Возвращенный рай
Шрифт:
Гийом устало покачал головой.
– Ты молода и полна задора, малышка. Когда у тебя появятся собственные дети, ты запоешь иначе, вот увидишь.
– Ты так думаешь? – Селестина выпрямилась, так крепко сжав подлокотники стула, что суставы ее побелели.
– Да, я знаю это. Придет время…
– Разреши мне сказать, папа. Такое время, может быть, гораздо ближе, чем ты думаешь. Но я все равно буду думать так же. Не хочу, чтобы боши были рядом с моим ребенком – лучше умереть! Вот почему я приехала из Парижа, неужели это непонятно? – Она замолчала. Все смотрели на нее как завороженные. Она улыбнулась. – Простите. Я не хотела говорить вам всего этого. Пока не хотела. Но теперь… никуда
Наступило тягостное молчание, которое нарушил лишь сдержанный возглас Луизы. Она поднесла ко рту салфетку, щеки ее стали почти такими же белыми, как накрахмаленная салфетка. Наконец заговорил Гийом.
– Селестина, это что, шутка? Ты говоришь так в отместку за то, что мы пригласили на ужин фона Райнгарда? Разреши в таком случае сказать тебе…
– Поверь, папа, не шутка. Прости меня, но…
– Невероятно! Какой стыд! – шептала Луиза. Казалось, она была на грани обморока. – Кто этот мужчина? Где он находится?
– Мама, ради Бога! – Кристиан поднялся, подошел к Селестине, оберегающе положил ладони на ее плечи. – Селестина, малышка, сейчас ты можешь помолчать, если ничего не хочешь говорить.
– Все в порядке. – Селестина слабо улыбнулась, взглянув на него. – Я расскажу вам. Его звали Жульен Дидье. Тоже студент. Мы полюбили друг друга. Он погиб… во всяком случае, я почти уверена, что его нет в живых. Видите ли, он был евреем. Боши схватили его. Ворвались в нашу квартиру и взяли его. Избили его у меня на глазах… – Ее голос срывался. Кристиан крепче сжал ее плечи. – Они избивали его дулами пистолетов, – продолжала она монотонно, как бы читая молитву. – Превратили лицо в кровавое месиво. Били ногами, пока он не свалился на пол, потом столкнули с лестницы. Я все это видела. Всю квартиру забрызгало его кровью. Потом они пихнули его в одну из своих машин и увезли. Я не смогла выяснить, куда его отвезли, но догадываюсь куда. С тех пор я его не видела. Да это и невозможно. Они закончили то, что начали в квартире. Его убили, я знаю. А вы удивляетесь, почему я ненавижу бошей!
Вдруг ее прорвало, неестественное спокойствие лопнуло, она зарыдала, содрогаясь всем телом.
– Сволочи! – прохрипел Кристиан. Он подошел к буфету, налил немного коньяка в бокал и передал его в дрожащие руки Селестины. – Выпей, малышка. Тебе полегчает.
– О, деточка моя, – возмущенная Луиза временно забыла о проступке Селестины. При виде рыдающей дочери ее материнские инстинкты ожили. – Это ужасно… ужасно!
– Мама, почему бы тебе не отвести Селестину в ее комнату? – Кристиан решил разрядить создавшуюся ситуацию. – Мы поговорим обо всем утром, когда несколько успокоимся.
– Да, да, моя дорогая, тебе надо отдохнуть… Когда Луиза с Селестиной вышли из столовой, Гийом закрыл лицо ладонями. Он сразу как-то постарел, превратился в сломленного старика, его властность смыло, как смывает песчаный домик океанская волна.
– Что же будет дальше? – спросил он вслух скорее всего себя, чем других. – Что еще может свалиться на наши головы?
– Всякое, – отозвался Кристиан. – Может быть, ты наконец сумеешь разглядеть бошей в их истинном виде… как армию палачей.
– Но Париж – это Париж… Здесь, в Савиньи – совсем другое дело…
– Да неужели! Думаешь, долго придется ждать, пока они и здесь не проявят свою дикость? Они помешались на власти, им ее надо все больше и больше. Папа, это очевидно; они не успокоятся до тех пор, пока не смешают нас с грязью.
– Не знаю, Кристиан. Я ничего больше не понимаю. – Гийом выругался.
Шарль промолчал.
– Шарль, что ты имел в виду, когда сказал
отцу, что не доволен Полом как воспитателем? – сердито спросила Кэтрин.Это происходило на следующий день, Шарль переоделся к ужину, когда в комнату ворвалась Кэтрин. Вздрогнув, он посмотрел на нее, все еще придерживая рукой незастегнутую запонку на манжете белой вечерней рубашки.
– Кристиан только что сказал мне об этом, – торопливо продолжала Кэтрин. – Как ты смеешь устраивать такое за моей спиной?
Некоторое время Шарль казался просто пристыженным, потом отправился.
– Это не случилось бы за твоей спиной, если бы ты так неожиданно не ускакала из столовой.
– Я плохо почувствовала себя, – выпалила Кэтрин. – Сочувствия от тебя я, понятно, не жду. Да это и не относится к делу. Если тебя не устраивает Пол как воспитатель Ги, то ты должен, прежде всего, обсудить это со мной, а не со своим отцом и другими членами семьи, не говоря уже про фон Райнгарда.
– У тебя по этому вопросу предвзятое мнение. Он произнес это очень хладнокровно, и Кэтрин почувствовала холодок тревоги.
– Что ты этим хочешь сказать? Шарль хихикнул.
– Ты действительно думаешь, что я не знаю про ваши делишки? Ты божилась, Кэтрин, что не стала его любовницей, но солгала. Я не круглый идиот, за кого, похоже, ты меня принимаешь. Я знаю, что ты ходила к нему среди ночи накануне его отъезда, и не намерен дальше мириться с этим.
На Кэтрин это подействовало так, что некоторое время она не могла подыскать слов, чтобы ответить ему, а Шарль продолжал:
– Мне надо было выкинуть его отсюда тогда, сразу же, но я не захотел закатывать сцену. Поэтому решил не горячиться и сделать все осмотрительно.
– Ты мерзкий лицемер! – прошипела Кэтрин. – Тебе наплевать, что думают обо мне другие. Заботишься только о себе. Ты не хочешь выглядеть идиотом в глазах своего отца, вот и все. Пол хорош для Ги, и ты знаешь это. Ты не смеешь говорить неправду о его профессиональной несостоятельности.
Шарль скривил губы.
– Из того, как к моим словам отнеслись другие, видно, что они согласны с тобой. Пока что я не принял окончательного решения, но о своем намерении уже объявил. Если твой мосье Пол вернется – чего ему не стоило бы делать, если он в здравом уме, – и если ты возобновишь свои ночные хождения в его комнату, то уверяю тебя, что не постесняюсь положить этому конец. Я прикажу выкинуть его отсюда, на этот счет можешь не заблуждаться. Достаточно ясно я говорю?
Кэтрин вызывающе встретила его злой взгляд, но боевое настроение ее оставило, она почувствовала себя попавшей в ловушку и беззащитной, и пришел час все выложить Шарлю, сказать ему, что они с Полом полюбили друг друга и что, когда закончится война, она уйдет от Шарля. Но она не решилась. Слишком многое зависело от присутствия Пола в замке, и это касалось не только ее, не было связано только с удовольствием видеть его. Замок превратился в базу для Пола, в надежное место, откуда он вел свою подрывную работу, так же, как и в постоянное прикрытие для борющихся в рядах Сопротивления. Она не должна делать ничего, что поставило бы это важное дело под угрозу.
Кэтрин смотрела на Шарля, видела в нем мужчину, которого она когда-то любила, а теперь презирала, и поняла, что в данный момент верх взял он.
– Ты выражаешься очень ясно, Шарль, – спокойно ответила она.
В последующие долгие дни и недели именно Селестина вносила разнообразие в жизнь Кэтрин, как-то скрашивала ее унылое существование в замке. Молодые женщины стали хорошими друзьями. В разговорах с Селестиной, пытаясь помочь ей пережить случившееся, Кэтрин сама забывала на некоторое время свои страхи за Пола и беспокойство о его судьбе.