Врачебная тайна

– Это кощунственно.

Алла вздрогнула всем телом, но совсем не от слов помощницы, а оттого, что та испачкала ее шею чем-то влажным, вдруг сопли, прости господи! Скорее бы она уже убралась!

– Простите… Простите меня, Аллочка Ивановна. Ради бога, простите. Вам и так больно, а я…

Через десять минут та ушла, и в квартире сделалось тихо. Комфортно тихо, сделала вывод через какое-то время Алла и улыбнулась. Она обошла всю квартиру комната за комнатой. Везде чистота и порядок. В комнате сына даже бабушкина шаль была сложена аккуратным прямоугольником. Но это сто процентов не он. Это помощница. Ее старания.

Вспомнив о сыне, Алла недовольно поморщилась.

Он посмел упрекать ее в смерти отца? Он посмел. Громко, гневно, со слезами на глазах у десятка людей. Это случилось в ресторане после поминок. Народ уже хватал из гардеробной куртки, шубы и пальто, когда с Антоном случилась истерика.

– Ты!!! Ты во всем виновата!!! – сипел он, брызжа слюной. – Если бы не ты… Если бы не ты… Он бы был жив! Это ты!!!

– Ты выпил, сынок? – Она подошла к нему вплотную со скорбно сложенными ненакрашенными губами, тронула за локоть и грубо с силой сжала, зашипев ему в самое ухо: – Прекрати, мерзавец! Прекрати валять дурака на людях!!!

Антон вздрогнул, откинул голову, смотрел на нее какое-то время полными слез глазами, потом оглядел притихший люд, сгрудившийся у зеркала, сник как-то сразу.

– Прости, мам, – шепнул он и полез к ней обниматься.

Конечно, от него пахло спиртным. Поэтому он такое и выкинул. Потом-то он держал себя в руках. Подкрадывался к ее дивану на цыпочках, присаживался с краю и недолго, но сидел, поглаживая ее по спине. Потом извинялся, спрашивал денег и уходил куда-то на всю ночь. Наверное, в его жизни кто-то появился, сделала вывод Алла и осталась довольна. Пора уже. Мальчик взрослый. И даже к лучшему, если у него появится личная жизнь, если она всецело займет его и отвлечет от нее и от ее личной жизни.

Она не позволит теперь никакого вмешательства, никакого. Достаточно ей было обузы при жизни мужа. Теперь его нет. Теперь она свободна. Свободна от него, от обязательств. И мало этого, она свободна от скорби!

Даже не думала, что такое возможно. Когда ехала в больницу, все гадала, все мучилась, как она воспримет мертвое Ванькино лицо, тело. Удивительно, но спокойно восприняла. С облегчением. И даже – господи, прости – не без тайного удовлетворения.

– Отмучался… – шептали в носовые платки плакальщицы из их больницы.

– Все равно был не жилец, – скорбели сослуживцы, прознавшие о Ванькином диагнозе.

– Может, так-то и лучше, а то гнил бы заживо, – с пониманием вопроса кивали они друг другу уже на поминках.

Алла глаз ни на кого не поднимала. Так и просидела все время с опущенной головой и прижатым к губам скомканным платочком.

– Ты поплачь, поплачь, милая, – гладили ее все по очереди по голове. – Тебе легче будет!

А ей и так было легко. Легко и почти безмятежно. Угнетала лишь процедура похорон и необходимость изображать страдание. Она не страдала! Она просто считала часы и минуты. Потом, уже дома, она залегла на диван в одежде и пробыла в таком состоянии все положенное время. Теперь все, теперь она одна. Теперь можно было вспомнить и о себе, и о Геральде.

Воспоминания о Геральде вдруг вызвали в ее душе странное смятение.

Рада ли она тому, что они теперь могут не прятаться? Рада ли она вообще тому, что он у нее как бы есть? Или и это ей уже все равно? На похоронах, помнится, он весьма сдержанно себя вел, ни разу не подошел к ней, чтобы выразить соболезнование. А вот коллега его, недавно пришедший в их клинику травматолог Леонид, наоборот, всячески опекал Аллу. И ей была не в тягость его опека. И Антон будто посматривал в его сторону благосклонно, без той вражды, с которой он смотрел на Геральда.

Может, стоило задуматься насчет Леонида? Он, кажется, тоже холост и тоже недурен собой.

Алла закрылась в ванной, с ненавистью содрала с себя траурное черное платье, толстые черные колготки. Швырнула на самое дно корзины для грязного белья и засыпала грязными полотенцами. Видеть больше не желает этой похоронной амуниции!

Влезла в ванну под горячую воду и долго нежилась под душем, вбивая в тело ароматный маслянистый гель. Трижды смывала пену с головы, все казалось, волосы хранят траурный запах похоронных цветов. Перебрала с дюжину флаконов с пенками, маслами, кремами для тела. Остановила свой выбор на лавандовом масле, вымазала себя всю от пяток до подбородка, промокнула тело полотенцем и только тогда влезла в халат. Волосы сохли под полотенцем.

– Теперь кофе! Черный, как ночь! – скомандовала себе Алла и пошла в кухню.

Чистенько, прибрано, но не по ее. Машинально расставляя кастрюли и сковородки по полкам, Алла попутно засыпала в кофейную машину кофейных зерен, залила свежей воды, включила кнопку и только тогда потянулась к телефону.

Замена Геральда Леонидом когда еще состоится, а мужской ласки хотелось уже вчера.

– Привет, – поздоровался Геральд, ответив тут же – хотелось верить, что ждал ее звонка. – Как ты?

– Привет.

Алла наморщила лоб, не зная, что ответить. Сказать, что плохо, значило соврать. Геральд непременно проникнется, и на встречу рассчитывать тогда не приходилось. Сказать, что после душа, легкого массажа и в предвкушении чашки крепчайшего кофе чувствует себя превосходно, значило выставить себя бездушной. Это тоже его насторожит.

Выбрала промежуточный вариант.

– Уже лучше, – ответила Алла коротко с печальным вздохом. – Смогла подняться с постели.

– А-аа, понятно…

– Что?

– Понятненько, говорю…

Геральд отчаянно искал нужные слова, помня о своем неосторожном ликовании в день смерти Ивана, но в голову ничего не шло. Все, что ему хотелось сказать сейчас, это: «Приезжай, я соскучился!» Но Алла может психануть, встреча сорвется. Ему придется ждать, уговаривать. А еще вопрос, получится ли у него. Кто-то шепнул ему с утра в клинике, уже даже не помнил, кто именно, что недавно устроившийся к ним Леонид вовсю подбивает клинья к только что овдовевшей Алле Босовой. И что она благосклонно приняла его заботу в день похорон. И что будто ее сын – этот мерзкий пацан, постоянно сверлящий Геральду переносицу своим змеиным взглядом, – взирал на эти ухаживания и заботу с пониманием и спокойствием.

– Геральд, что происходит? – взяла инициативу в свои руки Алла, не понимая, чего это ее сердечный друг вдруг взялся мямлить, она-то все еще помнила его радость от трагической новости о гибели Ивана. – Ты в порядке?

– Я? Да, да, все хорошо.

– Тогда с кем нехорошо? Снова с мамой?! – не хотела, да вырвалось с ядом. Теперь обидится.

– Нет, милая, с мамой, слава богу, все нормально. Они все уехали.

– Да-аа? – Перспектива встречи с Геральдом на его территории приближалась. – И как надолго?