Возмездие

Это лицо.

Он знал это лицо.

— Ты.

— Да, господин генерал.

Теперь он вспомнил. Высокие Равнины.

Это был юный разведчик, которого он пощадил четыре года назад.

* * *

Зной усиливался.

— Дайте мне помочь вам.

У него не было сил, не было больше сил ни на что. Юный разведчик с необычайной осторожностью снял с него шлем. Он был ранен в спину. И в грудь. Кислота разъедала ему лицо. Одна из рук была раздроблена. Склянка с ядом, которую ему дали перед отъездом, разбилась, а ее содержимое разлилось по песку.

Тириус Бархан поднес руку к губам; его начало рвать.

— Я хотел предупредить вас, господин генерал. Но меня бы убили. Я думал…

Ишвен оперся о его плечо и попытался встать. Совсем рядом, в нескольких шагах от них, продолжала бушевать битва.

— Я хочу… хочу продолжать сражаться.

— Не шевелитесь. Вы умрете. Не шевелитесь.

Он хотел сказать что-то еще, но силы оставили его.

Человек, спасший его, осторожно вытер рукавом ему лицо. Он плакал.

— Это ловушка, господин генерал. Я слышал, как они об этом говорили. Они с самого начала знали, что все произойдет именно так.

— Они? — повторил ишвен, и кровавая пена выступила у него на губах.

— Это знали все. Все, кроме ваших людей. Император и не думал вас спасать. Это сделал не он. Вы знаете, кто. (И одновременно со словами солдата Тириус слышал другой голос, вдруг воскресший в памяти). Это чудовище. Конечно, знаете. Его слову нельзя верить, нельзя верить. Но ведь все равно мы все погибнем. Его жизнь была в ваших руках. Наши жизни. Так что какая теперь разница? Однажды вы спасли меня.

Голова Тириуса упала назад.

— Лания!

Юный разведчик отвернулся.

— Лания! — повторил в агонии ишвен.

Азенат положил руку на его пылающий лоб и достал из тайника оружие. Все, что он мог сделать для умирающего — защитить его могилу, окропить ее своей кровью. «Лания», — стонал генерал. Юный разведчик закрыл глаза. Лании больше не было. Лания никогда не была в монастыре. Ланию два часа насиловали полдюжины солдат в нескольких сотнях шагов от ее мужа, а он ничего не знал. Ее насиловали, а потом стали истязать. Она никогда не была в монастыре. Ее насиловали, истязали, потом снова насиловали. Ей отрубили руки. Под утро, после целой ночи невообразимых пыток она умерла. Вы это хотите услышать, генерал? Вы настолько хотите знать правду?

И азенатский солдат промолчал.

Один из сентаев посмотрел в его сторону и двинулся на него с мечом.

В его глазах горело предвкушение крови.

Бой длился недолго. Юный разведчик нанес врагу два удара. Потом он в ослеплении и ужасе оступился, и противник резким ударом отсек ему руку. Он упал на колени, а сентай ушел, зная, что тот скоро умрет. Превозмогая боль, воин нашел в себе силы доползти до убежища своего генерала и опереться спиной о камень.

Потом он начал задыхаться.

«Лания», — произнес голос позади него.

Это было последнее слово, которое он услышал в своей жизни.

Он медленно сполз на землю, и его тело рухнуло в пыль.

В нарастающей тьме Тириус Бархан почувствовал, что теряет сознание. Последним, что он видел, был богомол, который сел на камень прямо перед ним и долго тер друг о друга передние лапки, прежде чем повернуть голову в его сторону.

И все остановилось.

Книга вторая

Акт III

Ибо сказано:

Угнетенные народы породят человека,

Порабощенного, осмеянного и принесенного в жертву

По моему образу и подобию,

И его клинок станет моим

возмездием. «Смертоносное евангелие», песнь третья

Вечер закутал землю в свой саван, и лес заблестел тысячью огней. Под деревьями собралось несколько сотен человек. Их факелы озаряли лес своим светом. Лица собравшихся были сосредоточенны, никто не произносил ни слова. В центре поляны стояли пять вождей варварских племен и ждали. Там были ишвен Наэвен, юный воин, подающий большие надежды, искусный фехтовальщик и бесподобный наездник; акшан Ирхам с заплетенной в косички бородой, которому удалось объединить под своими знаменами все племена Эзарета; Амон Темный, недоверчивый вождь гуонских племен; семет Шай-Най, человек с ледяной улыбкой, никогда не расстававшийся со своей шпагой, и найан Окоон, почти слепой кочевник, да к тому же, как поговаривали, одержимый духами.

На зов отозвались все. И каждый привел с собой своих лучших людей, элиту своей армии, ибо знал, что время не ждет. И каждый знал того, кто созвал их сюда. Это был не простой человек. Это была легенда. Его называли «Лайшам» — «лев».

— Ну что ж, — прогремел Амон Темный, поднимая глаза к небу. — Мы пришли. Где тот, кто должен привести нас к победе?

Он говорил больше с самим собой, чем с воинами, сидевшими в темноте вокруг него. В девственно-черном небе сверкали тысячи звезд. Пробормотав несколько ругательств, вождь гуонов провел кончиком пальца по обоим лезвиям своего топора. Рукоятью он был воткнут в землю у его ног. Это оружие сразило больше сентаев, чем было воинов на этой поляне. Но и это их не остановило.

Акшан Ирхам медленно покачал головой. Больше двадцати дней шел он со своим войском сюда от дымящихся руин Эзарета. Большинство его солдат потеряли в нем свое имущество и всех своих родных. У них ничего не осталось, кроме надежды. И Ирхаму не терпелось узнать, как же в действительности выглядит эта надежда. Из всех вождей, собравшихся на поляне, он один никогда не видел Лайшама своими глазами. Его предшественник Джадир Хасем погиб в бою несколько недель назад. Перед смертью он заставил его поклясться, что он разыщет легендарного воина. Вот почему Ирхам пришел сюда.

Найан Окоон потянул носом воздух. Он почувствовал какой-то запах. Одного глаза у него не было, второй видел все хуже и хуже, поэтому он различал лишь размытые контуры предметов, лишь приблизительные цвета. Но отличные слух и обоняние компенсировали слабость его зрения. Он мог ощутить присутствие Лайшама задолго до его появления. Приложив руку к уху, кочевник услышал где-то в чаще шорох и догадался, что это люди расступаются, чтобы дать кому-то дорогу. Семет Шай-Най рядом с ним оскалился в своей знаменитой улыбке. Наэвен запустил руку в роскошную шевелюру. По причине, которую он и сам бы не смог объяснить, каждый раз, когда он видел Лайшама, на глаза у него наворачивались слезы.

В лесу стояла полная тишина. Где-то вдалеке ухнула сова. На центр поляны вошли два человека. Один из них был акшаном. Он был одет в простую просторную тунику, перехваченную поясом с серебряной пряжкой, с которого свисала сабля, и держал в руках загадочный предмет, завернутый в черную ткань. Он вспоминал о том, как двадцать пять лет назад пришел к воротам Эзарета. Он думал о своем брате, который, как и многие, пал в бою. Он думал и о том, какая странная штука судьба: как знать, что готовит нам будущее, и мог ли подумать он, простой кочевой торговец, что когда-нибудь жизнь сложится так, что он станет настоящим воином и сегодня вечером окажется тут — он, единственный, кто по-настоящему знал Лайшама.