«Возьми меня с собою в ад»

–Больше так не делай, поняла? – Сказала Настя, не ослабляя захват.

–Как? – Дрожащим голосом, чуть слышно, спросила я.

–Не сваливай, когда я спрашиваю. Поверь, лучше, когда я над тобой подшучиваю, чем злюсь. В обиды будешь играть с мамочкой, её хахалем и своими дерьмовыми дружками, но не со мной. Поняла?

–Да.

Настя убрала руку.

–Пошли.

Я вернулась за сестрой в гараж, потирая шею. Она снова легла под машину.

–Ну так? Почему из-за меня?

–Все уроки думала над твоими словами.

–Какими?

–Что я – дешёвый вариант.

–И я тут при чём? Думала-то ты.

–Ну да. Я просто так выразилась.

–И что надумала?

–У меня просто не возникало ситуаций, где я могла бы проявить стержень. Но он есть.

Настя перестала закручивать гайку и посмотрела на меня.

–Не возникало? А сейчас?

–А что сейчас?

–Ты стояла и пачкала штанишки вместо того, чтобы дать мне отпор. В твою семью привалила девка, которой больше некуда идти, без бабок и возможностей, отброс общества, которую все сторонятся, которую ненавидит даже родная мать. И даже такому дерьму ты не смогла дать отпор.

–Но ты сильнее – и физически, и характером.

–Вот поэтому и дешёвый вариант – не нужно смотреть на то, сильнее противник или нет. Я однажды повздорила с тёткой, которая весила сто сорок килограммов и была ростом почти два метра. Погоняло Монстр было. Села за то, что голыми руками досмерти забила мужа и его брата. В драке я её победила.

–Как?

–Била швейной машинкой в голову, пока дубачки не оттащили. Она два месяца в лазарете провалялась. В честной драке ты со мной не справишься, да – но мы стояли у гаража, в котором молотки, гаечные ключи и отвёртки. Мы и сейчас здесь, кстати. Не хочешь поставить меня на место?

–Нет.

–Что и требовалось доказать.

Настя снова принялась за гайки. Я помолчала, смотря на лежащий возле меня молоток.

–Не потому, что боюсь. Просто не хочу.

–Неужели?

–Да. Я не злюсь на тебя. Совсем.

–Слушай, вот только не надо меня жалеть! Я не жалею других и не позволяю, чтобы жалели меня.

Настя ещё несколько секунд невозмутимо занималась машиной, а потом выругалась, вылезла, села на капот и закурила. Видимо, она расстроилась от собственных же слов. Я смотрела, как она часто и глубоко затягивается крепким дымом, который режет мне глаза. Я пыталась в чертах её лица вспомнить ту девушку, которую знала в раннем детстве. Знакомые были только глаза. Хотя, они изменились. Я узнавала лишь необычно глубокий голубой цвет, как толща чистой воды, и мой страх и растерянность, когда я в них смотрю. Сейчас Настя неважно выглядела – болезнь, да и годы тюрьмы не могли не оставить отпечатка. Но она всё равно была красивой. Гораздо красивее меня. Странно, даже внешне мы совсем не были похожи – я блондинка невысокого роста и с пышными формами, хотя не полная, а она высокая брюнетка, худая, как мальчишка, с короткими, небрежно отстриженными волосами. Я похожа на маму, а вот Настя непонятно на кого – папа другой. Она заметила мой взгляд.

–Что? – Раздражённо спросила она.

–Нет, ничего. А из-за чего вы с Монстром так поругались?

–Из-за раковины.

Я усмехнулась.

–Это как?

–В бараке сотня баб и четыре раковины – каждое утро из-за них собачились. Я умывалась, а эта тварь подошла и говорит "сдрисни отсюда". Я её послала, и она меня оттолкнула. Я влетела в стену, встала и кинулась на неё. Как ни пыталась, не одолела. А вот она меня хорошо отделала, я всю раковину кровью залила. А через два часа нас повели работать в мастерскую – мы шили спецодежду. Надзирательница заметила, что я избитая, докопалась. Я упорно настаивала, что поскользнулась и упала. Боялась, что кто-то из девок скажет правду – тогда Монстра закрыли в ШИЗО, и я бы долго до неё не добралась. Дубачка не стала разбираться, мы начали работать. Выбрав момент, я схватила швейную машинку и с разворота ударила ей Монстра в лицо. Она повалилась, закряхтела, и мне оставалось только добивать, сидя на ней сверху. И на три недели в ШИЗО загремела я. – Настя улыбнулась. – После того случая у меня новое погоняло появилось.

–Какое?

–Ван Хельсинг. – Она засмеялась. – Он же, типа, монстров всяких убивал.

–Да, весело у вас было!

–Ещё как! А чего ты хотела: толпа остервенелых, отмороженных баб – это хуже, чем ад! У меня с собой тетрадь, куда мне пожеланий понаписали перед освобождением – покажу как-нибудь, если хочешь.

–Конечно, давай.

–Но только потом – сейчас машиной надо заняться.

–А что ты с ней делаешь?

–Отец обещал подарить мне её на совершеннолетие. Я очень ждала восемнадцати, чтобы получить права. Не дождалась всего полгода. Вот, хочу исполнить хоть одну мечту своей юности. Вам эта машина всё равно не нужна, судя по её состоянию. Починю и заберу. Будет, на чём уезжать.

–Ты планируешь уехать? Куда?

–Не знаю пока. Тут мне всё равно делать нечего.

–И ты сама сможешь её починить? Без механиков?

–Да, тут работы немного.

–У нас СТО напротив школы есть – туда как раз требуется автослесарь. Только там мужики одни. Не хочешь устроиться?

–Схожу, может, возьмут. Объяснишь, как добраться?

–Так мне завтра в школу – вместе и поедем.

Настя почему-то удивлённо посмотрела на меня, кивнула и принялась раскручивать что-то под капотом. Я наблюдала, как ловко она с этим управляется.

–А Валера не умеет машины чинить. Еле-еле колёса меняет. – Сказала я.

–Сомневаюсь, что он вообще что-то умеет. Хотя нет, кое-что должен уметь, раз мать в его постель перескочила.

–Не надо так. Она наша мама всё-таки.

–В том-то и дело, что "всё-таки". Валера не бедствует, судя по тачкам и ремонту?

–У него несколько довольно крупных магазинов.

–Я так и подумала, что торгаш – похож. Значит, она из-за бабла к нему убежала?

–Даже не знаю, мне тогда было всего десять, не всё понимала. Но когда они стали жить вместе, у него только один магазин был.

–Как семья простимулировала!

–Мама взяла для него большой кредит на расширение бизнеса и вложила туда все наши сбережения – оттуда и остальные магазины. Он очень боится с ней развестись – она может у него большой кусок оттяпать. Как-то она его приревновала к какой-то женщине – он так с мамой помириться пытался, что герои женских сериалов отдыхают. Стоял ночью под дождём с цветами, караулил, задаривал украшениями. Помирились, когда он её в Италию повёз.

–А ты ездила?

–Нет, отказалась. Жила у подруги и её мамы.

Настя вдруг вскрикнула, выругалась и выдернула руку из-под капота. С её пальца лилась кровь. Я подошла.

–Что случилось?

–Палец зажала. Ладно, на сегодня хватит. Ещё дней пять – и будет ездить.

–Давай промоем и перебинтуем, чтобы заражения не было.

Настя усмехнулась, открывая бутылку с водой.

–Брось ты!

Она стряхнула с пальца кровь, облила его водой и ушла в дом. Я собрала в ящик разбросанные инструменты, закрыла гараж и отправилась на кухню в поисках обеда.

Классная руководительница не преминула позвонить матери и сообщить о моих двойках. Вернувшись вечером домой, мама с порога закатила мне скандал. Я очень редко давала волю своим эмоциям, чаще всего кротко выслушивала её истерические обвинения и пыталась успокоить, убедить в том, что не спровоцировала своими действиями третью мировую войну или апокалипсис – судя по её крикам и упрёкам, ей открывались именно такие последствия моих злодеяний. Много лет я пыталась научиться не принимать эти ссоры близко к сердцу, пропускать её слова мимо ушей, но мне это никогда не удавалось. Каждый раз скандал заканчивался тем, что я в слезах убегала в свою комнату и долго потом не могла успокоиться. Вот и сегодняшний вечер не стал исключением. Я проревела почти два часа от бессилия, обиды и несправедливости. Через стенку я до ночи слушала, как мама жалуется на меня Валере, говорит, что я сведу её в могилу и стану такой же, как сестра, что у неё уже нет сил держать меня в рамках, она очень со мной устала. Потом она жаловалась на генетику, обвиняла отца в том, что мы с сестрой такие получились. Меня поразила брошенная ею между делом фраза: "Лучше бы я родила детей от тебя, Валер – получились бы нормальные". После этих слов я сразу перестала плакать. Неужели она не понимает, что предаёт нас этими ужасными словами? Её язык всегда был помелом, она не осознавала вес своих слов, и никто не мог ей объяснить, что она говорит то, чего говорить нельзя ни при каких обстоятельствах, что такие фразы не забываются, что они годами сохраняются в памяти тех, о ком сказаны. Я не понимала, за что заслужила такое, что ужасного совершила. Мне казалось, что родители любят гораздо больше своих детей-наркоманов и рецидивистов, чем мать любила меня. Она ведь не могла любить меня и говорить такое одновременно! Так не бывает!