Впусти меня в сердце
Шрифт:
Удивительно, но несмотря на предостережения Долинского, с Мирославом Даниловичем мы ладим. За то время, что я провела в его квартире, он ни разу не повысил на меня голос. Конечно, иногда высказывает недовольство, но держит себя в рамках приличий и вполне терпимо.
Малышка тянется к нему. Она вообще любит мужчин – видимо, подсознательно ищет утраченное звено в своём ближайшем окружении. У меня никогда не было ни родителей, ни семьи, я не знаю, как живут нормальные семьи и что чувствуют в них дети. Сколько помню себя – всегда мечтала, чтобы за мной пришла мама. А папа в моём сознании
* * *
С детства Новый год был моим самым любимым праздником. Обожала ёлку, утренники, приход Деда Мороза. Ждала его с замиранием сердца. Пока маленькая была, всегда заказывала ему одно и то же – маму… Огорчалась, когда вместо этого получала красивую коробку конфет. Но даже эта коробка была для меня маленьким счастьем. Иногда перед праздником к нам приезжали дети с концертом или какой-нибудь депутат, привозили сладости и мягкие игрушки…
Каждый год я ждала Деда Мороза и упрямо верила, что однажды ему хватит волшебства, чтобы наколдовать мне маму.
Даже когда выросла, всё равно считала дни до Нового года, заранее готовила любимому подарки, продумывала праздничное меню.
Два года назад в это время мы с Сашей украшали ёлку и резали салаты, в который раз обсуждая необходимость приобретения овощерезки. Мы были счастливы, строили планы и фантазировали о будущем.
Год назад я загибалась от боли. Первый Новый год без Саши. Не было ни ёлки, ни салатов, ни праздника. Была рваная кровоточащая рана в душе, безграничное отчаяние и непонимание, как жить дальше. У Надюши резались зубки. Всю новогоднюю ночь я ходила из угла в угол, качая её на руках, чтобы плачем не испортить праздник соседям…
Вчера я варила в мультиварке холодец. Теперь волнуюсь, застынет ли. Боюсь, что первый блин будет комом. А так хочется хозяина порадовать…
Больно смотреть на его страдания. Невыносимо слышать стоны, когда он занимается с реабилитологом. Понимаю, что двигательная активность восстанавливается только тяжёлыми физическими упражнениями, но всё равно его безумно жаль. Ведь он страдает не только от физической боли, но и от душевных мук после трагедии, о которой я могу лишь догадываться.
Накануне Нового года, закончив все дела, оставляю Надюшу с Мирославом Даниловичем и еду в общежитие к девочкам. Накупила им всяких мелочей и детям сладостей под ёлку. С многими из соседок мы прожили бок о бок долгое время.
Здесь всё ещё есть моя комната. И даже остались летние вещи, которые я не стала тащить с собой к Долинским. Кто знает, как долго я там пробуду? Скорее всего, вернусь сюда, когда закончу на него работать. Конечно, я мечтаю, что скоро получу квартиру от государства взамен разрушенной. Но людей, которые, как и я, ждут жильё, много. А реконструкция и строительство жилого фонда движутся не так быстро, как хотелось бы.
Мы пьём чай, больше часа болтаем, делимся новостями. А потом я ухожу, понимая, что и так слишком надолго оставила больного человека присматривать за моей егозой. Сердце не на месте.
То ли это стресс из-за приближения Нового года и болезненных воспоминаний о счастливой прошлой жизни. То ли предчувствие
чего-то нехорошего…Домой тороплюсь. От автобуса почти бегу. Меня не было около трёх часов. Полагаю, что если бы возникли какие-то проблемы, то мне позвонили бы и сообщили об этом. Звонков не было.
Сама не понимаю причину своего беспокойства. Оно возникло вдруг, неожиданно, как будто на пустом месте.
На улице уже темно. По сторонам не смотрю. Влетаю в подъезд. Лифт не дожидаюсь, бегу по лестнице.
В квартире тихо. Ни на кухне, ни в гостиной, где должны играть хозяин с Надюшей, никого нет. Только ёлка поблескивает огоньками. Заглядываю в комнату Мирослава Даниловича, но и там пусто. Замечаю на кресле его домашний костюм. Он куда-то ушёл?
В душевой льётся вода. Он купается! А где моя дочь?
Заглядываю в каждую комнату, хотя ни разу за дни, проведённые здесь, этого не делала – считала неприличным совать свой нос туда, куда меня не звали.
Где же моя Надюша? Нет ни единой идеи!
Меня накрывает истерика…
Звонить в полицию? Глупо. Надо дождаться, когда хозяин выйдет из ванной. Минуты тянутся бесконечно медленно. Больше никогда не оставлю с ним дочь! Зачем я вообще повелась на эту помощь?
Кляну себя за доверчивость…
Хлопает входная дверь, и я слышу болтовню своей егозы и голос Долинского.
Она с ним? Убью гада!
– Где вы были? – пулей вылетаю в прихожую.
– Гуляли, – как ни в чём не бывало отвечает биг-босс.
Надюша вся в снегу, щёки красные, глаза светятся.
– Я его бам, бам, бам снегом, – смеётся.
– Мы в снежки играли, – переводит мне Долинский, улыбаясь.
Он и сам весь в снегу.
– Какого чёрта? – ярость кипит, я готова кинуться на мужчину с кулаками и разорвать его на части. Но не при ребёнке же устраивать разборки…
Быстро стягиваю мокрый комбинезон и сапожки, полные снега. Ножки мокрые! Ещё не хватало простудиться.
Я так перенервничала… А они – просто гуляли, развлекались в снегу. Как так можно? Ещё и смеётся…
Реву…
– Я уже не знала, что думать! Хотела звонить в полицию, что ребёнок пропал, – жалобно всхлипываю. – Я так сильно испугалась, что с ней что-то могло случиться.
– Батя не сказал тебе, что она со мной? – удивляется Долинский.
– Он в ванной! – мотаю головой.
Волнение понемногу отпускает, но выливается из меня слезами.
– Кончай сырость разводить, – строго говорит биг-босс. – Можно подумать, конец света настал. Я вообще-то всего часок погулял с твоим ребёнком. И ты спасибо могла бы сказать, а не кидаться с истерикой.
Конечно! Для человеческой особи, не имеющей ни души, ни сердца, ничего страшного не произошло… А я чуть не умерла от ужаса.
В растрёпанных чувствах кормлю Надюшу ужином, накрываю в гостиной стол и ухожу к себе. У кого праздник сегодня, а у кого траур по неслучившейся счастливой жизни…
У соседей громко играет музыка. Даже при здешней отличной звукоизоляции она отчётливо слышна. Сижу в кресле, прижимая к груди Сашин портрет.
Как больно и горько…
В дверь стучат. Нет настроения откликаться. Хочется тишины и покоя.