Впусти меня в сердце

Впрочем, жизнью это можно назвать с большой натяжкой.

Весь день я провожу на кладбище. Мой мир сужается до кусочка земли, обнесенного черной оградой. С гранитных плит на меня смотрят смеющиеся лица Аллочки и Ангелинки, моих любимых девочек, моего смысла жизни. Две соседние могилы – мама и младший брат…

Вот так, в течение всего нескольких месяцев от нашей большой счастливой семьи остались лишь мы с батей – сломленные, несчастные, пустые, потерявшие всё...

Мозг отказывался верить, душа рвалась вслед за ними… За два года мне удалось осознать, что моих самых дорогих людей больше нет, что они никогда не вернутся. Но смириться с этим не получается. Страшно понимать, что впереди у меня – долгая жизнь с этой болью. Но ещё больше пугает то, что однажды я привыкну и перестану её ощущать.

Последующие дни выпадают из памяти почти полностью. Я борюсь со своим горем и отчаянием так, как могу. Но ничего не выходит. Боль притупляется лишь на время. А потом всё равно приходится возвращаться в реальность и сходить с ума с новой силой.

Домой еду неохотно. Мне бы переночевать сегодня в офисе, но батя ждёт и волнуется. Ему наверняка тоже несладко. Правда, он там не один. А маленький Бельчонок ему точно не даст скучать.

При воспоминании о Надюшке по телу разливается тепло. Может, и вправду эта девочка связана с моим Ангелом?

С порога встречаю батин взволнованный взгляд.

– Я в порядке. А ты как? – всматриваюсь в его лицо, пытаясь понять, как он пережил эти дни. Кажется, неплохо…

– Точно? – напряжённым голосом вопросом на вопрос.

– Бать, я трезв, немного разболтан, но я соберусь. Не волнуйся за меня, – отвечаю, понимая, что требую от него слишком много. Как можно не переживать за единственного близкого человека?

Тяжёлые мысли прерывает детский визг. Надюша несётся мне навстречу. Приседаю – и она с разбегу запрыгивает ко мне на руки. Соскучилась? И я тоже… Вдыхаю её запах. Она даже пахнет, как Ангелинка! И пусть это самообман, но эта малышка для меня – лучшее лекарство от депрессии и боли.

– Надя вам напоминает вашу дочку? – голос звучит раскатом грома будто где-то далеко.

Сердце простреливает. Откуда она знает? Отец растрепал? Зачем? После войны мой круг общения изменился радикально, и я никому не рассказываю о своей семье. Это очень личное, болезненное, своего рода моя ахиллесова пята. Уж точно не для сплетен и обсуждения с посторонними.

Внутри закипает злость. Знакомое ощущение ярости, когда меня несёт, как лавину из жерла вулкана, и остановиться уже не могу.

– Это тебя не касается, – цежу сквозь зубы, чтобы не кричать при ребёнке. Да и обижать Полину в мои планы не входит. Сколько раз уже давал себе слово контролировать агрессию…

– Сергей! – одёргивает меня батя.

Бросаю на него злобный взгляд. Предатель! С ним я потом разберусь.

Мне всё-таки удаётся сдержаться и избежать усугубления конфликта. Но для этого приходится мобилизовать все силы и резервы, которые сегодня и без того ослаблены.

Ставлю Надюшу на пол, рывком встаю и ухожу в ванную. Полина с дочкой исчезают за дверью своей комнаты. Поздно уже, ребёнку пора спать.

Зря я на неё вызверился. Она же не знала, что я запретил отцу болтать кому-то о моей семье.

Немного успокоившись после душа, ухожу к себе. Нужно выспаться, завтра меня ждёт напряжённый день. Началась какая-то нездоровая возня вокруг земельного участка, на котором находился батин загородный комплекс. Восстановить его в ближайшее время не смогу – не потяну по финансам. Но и продавать землю не собираюсь, а отжать тем более не позволю.

Интуиция мне шепчет, что придётся повоевать. Непорядочных дельцов хватает. И о махинациях вокруг дорогостоящей земли под разбитыми строениями я уже слышал. Потому Павел так торопится с покупкой разрушенного фармацевтического завода. Он хочет провести сделку быстро, пока не слетелось вороньё и не сбежались шакалы.

Войдя в комнату, по привычке бросаю взгляд на комод, где стоят фотографии моих любимых, и мысленно здороваюсь с ними. Но тут же замираю. Их кто-то трогал! И не просто трогал, а переставил совсем иначе, не так, как они обычно стоят! Хаос шокирует.

Полина! Так вот откуда она узнала про Ангела и её схожесть с Надюшей… А я плохо подумал на батю. Хорошо хоть не успел его отругать…

Она заходила в мою комнату и рылась в моих вещах? Снова закипаю. Пытаюсь гасить ярость, но получается плохо. Отчаянно уговариваю себя оставить разборки на завтра. Сегодня поздно уже, Полина укладывает Надюшу спать…

Мне почти удаётся успокоиться, уговорить себя переключиться на более важные на данный момент вещи. Снова перечитываю сообщение от знакомого из администрации, который маякнул мне о наезде на наше имущество. Но когда слышу звон посуды в кухне, сразу подрываюсь и мчусь устроить разбор полётов. Меня гонит агрессия, в которую за последние дни концентрированно трансформировалась боль.

Застываю в дверях в последней попытке нейтрализовать свой яд и умерить пыл. Полина наклоняется над посудомоечной машиной. В голову ударяют непристойные мысли, с которыми я борюсь уже почти два месяца. Злюсь… На себя – за эти мысли. На неё – за то, что такая привлекательная и крутится постоянно перед глазами, бессовестно дразнит… На жизнь – что снова и снова испытывает меня на прочность… И опять на Полину за то, что посмела влезть в мою душу и надругаться над памятью…

– Какого чёрта ты заходила в мою комнату? Кто тебе разрешал трогать мои вещи? Тебя не учили элементарным правилам приличия? – сразу перехожу в атаку.

– Я… меня… – вздрагивает от неожиданности и что-то блеет в своё оправдание. – Мирослав Данилович…

– Ты тут в гостях! Живёшь в комфортных условиях, на всём готовом, тебе помогают и доверяют. И вместо благодарности ты шныряешь по чужим комнатам, суёшь свой нос во все дыры, шпионишь?

Кажется, я говорю не слишком громко, но уверенности в этом нет. Меня несёт без возможности даже просто немного сбавить скорость.

Чего я добиваюсь? Не знаю… Может быть, наказать, чтобы впредь было неповадно… Причинить ей боль, чтобы хоть немного снизить остроту своей? Продолжаю обвинять и ругать.

Полина вылетает из кухни. Наверняка опять будет реветь полночи. А я как идиот буду сидеть под дверью её комнаты и убеждать себя, что мне плевать.

Опускаюсь на стул и проваливаюсь в трясину противоречивых эмоций. Внутренности всё ещё сводит от ярости, которая ищет выход. Голос совести привычно зудит, что я был неправ. И что-то новое, ноющее слева за грудиной, отдаёт необычной болью.

Хлопает входная дверь...

Что за чертовщина? Подскакиваю и выглядываю на лестничную площадку. Возле лифта пусто. Стучусь к Полине – тишина. Когда она обижена, то часто не реагирует на мой стук.

Приоткрываю дверь. В комнате темно. Бесцеремонно захожу внутрь. Не думаю о том, как объясню своё вторжение. В кроватке мирно посапывает Надюша. Её мамы нигде не видно.

Неужели ушла среди ночи? Что за фокусы? Раньше не замечал за ней таких приступов идиотизма. На улице – темень. Какого чёрта она попёрлась искать приключения на свою пятую точку?