Возмездие (Сб.)

— Минуту, Рейнхельт!

Это Абст. Он только что вышел из туннеля и задумчиво глядит на нового врача. В течение нескольких дней Ханс Рейнхельт проходил подробный инструктаж у Ришер. Затем под наблюдением самого Абста он столько же времени практиковался в определении потребной нормы препарата для каждого из пловцов. И вот со вчерашнего дня врачу предоставлена самостоятельность. Пока все идет нормально. Но у Абста нет уверенности, что стоящий перед ним человек до конца осознал ответственность, которую несет… Разумеется, приняты все меры. Каждый шаг врача под наблюдением. Рейнхельт круглые сутки с пловцами. Он даже спит в одном помещении с порученными ему людьми, и, если случится неладное, первой жертвой будет он сам. И все же…

— Вот что, — говорит Абст, — я решил провести эксперимент. Сейчас вы оставите одного из них без препарата.

— Зачем, шеф?

— А вот увидите. Где ваша книга?

Карцов протягивает ему журнал со списком пловцов.

— Вычеркните кого-нибудь.

— Не могу, шеф, — тихо произносит Карцов, догадавшись о намерении Абста.

— Вычеркивайте. Сами, по своему выбору. Ну!

Карцов вынужден подчиниться и наугад проводит карандашом по списку. У него трясется рука. Он понимает: один из тех, что стоят в строю, в эту секунду обречен на нечто страшное, быть может, на гибель.

— Так, — говорит Абст, заглядывая в книгу. — Это был Гейнц. Ну-ка, давайте сумку!

И он отбирает те полтора брикета, которые предназначались пловцу.

Повинуясь приказу, Карцов приступает к раздаче препарата. Пловцы получают брикеты, тут же разрывают упаковку и принимаются за еду.

Опорожнив сумку, он оглядывает людей. Некоторые еще жуют. Те, кто уже справились с едой, едва заметно покачиваются на ногах.

Пловец, по имени Гейнц, никак не реагирует на то, что его обделили. Как и другие, он тупо глядит в пространство неподвижным, пустым взглядом. Это высокий, гармонично сложенный юноша с удивительно четким рисунком мышц. Такую рельефную мускулатуру редко встретишь у пловца. Впрочем, из медицинской карточки Гейнца известно, что когда-то он был не только классным брассистом, но и отличным борцом. Карцов представляет себе; как выглядел этот спортсмен на состязаниях — гордая осанка, сверкающие азартом глаза… Где-то остались его родители, любимая девушка. Если бы знали они, во что превратился Гейнц, что его вскоре ждет!..

— Готово? — спрашивает Абст.

Карцов молча отходит в сторону.

Абст отдает распоряжение: Глюк поведет людей завтракать, потом — на работу.

— А вы, — говорит он Карцову, — прикажите Гейнцу выйти из строя и следовать за нами.

На железной двери задвинуты два массивных засова, За ней, на полу каменной конуры, похожей на тюремную одиночку, неподвижно сидит человек. По эту сторону двери, у овального глазка, — Абст и Карцов.

Заперев подопытного, Абст увел к себе нового врача и в течение четырех часов снова экзаменовал его. Сейчас они вернулись туда, где заперт Гейнц.

— Посидим, — говорит Абст, взглянув на часы — Теперь уже недолго.

Они устраиваются на широком скальном выступе. Карцов с трудом сдерживает волнение. Он весь в ожидании того, что должно произойти в камере. Неужели несчастный погибнет?

И он решает сделать последнюю попытку.

— Шеф, — говорит он, — вы затеяли эксперимент из-за меня? Полагаете, что иначе я не оценю в полной мере ваших предупреждений?

— Да.

— Опасения напрасны. Я все воспринял очень серьезно. Боюсь, вы зря губите ценного бойца. Прошу вас, пока еще не поздно…

— Поздно. — Мельком взглянув на часы, Абст повторяет: — Поздно, Рейнхельт. Это скоро начнется.

— Как угодно, шеф. Я только хотел…

— Вы ничего не должны хотеть! — резко обрывает его Абст. — Вы должны получать приказы и выполнять их как можно лучше!

Карцов молчит. Возражать бессмысленно. Надо держать себя в руках.

Он вспоминает недавний разговор с Абстом. «У нас немало героев, готовых умереть за фюрера». Как бы не так! Они, эти «герои», были хороши, когда гигантская военная машина немцев сокрушала слабое сопротивление бельгийцев, поляков, расправлялась с французами. В памяти встает снимок, обошедший в те дни все газеты: польские драгуны с саблями наголо атакуют немецкие танки… Будешь героем, расстреливая из танков беспомощных конников!

Стон из-за двери!

Вздрогнув, Карцов поднимает голову.

Стон повторяется.

По знаку Абста Карцов подходит к двери.

— Откиньте заслонку глазка! — командует Абст.

Карцов смотрит в глазок. Он видит: человек сидит на полу, прислонившись к скале; ноги вытянуты, голова безвольно опущена на грудь.

— Глядите, — требует Абст, — глядите внимательней! И представьте себя рядом. В одной с ним пещере, понимаете? Вы плохо обслужили его, зазевались, проявили небрежность… Ночь. Вы спокойно спите, рядом лежат двадцать четыре таких, как этот. В вашей сумке препарат, который вы забыли дать им. И вот они пробуждаются…

Человек поднял голову, закрыл руками лицо. Сидя на полу, он раскачивается. Все сильнее, сильнее. Из-под прижатых ко рту ладоней вырвался стон. Стон громче. Это уже не стон — раскачиваясь, человек исторгает протяжный вой.

Еще мгновение — и он на ногах.

Карцов видит его лицо. Минуту назад оно было бесстрастно. Теперь на нем бешенство, ярость. Умалишенный озирается. Вот он увидел дверь, выставил руки, пригнулся. Поймав его взгляд, Карцов пятится.

В следующий миг тяжелая дверь содрогается от навалившегося на нее тела. В дверь колотят. Каменное подземелье оглашается воплями.

Абст довольно улыбается: эксперимент произвел впечатление. Можно не сомневаться: уж теперь-то новый врач будет аккуратен и бдителен.

Он берет Карцова за руку, ведет по коридору. Крики умалишенного звучат глуше. Вскоре лишь отдаленный, неясный гул сопровождает их по извилинам скального лабиринта.

— Вам жаль его? — спрашивает Абст. Он вздыхает: — Ничего не поделаешь. Вы уже знаете, несчастный был обречен. Месяцем раньше, месяцем позже, но итог был бы один. Жалко беднягу! Но, увы, такова его судьба.

Карцов не отвечает. Скорее бы остаться одному, отдышаться, привести в порядок мысли!.. У развилки туннеля он замедляет шаг.

— Я бы хотел заглянуть к Ришер, шеф.

— Кстати, о ней. Итак, ваш диагноз — истерический паралич? Вы уверены, что не ошиблись?

— Уверен.

— И никаких сомнений?

— Не понимаю вас, шеф.

— Она более двух недель без движения. Вы докладываете: улучшения не наступило. Однако истерические параличи излечиваются сравнительно быстро…

— Ришер впечатлительная, нервная особа.

— И это тормозит выздоровление?

— Да. Она внушила себе, что никогда не поправится. Я обязательно вылечу ее, но требуется время.

Абст приводит Карцова в свое рабочее помещение. Разговор продолжается там.

— Время, время! — восклицает Абст, усаживаясь за стол и поглаживая попугая. — Его-то как раз и нет у нас с вами, дорогой Рейнхельт. Я бы сам лечил Ришер, да не могу: занят, очень занят, коллега. А впереди много серьезных дел.

Абст видит, что собеседнику явно не по себе, и по-своему истолковывает его состояние: новый врач напуган, ошеломлен. Что ж, очень хорошо! Но во всем надо знать меру. И Абст решает несколько отвлечь его от мрачных мыслей.