Возлюби врага своего

— При них, господин капитан, не было никаких зарядов, чтобы совершить эту диверсию.

— Ты, Кристиан, вероятно, плохо искал. Неужели ты думаешь, что «Иваны» настолько глупы, чтобы тащить с собой взрывчатку. Вероятнее всего, что она уже давно на месте и просто ждет своего часа. Давай возвращайся со своими бойцами в Верховье и постарайся мне накрыть этого снайпера. Пусть Ганс работает, это его работа, его не зря из Германии, сюда доставили. Фамилия этого снайпера Жуков. Мне вчера попалась русская фронтовая газета, в которой говорилось о нем. Он в Велиже положил около трехсот наших солдат и тяжело ранил двух генералов. Так что теперь, Кристиан, это дело нашей чести. Надо в ближайшее время уничтожить этого аса русской пули, — сказал Крамер, завалившись на свой гамак.

— Так точно, господин капитан!

— Кристиан, ты помнишь гаштет в Берлине в наш последний день на Родине?

— Да, помню, — сказал ему я, и в моей голове поплыли воспоминания, проведенные в штабе вермахта бронетанковых войск под Цоссеном, где шесть месяцев к ряду, в школе Абвера, я изучал основы диверсионной и разведывательной деятельности.

— Мы ведь договорились называть друг друга по именам?

— А как же субординация? — спросил я.

— К черту субординацию, мы не на приеме у Гитлера по поводу вручения боевых наград, чтобы называть себя по званиям. Это, малыш, война — сегодня убьют меня, а завтра может и тебя. Мы почти породнились с тобой. Так что, Кристиан, давай, возвращайся в Верховье.

— Я все понял, Питер! До встречи! Пожелай мне удачи. Она как никогда мне сейчас нужна.

Пожав руку капитану, я вышел на улицу. Через пятнадцать минут я уже сидел в кузове грузового Опеля с нашими связистами. Через час мы уже вернулись обратно в Верховье, где ждала нас «подсадная утка», слегка пришедшая в себя за сутки нашего отсутствия. «Иван» этот неплохо смотрелся на фоне других пленных, видно питание и тепло воскресили его жизненные силы.

— О, Руди, как поживает наша наживка? — спросил я Руди Тонера, оставленного охранять пленного русского.

— Хорошо! Он уже почти похож на нашего полковника. Вот только худоват малость, а так уже неплохо выглядит! — сказал Руди и, взяв «Ивана» за щеку, потрепал её.

— Он бежать не собирался? — спросил я, раздеваясь после рейда.

Голова была тяжелая, трое суток на ногах делали меня не боеспособным, необходимо было отдохнуть и вновь собираться в рейд. Капитан правильно сказал, что этого Жукова нужно было достать с потрохами, пока он не перебил нам всю нашу армию и всех офицеров.

Я рассказал об этом большевике Гансу Йоргану, так эта новость его очень расстроила, и он поклялся на библии наказать русского аса-снайпера.

Выполнение поставленной задачи затрудняла снежная и довольно студеная зима. Долго в засаде при минус тридцати не просидишь. Иногда, возвращаясь из очередного задания, было трудно даже оторвать свои ноги от сапог. Шерстяные носки на морозе примораживались к загнутым в сапогах гвоздям, и только необычайная сила могла вытащить их оттуда. Так и приходилось ложиться в свои проволочные гамаки в ожидании того, что сапоги оттают от ног в тепле землянки.

— О, Василий, туй хочет кушайт? — спросил я, протягивая «Ивану» хлеб и шпик.

Сержант посмотрел на меня глазами безропотного ягненка. Вся его славянская бравада растворилась, как утренний туман. Вероятно «Иван» чувствовал, что его откармливают не для того, чтобы отправить в Ля Скала на сцену знаменитого оперного театра. Для него сценой сейчас была почти вся линия фронта, где ему и предстояло сыграть свою первую и последнюю роль.

— Дафай, дафай! Быстрее кушай, кушай! — сказал ему Ганс Йорган и протянул банку с колбасным фаршем и ложку.

— Йорган, ты так обхаживаешь свою мишень, словно маркитантку из велижского борделя, — говорил ему я, наблюдая за действиями нашего прославленного чемпиона.

Бойцы дружно засмеялись, видя, что наш снайпер прямо-таки лелеет свою «подсадную утку», несмотря на то, что он враг.

— Я, Кристиан, не хочу, чтобы его шатало от ветра. В оптический прицел очень хорошо видно даже лицо жертвы. Любая мелочь может повредить делу.

— Ты скажи мне, Ганс, где мы будем искать этого снайпера? — спросил я, абсолютно не понимая, где на всем протяжении фронта объявится этот вольный стрелок.

— Статистика, статистика его пораженных целей укажет нам его любимые места, — сказал Ганс.

Он достал из своего деревянного футляра, обитого зеленым бархатом, маузер 98 с оптическим прицелом и с любовью стал его протирать промасленной тряпкой. По всему было видно, что он страстно любит свой карабин и вряд ли когда доверит его в чужие руки.

Глаза слипались, и я не удержался и влез на полати русской печи. Голова не успела коснуться подушки, как я уже спал. И мне было наплевать, что сейчас я стал настоящей добычей русских клопов, которые кишели во всех земляных бункерах и уцелевших хатах наравне со вшами. Чем только мы не травили этих тварей, но они плодились под нашими мундирами с невиданной скоростью. В то время, когда твое тело истощено, когда постоянная усталость преследует тебя, заставляя спать на ходу, никакие сны не проскакивали в твоем сознании. Любая минута, любой свободный час и солдаты, измученные боями засыпали, словно убитые. Да было и неудивительно, что русская разведка с легкостью вырезала передовые дозоры целыми взводами, потому что нам постоянно хотелось спать.

Жуткий грохот разбудил меня. Он, словно свалившийся с горы огромный булыжник с невероятной скоростью ворвался в русскую хату. Подобно картонной коробке она подпрыгнула и в разбитые взрывной волной окна ворвалась горькая гарь тренитротолуола. В ту минуту в доме уже ничего не было видно. Он мгновенно наполнился белым дымом, и я выскочил из дома через выбитое окно.

Огромная дымящаяся воронка в пятидесяти метрах от него зияла своей черной язвой среди белого снега. Краем глаза я увидел, как мои бойцы выскакивают из хаты и бегут в направлении окопа, волоча за собой русского пленного.

Нырнув в щель, я вдруг услышал пронзительный рокот русского фронтового бомбардировщика. Он, подобно огромному ястребу пикировал на наших тыловиков, наводя ужас одним только воем мощных моторов. Вдруг от тела этого железного монстра отделилась черная капля, которая с каждой секундой становилась все больше и больше. От её пронзительного свиста сердце замирало и ты, униженный страхом, впивался в этот несущий смерть предмет глазами, стараясь предугадать место его падения. Казалось, что этот смертельный снаряд, словно живое существо видит тебя и летит с желанием вогнать тебя в землю и разметать потом твое тело на мелкие части.

Я заворожено смотрел на эту смертоносную каплю, и все мое тело в эти секунды сковало дьявольское оцепенение. Я видел, как пробив промерзшую толщу земли, она вошла в неё, словно кинжал в кусок хлеба и через мгновение огромный столб огня и земли взметнулся в обратном направлении, поднимая в воздух сотни тонн замерзшей породы. Земля содрогнулась и стала уходить из-под моих ног, бросая мое жалкое существо в глубокую щель траншеи.

Все небо в долю секунды покрылась разрывами зенитных снарядов. Всё пространство вокруг базы закипело от выстрелов зениток и крупнокалиберных пулеметов. К самолету потянулись пунктиры трассирующих снарядов, которые разрезали воздух огненными точками. Но, несмотря на плотный огонь противовоздушной артиллерии, самолет большевиков спокойно без потерь удалился в направлении линии фронта. Всего несколько тяжелых бомб, сброшенных на наш гарнизон, повергли его обитателей в состояние смятения и вселенского хаоса. Отовсюду доносилась отборная брань, перемешанная со стонами раненых и умирающих.