Вождь и призрак

Был час ночи. Гитлер какое-то время молча расхаживал по комнате, прибегая к своей излюбленной тактике: ждал, когда его посетитель выговорится полностью. Затем фюрер обычно излагал свою точку зрения, причем теперь уже он говорил, не закрывая рта.

— Ходят слухи, будто бы в Волчье Логово проник советский шпион, — продолжал Борман. — Ваш предшественник интуитивно чувствовал что-то неладное…

— Ага! И однако же, вы предлагаете немедленно отправить Гартмана обратно? А англичанина Линдсея передать в руки гестапо, да? Выходит, я, едва успев приземлиться на аэродроме, должен отменить два важнейших решения фюрера и создать тем самым благоприятную почву для всяческих сплетен? А ведь мы вроде бы стараемся, чтобы все выглядело нормально?

Борман был поражен и напуган. Напуган своей собственной недальновидностью. А поражен реакцией Хайнца Куби, который мыслил точь-в-точь как фюрер, недавно погибший при взрыве самолета по пути из Смоленска. Произнося свой монолог, Куби по-прежнему расхаживал по комнате, словно маятник.

— Нет, мы сделаем прямо противоположное тому, что предлагаете вы! Линдсей останется здесь, и пусть ему оказывают почести, пока я не подготовлюсь к беседе с ним. А до этого я хочу повидаться с Гартманом… может, я встречусь с ним завтра, когда отдохну после обеда. Он же, пока суд да дело, пускай продолжает расследование…

— Фюрер снабдил его бумагой, которая дает ему неограниченные полномочия. Он может допрашивать любого. Даже таких людей, как Йодль!

— Так это же прекрасно! Пусть допрашивает всех, и как можно пристрастней! Неужели вы не понимаете, Борман: такой поворот событий отвлечет внимание людей, а тем временем они будут потихоньку ко мне привыкать. Все, разговор окончен! Я высказал свое мнение. Таков приказ фюрера.

— Я немедленно приступаю к его выполнению.

— Но если Гартману даны неограниченные полномочия, Борман, — на лице Гитлера заиграла лукавая усмешка; он взглянул на толстенького, маленького человечка, и тот с изумлением узнал усмешку, характерную для фюрера, когда он бывал в лукавом настроении и любой мог стать жертвой его остроумия, — если так, то абверовец может допросить и вас? Если сочтет нужным…

— Чему я вынужден буду противодействовать, ведь я — кладезь ваших тайн.

— А в бумаге, выданной Гартману, оговаривается, что вас нельзя допрашивать?

— Н-нет…

— Тогда будем надеяться, что он вас все-таки не арестует!..

Борман сник, потрясенный тем, как самозванец использует буквально все возможности, лишь бы выдать себя за настоящего фюрера.

Глава 13

«Выясните местоположение ставки фюрера…» «Определите, кто управляет немецкой военной машиной…»

Такой сценарий разработал для Линдсея полковник разведывательной службы Браун, когда Линдсей покидал Райдер-стрит в Лондоне. Линдсей употребил слово «сценарий», поскольку атмосфера в Волчьем Логове была несколько театральной. Казалось, все основные персонажи играют строго заданные роли.

Спустя две недели после своего приезда он уже мог ответить на оба вопроса, которые так интересовали Лондон. Волчье Логово притаилось в ужасных сосновых чащах Восточной Пруссии, где туман, похоже, вообще никогда не рассеивается, и день из-за этого кажется ночью.

Из разговоров с Гюнше, адъютантом фюрера, и таинственной Кристой Лундт, из некоторых фраз, оброненных Мартином Борманом, а также из подобострастного поведения Кейтеля и Йодля явствовало, что Гитлер принимает важнейшие решения самостоятельно.

— Когда вы раздобудете эту информацию, — ласково посоветовал ему перед отъездом Браун, — доберитесь до Мюнхена и свяжитесь с нашим агентом. В любой понедельник ровно в одиннадцать утра вы должны подойти к собору Божьей Матери. Прикурите сигарету и сунете ее в рот ЛЕВОЙ рукой. Сделаете несколько затяжек, выбросите окурок и загасите его ЛЕВОЙ ногой. Агент даст понять, что это он — или она, — назвав свое имя — Пако. Вы ответите: «Когда я был в Риме…» Пако будет руководить вашими действиями и переведет вас через швейцарскую границу…

— А если меня схватит гестапо? — спросил Линдсей.

Браун ответил не сразу, он довольно долго молчал и бесцельно теребил предметы, лежавшие на столе. Полковник, конечно, не сбрасывал со счетов и такой возможности, однако предпочитал говорить о неприятных вещах как можно туманнее. Он ни разу в жизни не был на поле боя.

— Мы учли и такой поворот событий, — наконец сказал он, не глядя на Линдсея.

Браун понимал, что, сколько бы ни продлилась война, его все равно не забросят в тыл врага и он не окончит свои дни в медленных муках где-нибудь в застенках гестапо. А перед человеком, который сидел напротив него за столом, маячила именно эта перспектива.

Браун откашлялся и продолжал:

— Если дойдет до этого и вы сообщите им о существовании нашего агента по имени Пако, они, скорее всего, приведут нас на встречу к собору Божьей Матери. Тогда вы, закуривая, поднесете спичку к сигарете не левой рукой, а ПРАВОЙ. Вы же, если уж на то пошло, правша! А когда сделаете Несколько затяжек, то растопчете окурок ПРАВОЙ, а не левой ногой. Это насторожит Пако, и он не станет объявляться…

— Очень умно. — Линдсей машинально достал сигарету и сунул ее в рот правой рукой. Потом вдруг сообразил, что делает, замер и поднял глаза на Брауна. Полковник смотрел на сигарету, словно загипнотизированный. — Пако, — продолжал Линдсей, закурив сигарету, — это мужчина или женщина?

— Этой информации вам лучше не иметь, — лаконично ответил Браун.

Лежа на кровати в комнате, которую ему отвели в Волчьем Логове, Линдсей отчетливо припомнил, как окаменело лицо Брауна, когда произошел инцидент с сигаретой.

О Боже, в уютном кабинете на Райдер-стрит все казалось таким простым и ясным! Линдсей полетит — как он и сделал — в район Бергхофа и спрыгнет с парашютом. Немного сноровки и, разумеется, везенья — и он добудет информацию, интересующую высшее руководство — боссов с Даунинг-стрит, полагал Линдсей, а добыв ее, убежит в Мюнхен.

Перед отъездом он часами изучал железнодорожные карты и план города. Железная дорога, которая вела из Зальцбурга в Мюнхен, проходила рядом с Берхтесгаденом, и обычно поездка до Мюнхена занимала около часа. Линдсей выучил наизусть план всего города. Добравшись до Мюнхена, он намеревался как можно скорее встретиться с Пако. А затем подпольщики переправят его в Швейцарию…

Теперь он находился в шестистах милях к северо-востоку от Мюнхена, в унылых дебрях Восточной Пруссии. И как добраться до Мюнхена, до Пако и до Швейцарии — не имел ни малейшего понятия. Через несколько часов после двухнедельного ожидания, истрепавшего ему все нервы, он должен был встретиться с фюрером. Линдсей все еще вспоминал Райдер-стрит, когда дверь тихо притворилась, и в комнату проскользнула Криста Лундт. Ее красивая грудь бурно вздымалась.

— Ну, а на этот раз что стряслось?

Линдсей вскочил с кровати и, пристально глядя на Кристу, приблизился к ней. В ее лице не было ни кровинки, но когда она заговорила, голос звучал тихо и спокойно:

— Почему вы говорите «на этот раз», словно я какая-то нервная дамочка?

— Ближе к делу!

— Будто мало у вас… у нас… было неприятностей с этим абверовцем Гартманом, который все тут вынюхивает и лезет с бесконечными расспросами! Он торчит тут уже две недели… вы знаете…

— Ближе к делу! — повторил Линдсей.