Возвращение ненормальной птицы. Печальная и странная история додо
Шрифт:
Маскаренские острова. (На основе карты, предоставленной Главной Библиотекой, Техасский университет (Остин).)
был известен морякам того времени как Азания. Однако Мадагаскар и близлежащие архипелаги не упоминались.Птолемей вновь описал побережье Азании во втором веке н. э., но не добавил ничего нового. Четырьмя веками позже работа Косьмы Индикоплова – египетского монаха и одного из нескольких авторов раннего Средневековья, который утверждал, что земля плоская – мало что добавила к картине, а Азания оставалась в стороне от основных торговых маршрутов Индийского океана. Маленькие судёнышки, на которых велась эта торговля, были сконструированы, чтобы плавать до того, как подуют муссоны; поэтому они были настолько лёгкими, что их изготавливали без гвоздей, просто сшивая доски вместе. Их возможностей хватало, чтобы охватить маршрутами африканское побережье, берега Красного моря и Персидского залива и Малабарский берег Индии, но они не могли выдержать испытание открытым морем при плавании на юг.К концу первого тысячелетия, или, возможно, даже раньше Маскаренские острова посещались арабскими купцами. Их суда свободно и смело бороздили Индийский океан от Ближнего Востока до Африки, Индии, и даже до Китая с десятого по двенадцатый и тринадцатый века. Эти три острова появляются, по крайней мере, на одной старой арабской карте, но те путешественники не основали никаких поселений, как они делали на Коморских островах, и их краткие визиты не оставили никаких исторических следов и не оказали никакого воздействия на местную флору и фауну.К девятому веку Азания появляется на арабских картах под названием Зандж, омываемая морем Зандж. Арабские путешественники, которые поселились на
Ислам замкнул кольцо вокруг Маскаренских островов, но не проявил никакого интереса к тому, чтобы объявить ничью землю своей. Эту роль сыграл христианский мир.Существовали сильные стимулы для установления присутствия европейских христиан в Индийском океане, где мусульманская торговая империя контролировала большую часть интенсивной торговли пряностями и тканями, установившейся между Азией и христианскими странами Европы. Первыми европейцами, которые предприняли опасное путешествие через воды, не отмеченные на карте, чтобы найти морской путь в Азию, были португальцы, работавшие в духе крестового похода – как религиозного, так и коммерческого.Что же запустило португальский демарш? Больше, чем что-либо другое, здесь сыграли свою роль взгляды одного человека – принца Энрике, инфанта Португалии (1394–1460) и сына португальского короля Жуана I Ависского, который стал известен в истории как Энрике Мореплаватель. Согласно историку Жуану де Баррушу (1496–1570), который писал свои пространные «Декады» век спустя, к середине 1400-х гг. на долю принца Энрике выпало мало свершений, потому что «в его королевстве не было мавров, чтобы их покорять; во времена своего царствования его бабка и дед изгнали их всех за море и на берега Африки».1 Конечно, Энрике мог вступить с войной в Марокко и таким путём заполучить для португальской короны богатые земли. Но ему пришлось бы действовать, будучи «военачальником, действующим по приказу, а не завоевателем, поскольку завоевателем должен быть сам король». Так как следующим в очереди претендентов на трон был его старший брат Дуарте, отказывая тем самым Энрике в праве быть «завоевателем» Северной Африки, принц устремил свой взгляд в другую сторону.После борьбы с маврами в «отдалённых и непокорённых областях Испании» Энрике обратил своё внимание на то, что считал обширным царством на западном побережье Африки.2 В порту Лагос, недалеко от Сагреша на мысе Сен-Винсент, Энрике организовал школу для моряков и начал посылать на юг экспедиции с целями торговли, наложив руку на местные морские перевозки, и для исследований, за десятки лет до того, как испанская корона прислушалась к проектам некоего Христофора Колумба.В 1433 году один из капитанов Энрике, Жил Эанеш, стал первым, кто бросил вызов опасному мысу Бохадор на северо-западном побережье Африки, южнее Канарских островов. Вскоре после этого Португалия триумфально добыла, как заметил Баррос, «жир и кожи миллиона морских волков [тюленей], которых они могли убивать в тех местах».3 На своём пути моряки Энрике объявили принадлежащими принцу «ещё несколько мысов, которые мы можем найти».4 Среди захваченных земель были острова Мадейра и Порту Санту, Азорские острова, Кабо-Верде, Гвинея и Сан-Томе и Принсипи. Затем португальцы завладели почти всей землёй по африканскому побережью, которой можно было достичь на судне, начиная с области, которую ныне занимают Кот-д’Ивуар и Сьерра-Леоне. После того, как были захвачены эти земли, португальцы заявили свои права на то, что теперь называется Анголой. А затем португальцы направились к Мысу.После смерти Энрике, когда на португальский трон взошёл король Мануэль,
он также продолжил перешедшее к нему по наследству предприятие, начатое предшественниками – открытие Восточного пути в этом нашем море-океане, которое стоило нам семидесяти пяти лет усилий, трудов и расходов: уже на первом году своего королевского правления он хотел показать желание упорно продолжать начатое дело.5
Его настойчивость окупилась. В 1494 году португальский исследователь Бартоломеу Диаш проплыл вокруг Мыса Бурь, который с тех пор стал известен как Мыс Доброй Надежды, хотя обычно его называли просто «Мыс» из-за его важности в судоходстве в восточном и западном направлениях. В 1497 г. флот Васко да Гама,
Энрике Мореплаватель не только лично организовал и финансировал ряд морских экспедиций, но также нанял множество картографов, которые создавали подробные карты, позволяя мореходам накапливать информацию и обмениваться ею. Приобретённые при этом знания были собраны в месте, которое называлось «Сагрешская школа». Название отдаёт дань городу Сагреш (расположенному на мысе Сен-Винсент, в самой юго-западной точке Португалии) близ порта Лагос, откуда отправлялись в плавание каравеллы. Эта школа – одновременно интеллектуальная, технологическая и коммерческая – была первым организованным проектом, который непосредственно связан с европейскими открытиями. (Коллекция изображений, отделение Нью-Йоркской публичной библиотеки.)
«дворянина королевского дома», следуя маршрутом Диаша, вышел в Индийский океан.6 Арабский лоцман показал да Гама путь к Гоа, порту на западном побережье Индии, куда тот прибыл в 1498 г. В последующие несколько лет было организовано ещё несколько португальских экспедиций. В 1494 г. Тордесильясский договор разделил мир вдоль Атлантического океана, отдавая запад Испании, а восток Португалии, чтобы положить конец бесконечной череде мелких споров, возникающих вокруг небольших территорий вроде Канарских островов и части побережья Гвинеи. Пока Испания занималась исследованием Америки, рассматривая её вначале как альтернативный путь в Ост-Индию, а затем как источник собственного богатства, Португалия на протяжении нескольких десятилетий оставалась единственной европейской державой, действовавшей в Индийском океане.
В феврале 1507 г. капитан Диого Фернандес Перейра проплыл восточнее Мадагаскара в составе экспедиции в Малинду, морской порт близ Гоа, под командой могущественного португальского вице-короля Индии Афонсу де Албукерки. Перейра обнаружил остров Реюньон и назвал его Санта-Аполония, в честь португальского святого, которому посвящён день 9 февраля, день его открытия. После пополнения запасов питьевой воды и продовольствия Перейра отплыл и достиг острова Маврикий, который назвал Ilha do Cerne, Островом Лебедя, в честь своего корабля «Cerne» («Лебедь»), вошедшего в бухту Маврикия первым. Первые гости, занятые поисками желанного Востока, вновь подняли паруса и даже не побеспокоились о том, чтобы объявить Маврикий владениями своей страны. По пути они обнаружили третий остров в этой группе, Родригес, которому по причинам, оставшимся неясными, Перейра дал название Доминго Фриас. Высадившись на островах только для пополнения запасов пресной воды и фруктов, люди Перейры не заметили ничего необычного. И что ещё важнее, они не оказали никакого воздействия на экологию островов.В 1513 г. до Маврикия (Ilha do Cerne) добрался другой португальский капитан, дворянин Педру (или Перо – на
Педру Машкареньяш, который назвал Маскаренскими островами группу островов, известных в настоящее время как Маврикий, Реюньон и Родригес. (Королевское Географическое Общество, Лондон.)
старом португальском) Машкареньяш, племянник капитана кавалерии королей Жуана II и Мануэля; дворянство было присвоено ему в награду за хорошую службу. Педру Машкареньяш бросил якорь у Ilha do Cerne и тут же переименовал его в Маскаренас в свою честь. Он также использовал собственное имя, чтобы назвать весь архипелаг Маскаренским (Mascarenhas, позже транслитерировано в Mascarenes; название закрепилось, хотя с португальскими названиями двух больших островов этого не случилось). Однако, всецело поглощённые решением своих колониальных интересов, в частности, морским путём к Индии и торговлей на Дальнем Востоке, португальцы не уделили этому открытию особого внимания.Возможно даже, что моряки, высадившиеся на берег, увидели глупо выглядящую, толстую, уродливую нелетающую птицу. Хотя они мало что написали об этом существе в официальных отчётах о плавании, мы знаем, что они видели её, из-за названия, которое она носит с тех пор. Слово «doudo» в португальском языке шестнадцатого века означает «ненормальный».И какой же странной
была эта птица: чудная огромная индюшка с голубиной головой и воинственным выражением «лица», уродливая шутка природы. Это было медлительное, тяжёлое, неуклюжее существо, которое, по-видимому, было немым и даже не могло летать, и оказалось неспособным убежать от человека. Ненормальная птица. Или, по-португальски, passaro doido, или скорее, как португальцы говорили и писали в шестнадцатом веке, passaro doudo.Круглая, словно мешок, она обладала огромной головой, а её чёрный клюв заканчивался большим вздёрнутым крючком. Её оперение было пепельно-серым, грудь и хвост беловатыми, а крылья желтовато-белыми. Неспособная летать, она ходила вперевалку на коротких жёлтых лапах с большими растопыренными пальцами. Когда она пробовала бегать, то трусила так неуклюже, что, по рассказам моряков, её толстый живот скрёб по земле. Это было спокойное, медлительное животное, которое хроникёры семнадцатого века описывали как «обходительное к своему партнёру и преданное своим птенцам».7 То, что додо был нелетающим, означало, что он не мог лазить по деревьям, поэтому он устраивал своё гнездо на земле, возможно, в чаще леса. Здесь во время каждого сезона гнездованияМаврикийский додо. По описаниям европейских моряков, которые первыми столкнулись с этим существом, он был огромным, жирным, его было легко нести, и им можно было накормить сразу много людей, и ещё оставалось. (Иллюстрация Жака Гниздовски для книги Robert Silverberg «The Auk, the Dodo, and the Oryx: Vanished and Vanishing Creatures», New York: Thomas Y. Crowell Company, 1967.)
самки откладывали только по одному яйцу и не устраивали вокруг него никакой защиты. Им это не было нужно, потому что додо никогда не сталкивались ни с какими врагами, пока острова не обнаружили европейцы. По этой же причине додо понятия не имел о том, что такое страх, и вёл себя, как писали многие мореходы, «глупо» или «как слабоумный».
Трагедия начала разворачиваться после отплытия первооткрывателей. Птица существовала только на Маврикии и больше нигде в мире. Это не было случайностью: на островах часто появляются свои собственные уникальные обитатели. Поскольку они были изолированы от остального мира на протяжении, возможно, миллионов лет, клочки суши, окружённые морскими просторами, позволяют своей флоре и фауне эволюционировать и развиваться по своим собственным правилам. Такие островные виды прогрессивно улучшают приспособленность к максимально полному использованию ресурсов своего изолированного местообитания. И спустя какое-то время они в значительной степени теряют своё сходство с ближайшими родственниками, живущими в другом месте. Маленькие и обособленные острова – это места, где Природа играет в свои самые эксцентричные игры, потому что они почти полностью защищены от внешнего мира и таким образом избавлены от действия гораздо более сложных законов, управляющих мозаикой жизни на обширных пространствах материковой суши.Напряжённая драма, которая в эпоху европейских открытий неумолимо разыгрывалась раз за разом, начинается, как только острова наводняют чужеродные гости. Островные животные и растения, привыкшие пребывать изолированными в своей давно установившейся и непотревоженной гармонии, часто оказываются бессильными перед лицом захватчиков. Захваченные врасплох, они могут биться и бороться, но им очень трудно оказывать сильное сопротивление. В любом случае, что они могли знать о том, как оказывать сильное сопротивление? Животные лишены чувства страха и инстинкта самозащиты, потому что никогда в них не нуждались. Поэтому новоприбывшие виды легко занимают их место, а аборигены медленно отходят всё дальше и дальше в тень, во всё более и более глубокую тишину, пока тень не сменяется забвением.Исследователи оставались на Маврикии достаточно долго, чтобы оставить после себя первую волну захватчиков и привести в движение хорошо знакомый нам процесс, который способен уничтожить туземную природу. Когда их суда исчезли вдали за плавно изогнутой линией горизонта, любопытный рой беспокойных чужаков уже исследовал землю острова. Португальцы просто завезли на остров первых обезьян и коз. Такая практика была достаточно обычной. Перед отплытием моряки оставляли после себя животных, которых они любили есть, чтобы животные размножались и у следующих людей, приплывших на остров, было бы хорошее мясо для еды.Когда судно покинуло Маврикий, оно также оставило стадо никем не предусмотренных колонизаторов – сотни крыс, сбежавших целым потоком из своего тёмного и заплесневелого убежища в трюме судна.
Португальцы не видели особой коммерческой или стратегической выгоды в маленьком архипелаге, названном именем одного из них самих. В 1510 г. португальцы захватили Гоа на Малабарском берегу Индии, а в 1511 г. захватили Малакку, порт на Малайском полуострове, который господствовал над имеющим важнейшее значение проливом в торговом маршруте к Островам Пряностей и далее в Китай. В Азии их основные коммерческие базы располагались в Гоа, на острове Шри-Ланки, в то время называвшемся Тапробана, а позже Цейлао (отсюда название «Цейлон»), в Малакке и на Тиморе на Малых Зондских островах. (Тимор оставался португальской колонией до 1975 г.) Восточноафриканские города от Софалы в современном Мозамбике до Могадишо, близ Африканского Рога в современном Сомали, были захвачены, некоторые с применением силы.На западе Индийского океана в первое десятилетие шестнадцатого века португальцы обратили внимание на Мадагаскар (Сао Lourenco), Коморские (Ilhas do Comoro) и Сейшельские острова (Sete Irmanas). В следующие десять лет они нанесли на карты Маврикий (Ilha do Cerne, Ilha do Cirne, или Ilha do Cisne – всё это более или менее современные друг другу названия для «Острова Лебедя») и Реюньон (Санта-Аполлония). Родригес (вначале Доминго Фриас, затем Диого Родригес, а иногда даже Диего Руис) и архипелаг Чагос (Чагас) появились на португальских картах в 1538 г. Исследования начала шестнадцатого века, проведённые португальцами, результатом которых были первые европейские научные карты Индийского океана, совпадают с доминирующим присутствием Португалии в обширной области, охватывающей Юго-Восточную Азию, всё побережье и острова Индийского океана и восточное и западное побережья Африки. Это присутствие подтверждается португальскими названиями, постоянно встречающимися в этой области в наши дни.
Хотя португальские суда шестнадцатого века значительно превосходили арабские дхоу, а их навигационные инструменты были гораздо более совершенными, суда на «Carreira das Indias» («Индийский путь», позже также известный как «внутренний маршрут») по-прежнему преодолевали путь от Африки на восток при помощи сезонных муссонов, как всегда делали их предшественники. Название «Carreira das Indias» относится конкретно к путешествию туда и обратно, которое проделывают португальские ост-индские корабли между Лиссабоном и большим портом Гоа в эпоху парусного флота. Определяющим фактором были сезонные ветры тропиков, и при самых благоприятных условиях плавание, включающее остановку в Гоа, занимало примерно полтора года.Юго-западный муссон, который обычно начинается на западном побережье Индии в начале июня, приводил к фактическому закрытию всех гаваней в этом регионе с конца мая до начала сентября. Таким образом, сезон торговли продолжался с сентября по апрель. Португальские суда, под завязку набитые пассажирами, состав которых разнился от солдат и миссионеров до мужчин и женщин, ищущих свою удачу за границей, старались выйти из Лиссабона перед Пасхой. Если всё складывалось удачно, они могли обогнуть Мыса Доброй Надежды и успевали застать окончание сезона юго-западных муссонов, дующих с восточноафриканского побережья на север к экватору, которые доставляли их в Гоа в сентябре или октябре. На обратном пути суда, набитые специями, драгоценным фарфором и другими экзотическими товарами, уходили из Гоа в дни Рождества с северо-восточным муссоном, чтобы обогнуть Мыс до того, как в этих местах станут бушевать штормы, начинающиеся в мае.Суда, участвующие в этих долгих плаваниях, представляли собой главным образом разновидность галеона, называемую в те времена «нау»*, или «большое судно»: это судно коммерческого назначения, созданное на основе судов, которые использовали в Средние Века венецианцы и генуэзцы, и выросшее до внушительных размеров у португальцев во времена торговой лихорадки шестнадцатого и семнадцатого веков. Nau da Carreira das Indias был широким в бортах, с тремя или больше палубами, высокими кормой и полубаком, слабо вооружённым для своих размеров и зачастую неторопливым. Ранние «нау» могли вместить примерно 400 тонн груза, но в дальнейшем стали принимать на борт более 2000 тонн, став самыми большими действующими судами на заре шестнадцатого века, уступая лишь самым большим галеонам из испанской Манилы.Некоторые из лучших и крупнейших «нау» были построены в Португальской Индии. Португальцы быстро признали превосходство индийского тикового дерева для постройки судов над европейской сосной и даже над дубом. Кочин, возле южной оконечности субконтинента, Бассейн в современной Мьянме и в меньшей степени Даман, находящийся к северу от Бомбея – все эти города стали важными центрами судостроения. В Кочине суда для Португалии строились по договору с местным раджой. Большой королевский арсенал и верфь в Гоа были, вероятно, наилучшим образом организованными предприятиями в Индии времён Империи Великих Моголов. Королевский указ 1585 года, повторно изданный через девять лет, подчеркнул важность преимуществ постройки «Naus da Carreira» в Индии перед Португалией, «поскольку опыт показал, что те [корабли], которые построены там, более долговечны, чем те, которые строили в нашем королевстве, а также потому, что они дешевле и