слова обладают странными свойствами, фельдмаршал, особенно если их передавать, что называется, «по испорченному телефону». Уж поверьте мне, ведь вести допросы — моя профессия. Кажется, Ришелье сказал: «Представьте мне любые шесть строк, написанные кем угодно, и я вздерну этого человека на виселицу»?
— Вы сами указали на фройлен Лундт! — рявкнул Кейтель.
— Нет… при всем моем уважении к вам я не могу с вами согласиться… Первым упомянули про эту девушку вы!.. Теперь, что касается ее возраста… видите ли, моя организация уверена, что шпион, пробравшийся в столь высокие сферы, должен быть гораздо старше. Его, очевидно, заслали много лет назад в надежде на то, что когда-нибудь он достигнет головокружительных вершин. Вы не боитесь высоты, фельдмаршал?
— Разумеется, нет! И этот наш разговор…
— Еще не окончен, — быстро вставил Гартман.
Он поднялся со стула и снял с вешалки шинель и фуражку.
— В должное время я, конечно же, извещу фюрера о нашей беседе, — продолжил он, одеваясь. — Разрешите откланяться.
Гартман завершил разговор на весьма подходящей ноте и, выйдя на холод, прикрыл за собой дверь. Его загадочная фраза, брошенная на прощанье, непременно должна врезаться в память Кейтеля. Такие фразы обычно бросаются, чтобы нарушить покой людей с нечистой совестью.
— Мой фюрер, — сказал Борман, — ваш предшественник распорядился прислать сюда абверовского офицера, чтобы проверить здешнюю систему безопасности. Офицер прибыл, это майор Гартман. Он уже осматривает военный городок…
— А система безопасности действительно нуждается в проверке? — уточнил Гитлер.
— Я считаю, что мы должны немедленно отправить этого Гартмана обратно в Берлин, — заявил Борман. — Он может представлять для вас опасность. Гартман — самый толковый агент абвера.