Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Возлюби врага своего
Шрифт:

Крамер с нетерпением ждал, когда мать нальет кофе. По его виду было заметно, что он так же, как и я полностью отключился от фронтовых воспоминаний. Не успев поднять свою чашку, как вдруг окна моего дома сотряслись от взрыва. Я по-привычке даже упал на пол, чуть не разлив напиток, но мать в это время стояла возле плиты с абсолютным отсутствием всякого страха.

— Не бойся, Крис, это на полигоне Тамбах Дитхард наш фюрер испытывает совершенно новые танки. У нас последнее время в городе появилось много солдат вермахта. В бывшем кавалерийском полку, что на окраине города, расположился учебный танковый полк «Адольф Гитлер». Почти каждую ночь на железнодорожные платформы прибывают новые и новые танки, которые испытывают тут рядом на этом военном полигоне.

Вернувшись за стол, я понял, что эта страшная война тоже дошла даже до маленького Ордруфа. На душе, вновь

стало тяжело в предчувствии каких-то значимых для Германии перемен.

— Да, малыш, из огня да в полымя, как говорят русские! Так хотелось отдохнуть от этой канонады, да видно рано. Я не думал, что в этом тихом городке я снова услышу взрывы артиллерийских снарядов.

— Недавно, Крис, у нас произошел вообще страшный случай. Русские пленные угнали свой танк, который наши солдаты должны были подбить на полигоне. Они ворвались в Ордруф, и въехали в ресторан «Zum L"owen» прямо через витрину. Один «Иван» вылез из танка и заставил хозяина ресторана погрузить им большую бочку пива прямо на танк. Офицеры танкового полка, сидевшие в ресторане, настолько напугались, что хотели уже сдаться в плен. Тогда весь город несколько дней жил в страхе. Правда, этот танк потом подбили. Русский вылез из него, когда ребенок перебегал улицу и упал под гусеницы. Вот тогда этого «Ивана» и убили. Я до сих пор не могу понять, почему же русский не стал давить ребенка. Неужели «Иваны» совсем не такие кровожадные, как говорит нам доктор Геббельс!? Ты, Крис, расскажи мне о них, ведь ты, наверное, встречался с ними на своем фронте? — сказала мать.

В разговор тогда вступил Питер. Он ведь всю жизнь прожил с «Иванами» и знал все их традиции и даже песни, которые они пели. Крамер выпил свой кофе и только тогда сказал:

— Я не хочу вас пугать, фрау Кристина, но поверьте мне, через год-два большевики будут здесь в Германии. Мы никогда не сможем выиграть у них эту войну. Поэтому приготовьтесь, нас ждут большие-большие перемены. Вам не следует так искренне верить доктору Геббельсу, фрау Кристина! После Сталинграда война уже нами проиграна и теперь дело только времени.

После сказанных капитаном слов, моя мать присела на стул и горько заплакала. Теперь из её глаз текли совсем другие слезы. Она в ту минуту представила, как дикие «Иваны» ворвутся в Германию и будут всех подряд убивать, грабить и насиловать на правах победителей.

Я в то время сидел, шокированный рассказом матери. Я никак не мог понять, что русский ценой своей жизни спас немецкого ребенка. Я не мог понять почему, почему они совсем другие, не такие, как говорил нам фюрер. Я всегда, всегда представлял, что «Иваны» — это грубая, необразованная и грязная раса, которая подлежит уничтожению. Но после этого случая я окончательно задумался над праведностью этой войны.

— Мама, а как наша соседка Габриэла, она еще не вышла замуж, пока я с большевиками воевал? — спросил я, интересуясь соседской девчонкой.

— О, Крис, Габриэла за два года превратилась в настоящую девушку. Она окончила школу, а сейчас работает в генеральском санатории санитаркой. Она только вечером будет дома, и если ты хочешь, то сможешь увидеть её.

Еще два года назад, когда в составе вермахта я уходил на фронт, Габриэла только начинала расцветать. Её грудь в те времена только-только начинала формироваться, и я, затащив её в отцовский сарай, из любопытства раздевал девчонку наголо. Я тогда никак не мог представить, что её девичьи прыщики сформируются в довольно красивую грудь, а худющие ноги станут завистью многих местных девчонок и кипящей страстью прыщеватых юнцов. Но я был герой, и у меня теперь больше шансов завладеть её сердцем.

Мы в тот день очень долго сидели на кухне, пока Крамер, измотанный событиями последних дней, не уснул прямо за столом. Мать в моей комнате расстелила постель, и капитан завалился спать.

А тем временем я рассказывал матери о наших фронтовых буднях. О городе, в котором мне довелось воевать, о русских бабах, которые угощали нас молоком и свежим хлебом. Её удивляло всё: от того, как выглядят их дома, до того, как одеваются русские женщины. Я старался рассказывать ей, не договаривая о русских морозах, и о горах трупов, вмерзших в глиняную жижу. О тысячах наших солдат, лежащих в русской земле, и о той опасности, которая подстерегает нас фактически за каждым кустом.

За разговорами время пролетело совсем незаметно. Мать ушла в город за покупками, а я, оставшись дома, вошел в свой сарай. На стене висел мой велосипед, шины которого давно сдулись, а резина потрепалась от перепада температур. Все напоминало тот период,

когда я в своих кожаных шортах бегал за солдатским строем и стучал в детский барабан. Как все было давно и совсем недавно. Вот и Габриэла выросла, и уже, наверное, мечтала о том, как удачно выйти замуж. До ужаса хотелось видеть эту девчонку, с её озорными косичками, перевязанными шелковыми лентами. Усевшись на старый пыльный диван, я, подперев голову руками, углубился в воспоминания тех последних дней, перед тем, как я был призван на восточный фронт.

За стенкой отцовского сарая была небольшая соседская лужайка, на которой стояли качели, сделанные мастеровитыми руками её отца. Господин Генрих работал на красильной фабрике вместе с моим отцом. Там из свинца и других компонентов делались одни из лучших красок в довоенной Германии. Позже отец умер от воспаления легких и я, поступив в Гитлерюгенд, расхаживал по городу в портупее и коричневой рубашке, ощущая свою причастность к делам Рейха.

За три дня до ухода на фронт я, как-то сидя в сарае, увидел через щель, как юная Габриэла качается на качелях. Девчонке уже было лет пятнадцать и мой интерес к её телу, с каждым днем, все больше и больше давал знать о себе. Когда дома никого не было я, пообещав угостить её шоколадом, затащил эту девчонку в сарай. Габи, чувствуя к себе мой интерес, особо не ломалась, а сама скинула свой сарафан, представ передо мной в совершенно голом виде. Я трогал её за слегка напухшие груди, ощущая себя уже взрослым мужчиной. Жалкие шелковистые рыжеватые волосики только-только пробивались между её ног, не скрывая еще заветный и таинственный бугорок с природной прорезью. Я трогал её за все приятные места, а она весело смеялась и вкусно ела шоколад, не обращая на мои страдания никакого внимания. Я тогда впервые ощутил, как страстно желаю её, как я хочу это юное тело. Но страх сделать что — то плохое и неведомое мне ранее, словно чужими руками сдерживало меня от подобного поступка.

Я ходил кругами вокруг неё, целуя, то в плечо, то в шею, то в розовые соски её маленькой груди. Мои руки скользили по её животу, по ногам и ягодицам. Я, тогда как бы в запас старался, как можно больше насладиться её девичьей нежностью и привлекательностью. А Габи, видя тогда мою не решимость, сама старалась еще сильнее возбудить меня, танцуя передо мной, покручивая своим задом. Я же, не ведая последствий подобной игры, все больше и больше старался насладиться ранее мне не испытываемыми чувствами. Но было уже поздно, и боль в моих гениталиях стала настолько нестерпимой, что казалось, мои кишки сами собой завязались морскими узлами. Любое незначительное движение вызывало приступ тупой боли.

А Габи, Габи смеялась и, одев свой сарафан, убежала домой, оставив меня один на один со своей болью. Тогда, я инстинктивно вытащил из своих кожаных шорт свой распухший орган и удивился, как он страшно увеличился в размерах. Подобного ранее я не видел! По твердости он был сравним только с огурцом. Я как-то случайно и инстинктивно обхватил его рукой и, сделав несколько скользящих движений, ощутил, как по моему телу прокатилась волна странного ощущения. Я испытал ранее невиданное мной чувство. Из моего члена вырвалась какая-то белая вязкая струя. Точно такая же мутноватая слизь иногда по утрам склеивала мои трусы с телом, после того, как я во сне видел обнаженных женщин и занимался с ними любовью. После подобного выстрела боль слегка отпускала, но еще не совсем. Я вновь и вновь в какой-то истерии дергал себя за член, представляя в своей голове, как это я делаю с Габриелой. Вновь мое тело дрожало от невиданного ощущения, и вновь струя этой жидкости вырывалась наружу настоящим фонтаном.

Сейчас, сидя в сарае, и вспоминая свой первый сексуальный опыт, я невольно засмеялся сам над собой. После того случая, как в моей жизни побывала Анна, я уже почувствовал себя настоящим мужчиной, который сможет теперь исполнить то, о чем я мечтал еще с мая 1941 года. Теперь в моей душе абсолютно не было того страха, который раньше сдерживал меня от проявления своих чувств.

Пока капитан нежился в белоснежной постели, я в своей голове вынашивал коварный план, как сегодня овладеть Габриелой и насладится её девичьей плотью. Я представлял, как раздену её, как расцелую все её девичье тело, как вопьюсь губами в её грудь и войду в её теплое и влажное лоно. Я одержимый этой идеей сидел на диване и мечтал, мечтал о тех ощущениях, которые мне доведется испытать. Я придумывал слова и целые фразы, которые должны были мне помочь в достижении этой цели. Но я тогда не знал, что то, что я придумывал, что замышлял, будет развеяно Габриэлой её невиданной ко мне страстью.

Поделиться с друзьями: