Враг у порога
Шрифт:
Ожидавший стрелковый расчет по команде сержанта бросился вперед. Бункер заполнили, рукоятку взвода закрепили в рабочем положении, и на этом с подготовкой было покончено.
– Огонь! – гаркнул сержант.
Раздался оглушительный грохот. Стрелок медленно повел пулемет из стороны в сторону, а его заряжающий яростно дергал за рукоятку. От ряда бумажных мишеней на деревянных рамах в двухстах ярдах от пулемета полетели лохмотья бумаги и щепки. Будь на их месте вражеские солдаты, в живых не остался бы ни один.
– Прекратить огонь!
Дым понемногу рассеивался. Громовой рев пулемета сменился звенящей тишиной. Клочья бумаги изодранных мишеней трепетали на ветру. Оглядев разрушения, причиной которых послужил
– Весьма впечатляет. Весьма и весьма. Я уже вижу их на поле боя. Окопайте их, и никакое войско – ни пехота, ни кавалерия – не сможет взять охраняемые ими позиции. Это изменит нашу тактику до неузнаваемости, уж поверьте мне на слово. Сейчас же запускайте их в производство, чтобы, когда пулеметы понадобятся, они были под рукой. Я хочу как можно раньше увидеть тысячу пулеметов, готовых к применению.
Генерал Шерман уже поворачивался, когда его взгляд упал на группу офицеров, пришедших посмотреть испытания пулемета Гатлинга. Один из них показался ему знакомым, чрезвычайно знакомым. Откуда?.. Ну конечно!
– Капитан Мигер из Шестидесятого Нью-йоркского. – Поглядев на плечи офицера, он улыбнулся. – Вернее, следует сказать, полковник Мигер. Как ваша рана?
– Я здоров! Не родился еще англичанин, способный прикончить этого ирландца, генерал.
– Это воистину хорошо, – Шерман нахмурился, вспомнив сражение, когда чудовищно превосходящие силы британцев перебили почти весь ирландский полк. – Они уничтожили ваш полк, не так ли?
– Попытались, генерал, определенно попытались. Но убить ирландца – это вроде как в той древней греческой байке, когда один человек порублен на мелкие кусочки и на его месте вырастает сотня.
– Это верно, теперь у вас Ирландская бригада…
– Служить в которой для меня – истинное счастье. Ежели хотите увидеть профессиональных солдат, вам следует поглядеть на нас на параде! Почти вся бригада – ветераны, доблестные воины, переведенные к нам чуть не из каждого полка в армии, и из северных, и из южных. Вдобавок у нас масса юных добровольцев, и все они горят желанием быть вместе с остальными ирландцами. А мы учили их на совесть, так что, думаю, новобранцы теперь ничуть не уступят ветеранам. Эта чудная компания только и ждет, чтоб добраться до англичан. И расквартированы мы рядышком, теперь мы входим в Потомакскую армию. Вам бы наведаться как-нибудь на днях к нам в столовую да выпить доброго ирландского виски. Все мы сыны Эрина, [21] но теперь все до единого – добрые американцы.
21
Эрин – поэтическое наименование Ирландии.
– Пожалуй, что и можно, полковник Мигер, пожалуй, что и можно. – Шерман пошел было прочь, но тут же обернулся. – Вы видели рапорты – ну, насчет проблем с британцами?
– Видел ли я их, сэр?! Да я их выучил наизусть! Когда снова пробьет час палить в англичан, вам нипочем не следует забывать, что в вашем распоряжении целая бригада добровольцев, готовых идти под вашим началом хоть на край света.
– Весьма похвально, полковник, – улыбнулся Шерман. – Этого я не забуду, даю слово.
Не забудем
– Так ты идешь, Том? А то я помираю от невыносимой жажды.
Слова были прекрасно слышны сквозь тонкий брезент армейской палатки. Закончив натягивать сапоги, полковник Томас Фрэнсис Мигер откликнулся:
– Иду, Пэдди, можешь не сомневаться!
Он вышел и вместе с приятелем зашагал к офицерской столовой. Капитан П. Ф. Клуни, как и многие офицеры Ирландской бригады, был закаленным в боях ветераном еще до того, как вступил в американскую армию. Служил
в бывшем ирландском подразделении, Ирландской бригаде святого Патрика, сражавшейся против Гарибальди на стороне папистов. Когда же боевые действия завершились, Клуни, разрывавшийся между верностью папскому правительству и сочувствием призыву Гарибальди к свободе, повернулся спиной и к тем и к другим и эмигрировал в Соединенные Штаты, где и вступил в американскую армию.Офицерская столовая разместилась в приземистом здании фермы, находившейся на том месте, где сейчас раскинула свои шатры Ирландская бригада. Переступив через порог столовой, Мигер и Клуни обнаружили, что собрание офицеров уже идет полным ходом. Утро первого воскресенья каждого месяца отводилось под общий сбор членов офицерского кружка фениев, местного представительства тайного революционного общества, поддерживающего движение фениев в Ирландии – людей, посвятивших свою жизнь освобождению Ирландии от британского ига. Но сегодня у них нашлась для обсуждения другая тема. Едва новоприбывшие вошли, как их окликнул капитан О’Рили:
– Скажи-ка, Фрэнсис, правдивы ли слухи, что у нас вводят новую форму?
– Это не слухи, а факты, сынок, – ответил Мигер. – Можете полюбоваться на новобранцев. Во время войны мы были полком северян и с гордостью носили синие мундиры нашей страны. Но теперь война позади, и мы уже не просто полк, а разрослись до бригады. К нам пришло множество добрых вояк из бывшей армии южан, и разнобой в обмундировании резал глаз. Военное министерство в своей безграничной мудрости давненько подумывало о смене формы. При боевых действиях нового толка, из-за новых, более метких ружей давно пора найти какой-нибудь цвет понейтральнее. Все мы знаем, что красные английские мундиры – мишени лучше не придумаешь!
Аудитория разразилась возгласами «Верно, верно!» и оглушительным свистом. Мигер поднял руки, призывая слушателей к молчанию.
– Выбрали хаки, эдакий серо-коричневый. Конечно, смахивает на грязь, но это очень даже недурно, когда в ней валяешься. Лично я – за. Что угодно пойдет, лишь бы солдат не выделялся на фоне поля боя. Разумеется, парадные мундиры для церемоний, танцев и всякого такого у нас останутся.
– А когда нам дадут грязные лохмотья? – крикнул кто-то.
– Через недельку-другую. Нас известят.
Тут дверь с грохотом распахнулась. Лицо появившегося на пороге капитана Джона Госсена было темнее тучи. Он в сердцах швырнул шинель на стул и буркнул:
– Предательство! – озирая собравшихся. Во взгляде его пылал праведный гнев.
Обычного благодушия и дружелюбия как не бывало.
– Что стряслось? – осведомился Мигер.
– Смерть и предательство, – с горечью бросил капитан Джон Госсен. Этого жизнерадостного человека будто подменили. Прежде он служил в Австрии, в лихом Седьмом полку венгерских гусар. – Этот ничтожный учителишка Нэйгл на содержании у британцев. Луби, О’Лири и Росса арестованы. «Ирландский народ» запрещен. – Он говорил о фениях, оставшихся в Ирландии, и их официальной газете.
– Не смеют! – не сдержавшись, воскликнул Мигер.
– Посмели, – угрюмо возразил У. Л. Д. О’Грэйди. – Я и сам слыхал то же самое, но не мог поверить. Насчет англичан я поверю чему угодно. Знаю я этих ублюдков. Проведут пародию на суд – и расстреляют их. – Он знал англичан, потому что раньше служил в Королевской морской пехоте.
– Неужели мы ничего не можем поделать? – поинтересовался Клуни.
– Очень немногое, – проронил Мигер, раздумывая над скверными новостями. – Послать им денег: если будет суд, деньги понадобятся на адвокатов. И придется отыскать способ реорганизоваться снизу доверху. Наша газета под запретом; полагаю, все до единого арестованы – или в бегах. Если в организацию затесался один доносчик, то наверняка есть и другие. В воздухе пахнет предательством.