Враг мой - дневной свет

– Ну, раз в месяц, - она смутилась. – И каждый день по мелочи. Он не пускает меня к себе, поэтому наши разговоры так редки.

– Ему что-нибудь известно, к примеру, о любви? – их глаза встретились, и Галину вдруг бросило в жар. Она с трудом покачала головой:

– Мы это не обсуждали.

– Опасный поворот, - карандаш вычерчивал восьмерки на бумаге. – Если время не упущено, ему необходимо все узнать. Все! Вплоть до того, откуда берутся дети! И рассказать должны ему вы.

– Неужели может быть поздно? – она овладела собой и снова посмотрела ему в глаза.

– Полная изоляция в его случае не так вредна, как телевидение или книги. Ну, книги, еще, куда ни шло, но вы же сами видите, что показывают в новостях? Убийства, грабежи, насилие! Господи, да первое, что должно покинуть комнату вашего сына – это ящик ужаса, который мы, цивилизованное общество, именуем продуктом прогресса! Неужели Федор Иванович вам этого не говорил?

– Он мне уколы какие-то рекомендовал, - тихо произнесла Галина и вдруг засмеялась, - не мне, то есть, а….ха-ха-ха!

– Тише-тише! – врач мигом вылетел из-за стола и, словно выткав из воздуха стакан с водой, подал его несчастной Галине. – Выпейте. Я теперь с вами, все знаю о вас и, честное слово, попытаюсь помочь. Вы мне верите?

– Как не верить, - смех прекратился. Она взяла его за руку слабыми пальцами и легонько пожала, - спасибо.

– Отлично. Давайте договоримся так, - врач полистал свой журнал, пока не остановился на странице, исписанной лишь наполовину, и продолжил: - вы снова придете на прием, скажем, в среду…и

– О, нет, только не в среду! – Галина, чуть не выронив стакан, схватила его одной рукой, пытаясь остановить. – Только не в среду! Прошу вас! Тогда уж во вторник. Простите, - она опустила голову и тяжело вздохнула.

– Объяснитесь? – он выглядел растерянным.

– Дима заподозрит неладное, - Галина повертела пустой стакан, и, несмело улыбнувшись короткой, как вспышка, нервной улыбкой, поставила его на стол. – Я…когда я ухожу из дома в неурочный час, сын думает, что у меня появился поклонник, понимаете? – она с надеждой взглянула на собеседника. – Понимаете? – понизив голос, повторила она.

– Поправьте меня, если ошибусь, - неуверенно начал Анатолий Константинович, - но мне показалось, вы не очень-то откровенничаете с сыном. Как же в таком случае он догадывается о ваших встречах?

– Не знаю, – она снова вздохнула. – Он как-то чувствует.

– Значит, к вам нельзя напроситься на кофе? – чтобы сгладить неловкость, врач попробовал пошутить, но Галина на шутку не среагировала, чуть не хлопнувшись в обморок:

– Да вы что?! Какой, к черту, кофе?! Вы же слушали меня, доктор?! Он ненавидит гостей, терпеть не может! Он мне не позволяет даже почтальона на порог пускать!

– Тише-тише. Я почтальона и сам на порог не пускаю, при всем уважении к этой профессии, а вот гостей люблю. После развода мой дом совсем опустел.

– Вы разведены? – Галина задала вопрос из простой вежливости, и только через минуту, когда ее новый знакомый посетовал, что бывшая супруга увезла ребятишек к себе, поняла, что, сидя у врача в кабинете, она говорит с ним, вовсе не как пациентка.

Время шло, а ей не хотелось уходить. Он заверил ее, что пациентов за дверью нет, так как прием уже окончен. Она узнала, что он любит, помимо гостей, собак, хомяков, лыжные прогулки, плавание, а его любимое блюдо – рыба под лимонным соусом.

Прощаясь, он пожал ей руку.

– Приходите во вторник, если это – единственный день, когда сын спокойно вас опускает, хорошо?

– Да, я приду. Приду обязательно. Спасибо вам за все, Анатолий Константинович.

– Просто Анатолий, пожалуйста, - он улыбнулся ей, и она улыбнулась так, как давно уже не улыбалась посторонним мужчинам.

========== Часть 8 ==========

8

Мать вернулась в шесть, как и обещала, но к нему в комнату не поднялась. Это было и странно, и не очень. Дело в том, что в городе, там, куда она ездила каждый вторник, с ней обязательно что-нибудь происходило: то подругу встретит, то в очереди поругается, то новое платье купит. И эти маленькие, казалось бы, вовсе незначительные происшествия, здорово ее волновали и выбивали из привычного образа жизни. Пригород хорош для пожилых людей, стремящихся найти покой и уединение. Шум города, его суета и смог не для них. А вот молодым и сильным место среди небоскребов и автомобильных пробок, там, где бесконечный гул смешивается с гомоном, сирены со звонками мобильных телефонов, смех с руганью… Дмитрий почему-то так думал, но втайне надеялся, что все это касается других, чужих ему людей, никак не его мамы. Она же, возвратясь с полными сумками, начисто опровергала его надежды. Город творил с ней что-то невообразимое. Вот поэтому-то она иногда не бежала сразу к сыну, а приходила в себя, оставаясь в холле, рассеянно выкладывая покупки и напевая себе под нос.

Дмитрий с опаской ждал, что сейчас в его уши вопьется голос Илиги, но в доме было совершенно тихо, если не считать материной возни у плиты; судя по запахам, она жарила мясо. Тревога сидела у него на плече и ворчала старой, злобной кошкой: что-то было не так! Что именно? Он никогда не мог себе это объяснить. То ли шаги мамы становились более легкими, то ли ужины чуть вкуснее обычного, то ли аромат духов дороже.

Она пришла к нему и принесла тарелки и чашку чая на подносе, расписанном синими и красными цветами. Все, как всегда!

– Дима, поешь.

– Спасибо.

– Ты как тут без меня?

– Как всегда, - он взял хлеб из вазочки, - только вот ты не такая какая-то.

– То есть? – ее красивые брови удивленно уехали под взлохмаченную челку.

– Ты не пришла сразу.

– Конечно, не пришла! – она возмущенно поставила тарелку с мясом перед сыном, чуть-чуть не брякнув ею о стол. – Тебе лекарство когда пить? После еды! А я из-за этих чертовых пробок вернулась точно к ужину. Еще приготовить надо было, вот и не пошла к тебе.

– Чего ты волнуешься так? – он взял вилку. – Ладно, иди.

– Дим, что тебе совсем со мной невыносимо? Давай вместе покушаем, - ее лицо выглядело по-настоящему опечаленным. Может, он ошибся?

– Ну, давай, – сейчас она была ему нужна. Хотелось поговорить, порасспросить о городе, о людях, а, может, и задать свои вопросы, от которых иногда хочется стучаться головой о стену, так назойливо они жужжат в мозгу.

Они сели рядом в темной спальне, придвинув к кровати небольшой журнальный столик, и стали есть. Галина с ужасом ждала вопросов, Дмитрий с неменьшим ужасом ждал подходящего момента, чтобы их задать. Тьма сгущалась, но не было и речи, чтобы зажечь хотя бы свечу.

– Дима, ты как себя чувствуешь? – тихо спросила мать, отложив вилку в сторону. Он слышал ее дыхание, легкое, невесомое. Тревога отступила.

– Нормально.

– Хочешь что-нибудь узнать?

– Вообще-то, да.

– Слушаю?

– Мама, правда, что люди любят друг друга? – он едва сдержался, чтобы голос предательски не дрогнул и не выдал, как ему на самом деле важен ответ.

– Правда, - «Надо же, как Анатолий угадал», мелькнула у нее мысль.

– А за что?

– Кто за что. Но чаще за то, что можно довериться, поделиться своим теплом и получить тепло взамен. Говорят, самые крепкие браки там, где дружба переросла в любовь.