Возраст Суламифи

– По Интернету нашла, – сказала Лина уже в коридоре, провожая его к двери, чтобы Виктория, упаси бог, не услышала. – В канадской аптеке продается.

– Нашим больницам такие не по карману, – вздохнул врач.

– Я вам потом отдам, – пообещала Лина. – Его же можно простерилизовать?

– Конечно, можно, – подтвердил доктор. – Но вы не торопитесь. У нее хорошая динамика.

Виктория и вправду как будто пошла на поправку. Речь вернулась. Ей страшно хотелось курить, но Лина не давала. К счастью, все это происходило летом: в школу ходить не надо.

Лина, конечно, вызывала на подмогу Галюсю. Вместе они поднимали почти невесомое тело, обмывали, протирали, меняли постельное белье. У Виктории не было ни единого пролежня.

Так прошло два месяца. Однажды, когда Лина поправляла подушки после смены белья, Виктория поцеловала ее руку. Поцелуй пришелся выше запястья.

– Пра, ты чего? – смутилась Лина.

– Спасибо, что не отдала меня в больницу, – прохрипела Виктория.

– Да ты что, у меня и в мыслях не было!

В эту же ночь случился второй инсульт. Лина заметила утром, что рот опять перекошен и не закрывается. Позвонила врачу. Он смог приехать только к вечеру и констатировал, что она права.

– Она больше не ест, – пожаловалась Лина. – Я сую ложку в рот, а все обратно выливается. Колотый лед в рот кладу, чтоб не пересыхал.

– Это не самое страшное, – вздохнул врач. – У нее пропал глотательный рефлекс. Она обезвожена, сейчас я еще капельницу поставлю с физраствором.

– А что самое страшное? – спросила Лина опять в коридоре, чтобы Виктория не слышала.

– Может пропасть дыхательный рефлекс. Я пропишу кислород, но…

Дыхательный рефлекс пропал в ту же ночь. Это был третий и последний инсульт, освободивший мятежную душу Виктории Полонской от бренной земной оболочки. Лина встала страшно рано, часа в четыре утра – ее словно что-то толкнуло – и нашла прабабушку бездыханной. Черные глаза мертво смотрели на нее. Она их закрыла.

На похороны прилетел из Америки внук. Вместе с Линой Владимир Полонский проводил бабушку в последний путь. С ними поехала восьмидесятивосьмилетняя старуха-соседка. Нелли, разумеется, не поехала. Вот еще! Но она потребовала встречи с бывшим мужем и с дочерью. Ей хотелось знать, что станет с квартирой. Двухкомнатная квартира на Ордынке, можно сказать, с видом на Кремль – это же не шутки!

– Квартира принадлежит Лине, – сказал Полонский.

– Семнадцатилетняя девчонка не может распоряжаться квартирой! Квартиру надо сдавать. Найти приличных жильцов и сдавать. Я даже не представляю, сколько может стоить квартира в таком районе. Какая там площадь?

– Там много недостатков, Нелечка, – сладеньким голоском проговорила Лина. – Лифта нет, замучаешься карабкаться на четвертый этаж.

– Ничего, найдем жильцов помоложе, – бодро откликнулась Нелли.

– В любом случае, деньги за аренду принадлежат Лине, – вставил Полонский.

– Она несовершеннолетняя! Она под моей опекой!

– Ну все, у нее перед глазами засверкали бриллианты, – насмешливо продекламировала Лина отцу из «Бесприданницы». – Оставь, папа, я тут сама справлюсь. Возвращайся к Зое. Как там Аллочка?

– Нормально. – Полонский пристально смотрел на дочь. – Давай уйдем отсюда. – Он имел в виду квартиру Нелли, вернее, квартиру певицы Корсаковой на Котельнической, где происходило объяснение. – Нам надо поговорить.

– Я тоже хочу послушать, – встряла Нелли. – Я имею право знать, что вы там замышляете.

– Нет, не имеешь, – холодно отрезал Полонский. – Пошли, Линка, посидим где-нибудь в кафешке. Надо же бабушку помянуть.

– Не надо с ней спорить, папа, – сказала Лина, когда они устроились в кафе. – Я это лето пропустила, но уж на будущий год поступлю в институт и уйду от нее. Недолго осталось.

– Я не стою тебя, – тихо, почти не обращаясь к дочери, проговорил Полонский, но Лина услышала.

– Не надо, пап. Пра так тобой гордилась! Попросила меня все твои фильмы достать, каждый вечер мы по паре пересматривали, и ей не надоедало.

– А тебе надоедало, но ты терпела, – догадался отец.

– А вот и нет, мне тоже нравилось. Если бы не Нелька…

– Я даже не знаю, что там у вас тогда случилось в Литве.

– Ничего. Надоела, и все.

– Но теперь тебе придется с ней жить.

– Да говорю же, это ненадолго, – отмахнулась Лина. – Пап, надо Лидии Григорьевне помочь. Она совсем обнищала. Этот ее сын…

– Я дам денег. А ты… Ты же будешь ее навещать?

– Конечно, буду!

Полонский обнял и поцеловал дочку.

– Вот в кого ты у меня такая хорошая?

– Уж точно не в Нельку, – засмеялась Лина.

– Точно, – кивнул он. – Я тоже не сахар…

– Да брось, папа, ты хороший. – Увидев, что отец качает головой, Лина добавила: – Может, в бабушку?

– Она умерла родами, ты же знаешь. Но, по-моему, она была обычная девчонка. Легкомысленная…

И Полонский неожиданно для себя рассказал дочери, как искал и нашел своего отца.

– Вот кто точно не подарок, так это он. Я на него похож, – помрачнел Полонский. – Я сейчас такой, каким он был, когда я его нашел. Смотрюсь в зеркало и вижу его, представляешь, ужас? И все-таки я тебе запишу имя и адрес на всякий случай.

– Да не надо, пап.

– Ну вдруг в нем совесть проснулась? На всякий случай, – повторил Полонский. – На самый крайний. Если уж совсем некуда будет пойти.

– Пап, ты чего? Ты себя хорошо чувствуешь?

– Плохо, что бросаю тебя здесь, а так – нормально. Ты права, с моим папашей – дурная идея. У тебя телефон адвоката есть?

– Папа. – Лина выждала нарочитую паузу. – Перестань волноваться. Все у меня есть: и телефон, и адрес, и мейл. Все о’кей.

* * *

Еще через день Полонский вернулся в Америку, а Лина – в квартиру на Котельнической. Она нашла мастеров – сделать ремонт в прабабушкиной квартире. Грустно это было. От прабабушки практически ничего не осталось. Мебель – рухлядь, щербатое блюдце-пепельница, никому не нужные тома классиков марксизма… Рукописи… Лина пробовала их читать – безнадежно. Сдать в музей? Бывший музей Маркса и Энгельса оккупировало Московское дворянское общество. Она обратилась в отдел рукописей Ленинской библиотеки, и там, к ее удивлению, у нее все приняли. Среди прабабушкиных книг были редкие дореволюционные издания.

Лина жалела, что так мало осталось фотографий. Увеличенный фотопортрет бабушки Октябрины, школьные снимки, фотопробы отца к разным фильмам. И почти ни одной фотографии самой Виктории. Лина все-таки нашла пару снимков и заказала с них увеличение. В двух экземплярах: один отослала отцу.

Когда сделали ремонт, Лина порыскала по Интернету и нашла себе весьма экстравагантных жильцов: гомосексуальную пару. Самое забавное заключалось в том, что один из них был армянином, второй – азербайджанцем. Оба работали поварами в двух разных ресторанах и своей ориентации, разумеется, не афишировали, иначе их могли уволить. Оба, как все работники общепита, ежемесячно проходили медицинскую проверку, но страх перед СПИДом был так велик, что уволили бы обоих моментально.