Возрождение
Шрифт:
«Сам во всем виноват, нечего теперь причитать», — думает Ангел. Но, если честно, слезы в его голосе ей слышать странно. Она не помнит, чтоб Джеб когда-нибудь плакал.
— Я был ему плохим отцом, — мрачно продолжает Джеб.
Ангела передернуло. Происшедшее с Ари, конечно, было ужасно. Но Ари мертв. А она жива, и это ее глаза теперь навсегда ослепли. Извинения его ей не нужны. Они все равно не помогут. Но его исповеди и откровения про Ари — это уж слишком.
Но Джеба не унять:
— Когда Ари умер, я не мог не попробовать снова. Мне это было просто необходимо. Я должен был еще раз
— Что? Что ты говоришь? — Превозмогая боль, Ангел села в клетке. Она даже злиться на него на мгновение перестала. — Вы что, нового Ари создали?
— Я поклялся себе, что на этот раз буду хорошим отцом. Выращу сына, — голос Джеба дрожит, — хорошего, доброго мальчика. Что брошу работу в Школе, что буду растить его, учить. И любить…
Вот он стоит перед ней, взрослый дядька, и рыдает об утраченном сыне. Сколько всяких гадостей Джеб им сделал, но почему-то жалость к нему все равно скребется у Ангела в сердце.
— Пойми меня, Ангел, прошу тебя, пойми, — умоляет ее Джеб. — Я всегда как лучше хотел. Я только хотел нового Ари, чтобы с ним все ошибки свои исправить. И чтобы потом раз и навсегда с этим покончить.
— Но ведь не покончил. С ЭТИМ нельзя покончить, — шепчет Ангел, думая обо всех мутантах, которых стая встречала, с которыми они еще совсем недавно сражались.
— Конечно, результаты изрядного числа попыток были далеки от совершенства, — вынужден признать Джеб. — Но профессор Гюнтер-Хаген — гениальный генетик. С его помощью мой Ари получился больше, сильнее и лучше прежнего. Понимаешь, я вернул себе сына. — Ангел безошибочно узнает победоносные ноты в голосе Джеба.
И не только победоносные.
Джеб вроде бы даже собой гордится. Ей становится совсем тошно.
— Те, неудачные образцы, они тоже пригодились, — продолжает Джеб. — В сыновья они мне не годились. А вот бойцы из них получились первоклассные. Созданные с одной единственной целью.
— С какой целью?
Услышав холодный и спокойный ответ Джеба, Ангел потеряла сознание.
— Ликвидировать Клыка.
28
Спустя мгновение она пришла в себя. Но в мозг ей будто игл напихали, руки онемели, а воздух вокруг нее вибрирует. Ангел без сил привалилась к пластиковой стенке клетки и тяжело дышит.
Теперь, когда мир поглотила слепота, она не видит лица Джеба. Зато хорошо его помнит: улыбчивые морщинки вокруг рта, небрежно выбритые щеки, умные, внимательные глаза, которым она привыкла верить. Им даже Макс когда-то верила. Даже когда Джеб творил зло, в глазах его зла никогда не было.
Наверное, она в нем ошибалась. Или, может, она ослышалась?
— Что? Что ты сказал? — Ангел старается стряхнуть с себя наваждение. — Ликвидировать Клыка? Ты хочешь сказать… убить?
— В этом и состоит План Девяносто Девять Процентов, — не дрогнув, заявляет Джеб.
Он совершенно спокоен. Зловеще спокоен. Такое спокойствие бывает только от абсолютной уверенности. Какая жуткая уверенность. От нее даже кровь в жилах стынет.
— Разве План Девяносто Девять не в том состоит, чтоб мутантам жизнь сохранить? — Ангела трясет, но она изо всех сил старается,
чтобы хоть голос ее не дрожал, чтобы не выдал ее паники. — Клык же мутант? Зачем его убивать?— Этот план, Ангел, заключается в том, чтобы на первое место интересы планеты, а не людей поставить, — терпеливо принимается объяснять Джеб, будто они мирно беседуют о том, зачем беречь электричество или воду. — Ты же знаешь, я Клыка как родного сына люблю.
Это правда, Ангел всегда думала, что Джеб Клыка любит. Но как он кого-то любить может, если в нем ничего человеческого не осталось? Он же монстр!
— Говоришь, любишь? Что ж ты тогда делаешь? — Она даже не заметила, что кричит. — Я тебе все прощу, Джеб, все! — Ангел дотронулась до своих век и проглотила слезы. — Я тебя прощу и за себя, и за Ари. Оставим все в прошлом. И то, что случилось с Ари, больше не будет иметь никакого значения. Ты еще все изменить можешь. Только не делай этого!
Умоляя его, она придвинулась к двери и схватилась за прутья решетки.
Джеб молчит. Молчит долго. Ангел затаила дыхание. У нее вдруг появилась надежда.
Но Джеб тяжело вздыхает:
— Нет. Он теперь слишком опасен. Если он останется жить, жизнь его станет сущим адом.
— Да почему? — настаивает Ангел.
— Ханс его в покое не оставит. Помнишь, как Клык в его лаборатории чуть не умер?
Ангел кивает. Это одно из самых страшных ее воспоминаний. Даже страшнее, чем кошмары ее искалеченного белохалатниками детства.
— Профессор тогда ему много анализов сделал. Так вот, он обнаружил, что ДНК у Клыка обладает чрезвычайно важными свойствами.
— Чрезвычайно важными свойствами? — мрачно переспрашивает Ангел.
Но никаких внятных ответов она от Джеба не ждет. Он никогда ничего толком не скажет. Только темнит и виляет. И вечно находит новые оправдания своей подлости.
— Представляешь, это нечто совершенно удивительное. — Джеб пускается в объяснения с таким неподдельным энтузиазмом, что Ангелу хочется размахнуться и что есть силы засветить ему в глаз. Он что, забыл, что речь идет о смерти Клыка? — Его ДНК содержит нечто, что кардинально изменит мир.
Внезапно Ангел услышала мягко ступающие по линолеуму шаги. К ним кто-то идет.
— Да-да, Ангел, нечто, что изменит жизнь на земле, — произносит мягкий женский голос. — И теперь, моя хорошая, нам надо проверить, нет ли и у тебя подобного… дефекта.
Ангелу кажется, что наступил конец света.
Она хорошо знает этот голос.
Голос мамы Макс, доктора Мартинез.
29
— Помни, главное — первое впечатление. — Тотал не умолкая подает мне мудрые советы.
Я вылупилась на него:
— Ты в своем уме? Какое «первое впечатление»? Я с парнем в одном доме уже три месяца живу.
Он захлопал крылышками и обиженно фыркнул:
— Ну извини. Если тебе не нужна помощь, тогда я пошел. Только позволь тебе напомнить, что это твое первое свидание с Диланом.
Я закатила глаза — тоже мне, свидание. Но кудри свои все-таки расчесываю. Уже, наверно, раз сто щеткой провела. И вообще, какое это свидание? Вот у Надж и вправду свидание со Слоаном. А мы с Диланом ее просто сопровождаем.