Возвращение
Шрифт:
Похристосовавшись с родителями и сестрой, Юрий пошел искать Натали.
– Христос Воскресе! – неожиданно вырос он из-за ее спины.
– Воистину Воскресе! – ответила девушка.
Они троекратно поцеловались.
Юрий вызвался проводить Натали домой, она не возражала.
– А вы верите, что Христос действительно воскрес? – спросила она.
– Не знаю, – хмыкнул Юрий, желая выглядеть «современным». – Зачем Ему было страдать и умирать, если Он – Бог?
– Тогда почему вы христосовались со мной?
Не мог же Юрий сказать, что это лишь предлог, чтобы поцеловаться. Выручил доктор,
Натали помахала ему, затем повернулась к Юрию:
– А вот я иду разговляться с верою во Христа Спасителя, и у меня, в отличие от вас, настоящий праздник.
Юрий понял, что получил по носу, и поспешил исправить положение:
– Минуту, Наташа! Простите, что я не умею веровать, но поздравляю вас от всей души. Это вам! – он вручил ей розовый конверт с бабочкой.
Старики уверяют, что нет ничего прекраснее первой любви, а вот юных она терзает, мучает, лишает сна и покоя. Юрий не был исключением, он страдал. Зато, к радости родителей, стал лучше учиться. Николай Николаевич самодовольно кивал: «А я что говорил!»
Дважды в неделю Юрий бывал у Донцовых и продолжал выполнять все прихоти дамы своего сердца. Наташе нравилась его преданность, но о любви с ее стороны не было и речи. Даже поэтический «шедевр» не помог, хотя стихи с посвящением льстили ее самолюбию. Увы, Назаров был «маленьким». Она вот-вот окончит гимназию, а он лишь перейдет в восьмой класс.
Натали собиралась в Петербург на Высшие медицинские курсы. В столице жила ее тетя по отцу, которая настаивала, чтобы племянница приехала к ней сразу после экзаменов. Тетушка планировала увезти ее на лето в Финляндию, где она имела собственную дачу на берегу залива.
Натали окончила гимназию с золотой медалью. Юрий впервые был переведен в следующий класс без троек. За это потрясенные родители подарили ему серебряные часы.
Настал день разлуки.
Накануне Юрий провел у Донцовых весь вечер. Когда отец вышел из комнаты, Наташа быстро обняла и поцеловала его.
– Наша дружба не кончится с моим отъездом, – сказала она. – Я буду часто думать о вас, а вы будете мне писать.
– Я люблю вас, Наташа, – сказал он.
– Рано говорить об этом, Юрочка! Прежде надо получить аттестат, потом окончить университет и занять достойное место в жизни. Только тогда вы будете иметь право сказать женщине, что любите ее. А пока мы будем с вами друзьями, согласны?
Он покорно кивнул. Друзьями так друзьями. Мужчина должен уметь принимать удары судьбы.
На другой день он пришел на вокзал с букетом красных роз, но еще издали заметил в руках Наташи цветы, тоже красные. Рядом с ней, кроме отца, топтался все тот же Левицкий. Он по-прежнему нарочито не замечал Назарова, умаляя этим его достоинство. Новые часы оказались весьма кстати, и Юрий их умело продемонстрировал, пожелав сверить время с часами господина студента, дабы узнать, сколько минут осталось до отправления поезда.
У Левицкого часов не было – Назаров был отмщен.
Прозвучал третий звонок. Натали вошла в вагон. Поезд медленно пополз по перрону, набирая скорость. Юрий с тоской смотрел ему вслед.
Как теперь жить, он не знал.
Летом
Благодатное снова ожило. Как обычно, съехались родственники Назаровых. Ко дню святой Ольги приехал Шумский. Он привез с собой покупателя имения – князя Великанова, который продал в Москве дом, решив перебраться с семьей в деревню. Князь искал поместье в какой-нибудь поволжской губернии. Шумского он знал давно, ценил его деловые качества, поэтому положился на его авторитет и опыт.Попав на именины хозяйки имения, его сиятельство был представлен губернской знати. Перезнакомившись с окрестными помещиками, он пришел в восторг от здешнего общества и всего увиденного в Благодатном.
«Широко живут, – восхищался князь, – такой размах возможен только при больших доходах. Шумский прав, называя это имение “золотой жилой”. Авось, и мы станем здесь своими…»
Немного поторговавшись, Великанов сговорился с Назаровым о цене, оставил задаток и уехал.
В тот же день было объявлено, что Назаровы переезжают в Москву.
Анатолий Александрович сообщил подробности своего плана:
– Дом для вас я уже облюбовал – прямо на Арбате. Это бойкая торговая улица. Дом доходный, трехэтажный. В нижнем этаже, Николаша, ты откроешь свою канцелярию и займешься адвокатурой.
– Что ты, Анатоль! – испугался Николай Николаевич. – Ведь нужно не менее трех лет службы помощником присяжного поверенного.
– Это я предусмотрел и нашел человека, у которого есть стаж. Первое время он будет вести дела и выступать в суде.
– Он самостоятельный адвокат? – удивился Назаров.
– Да, и весьма опытный, но у него нет средств, чтобы завести собственную канцелярию. К тому же он уже не молод и у него большая семья.
– Но где я найду клиентуру? В Москве меня никто не знает.
– Уступлю тебе часть своих клиентов, тем более что я завален делами. Политика и связанные с нею хлопоты отнимают столько времени. Ты получишь несколько юрисконсульств в известных московских фирмах. Поверь, это очень выгодное дело. Со временем приобретешь новых клиентов. Есть такие дела, на которых можно изрядно заработать. Теперь на это большой спрос…
– О чем ты?
– О бракоразводных процессах. Дело нехитрое. Надо лишь уметь давать взятки консисторским попам и находить платных лжесвидетелей.
– Это грязные дела! – всплеснула руками Ольга Александровна.
– Зато весьма доходные, – ответил Шумский. – Раз уж консисторские не прочь нагреть руки, то где нам, грешным, устоять. Купчишки с жиру бесятся, заводят шашни с певичками и актрисками, а купчихи – с разорившимися дворянчиками. За разводы без скандальной огласки хорошо платят.
– Анатолий, ты занимаешься такими делами? – не поверил Николай Николаевич.
– Мне, как члену Государственной Думы, это неудобно, но ты, Николай, человек свободный. Раз другие не стесняются, то почему бы и тебе не заработать?
– Мне это не по душе, – сказала Ольга Александровна.
– Во втором этаже будет ваша квартира, – «не услышал» Шумский, – восемь комнат.
– Достаточно для нас, – Ольга Александровна опустила глаза.
– Ну а ты, Николай, согласен?
– Относительно дома – да. Но касательно адвокатуры… Я все перезабыл.