Врата Атлантиды

Несмотря на то, что Диодор рассказывает нам, что Атлантиды родились в Циллене в Аркадии, их ассоциации с созвездиями Плеяд и Блаженными островами являются для нас первым указанием на то, что их история может иметь значение более серьезное, чем то, что кроется за этими базовыми мифологическими концепциями. Так, например, нам известно, что имя Плеяда происходит от греческого слова, означающего «ходить под парусами», потому что «это созвездие указывало наиболее благоприятное время для навигации, то есть появлялось на небосводе весной». Добавим сюда же упоминание Диодора о том, что Атлас был первым, «кто познакомил род человеческий с учением о небесных сферах», и окажется, что мы имеем дело с тайными знаниями о мореходном искусстве, сохраняемыми в мифологической форме.

Определение местонахождения Блаженных островов, или Островов Счастья, — дело весьма непростое, поскольку оно содержит вопросов куда больше, чем ответов. Считается, что они представляют собой группу островов, расположенных где-то далеко на крайнем западе. Концепция Блаженных островов, или просто Островов Счастья, расположенных где-то на самой окраине известного древним мира, там, где мертвые вступают в загробное царство, стара как мир. Ее нетрудно встретить в древнеегипетских мифах; присутствует она и в мифах шумеров, являя собой составную часть религиозных воззрений минойцев, живших на Крите, у которых греки, собственно, и заимствовали эту идею. Еще до того, как сложилось устойчивое представление о том, что эти острова расположены где-то за Геркулесовыми столбами, большинство культур Средиземноморского региона уверенно относили эти Блаженные острова куда-то к западному краю горизонта. Так, например, Диодор утверждает, что остров Лесбос был одним из Блаженных островов, а Плиний Старший точно так же провозглашает «блаженным» остров Крит.

После открытия Канарских островов в-самом конце первого века до н. э. король Мавритании Джуба II верил, что он действительно нашел Блаженные острова. Его заявление об этом породило популярное в античном мире мнение, и эти легендарные Блаженные острова еще долго ассоциировались с Канарами.

Том V

Признаться, нас ожидают коварные сюрпризы, когда мы от тома III переходим к тому V «Библиотеки» Диодора, в котором он сообщает читателю, что собирается «поведать о тех [островах], которые находятся в океане(курсив автора)», что сразу же указывает на тот факт, что острова, упоминавшиеся прежде, были частью античного мира. Диодор начинает рассказ о существовании «плодородного» острова «достаточно крупных размеров», лежащего на расстоянии многих дней пути к западу от Ливии. Остров этот гористый, «славится долинами несказанной красоты», а также «судоходными реками», которые использовались и для ирригации. Здесь можно было встретить «парки, где росли самые разные деревья и великолепные сады», в тени которых журчали ручьи «со сладковатой водой». Были здесь и «частные виллы», и «павильоны для приемов», украшенные цветами, а также «роскошные охотничьи угодья для охоты на чудищ и диких животных». Климат на острове круглый год отличается мягкостью; здесь произрастает множество плодов. Короче, здесь все выглядит так, словно это — «обитель богов, а не смертных людей».

В этом описании гористого острова в Атлантике, прославленного своей плодородной долиной и знаменитого высокоразвитым обществом еще в эпоху античности, мы почти приближаемся к платоновскому описанию погибшей Атлантиды. Возникает впечатление, что Диодор, мягко говоря, заимствовал у Псевдо-Аристотеля весьма заметную часть своей истории. Как мы уже могли убедиться, в своем труде «Слышанное об удивительных вещах» он рассказывает о «пустынном» острове, на котором карфагеняне устроили свою колонию, лежащем всего «в нескольких днях пути» от Геркулесовых столбов. По его словам, на острове «росли деревья любых пород», имелись «судоходные реки» и «всевозможные виды плодов и фруктов».

Следующий эпизод труда Диодора — история о том, как финикийские мореплаватели, плывшие вдоль побережья Африки, под напором ураганного ветра сбились с курса и были «унесены ветром в открытый океан». После того как их «много дней носила по волнам буря», они наконец ступили на берег «острова, о котором мы рассказывали выше», т. е. того самого острова, где имеются судоходные реки. И поскольку остров тот был «поистине счастливым и прекрасным», «финикийцы [из Гадеса]… решили рассказать о нем всему свету». Столь знаменательное открытие побудило тирренцев, живших где-то в Этрурии или Тоскане, славившихся как искусные мореходы, построить корабли и попытаться колонизировать прекрасный остров. Однако осуществлению этого плана наполовину помешали карфагеняне, которым тоже хотелось закрепить этот остров за собой — и потому, что он был поистине прекрасен, и потому, что его можно было использовать в качестве убежища на случай, если с Карфагеном случится какая-нибудь беда или катастрофа.

Так как иберо-финикийские мореходы, о которых рассказывает Диодор, совершавшие плавание вдоль побережья Западной Африки, были унесены в открытый океан, это означает, что остров, к которому они пристали согласно версии Диодора, — это, несомненно, остров Мадейра. К этому же выводу пришел и Доналд Харден. Но перед нами по-прежнему остается проблема «судоходных рек». Таких рек нет ни на одном из островов между Африкой и островами Карибского моря, и это свидетельствует о том, что Диодор, как до него Псевдо-Аристотель, просто решил скомбинировать рельеф и традиции двух, а то и трех островов в Атлантике. Один из них, вполне возможно, — Мадейра. А вот другой, с судоходными реками, если таковой действительно существовал, может быть только одним из островов Вест-Индского архипелага.

«Жизнеописания» Плутарха

Теперь давайте обратимся к Плутарху (50 — 120 гг. н. э.), знаменитому греческому моралисту и биографу. Среди массы материала, собранного в его монументальном труде, озаглавленном «Жизнеописания», есть одна весьма интригующая история, рассказывающая о римском полководце Сертории, который, в бытность свою губернатором Иберии между 80 и 72 гг. до н. э., случайно узнал об открытии двух островов в Атлантическом океане. Эту информацию сообщили ему двое иберо-финикийских мореходов, только что вернувшихся в Гадес. Сильная буря угнала их суда к северу, затем ветер сменился на восточный, и они наткнулись на эти острова.

Два острова, известные под названием Фортунатовых островов, отделял «друг от друга только узкий пролив». Более того, «дожди выпадали здесь редко, а если и шли, то весьма скупо; но на них [островах] обычно веет мягкий бриз, приносящий богатые росы». Кроме того, Плутарх сообщает, что «здесь не только очень плодородная и пригодная для земледелия почва, но и сами собой растут превосходные плоды, причем в таком изобилии, что местным жителям не остается ничего другого, как предаваться сладкой праздности».

Времена года здесь сменяют друг друга «почти незаметно». Еще более забавно, что Плутарх утверждает: «здесь, даже среди варваров, бытует поверье, что это и есть легендарный Элизиум, земной рай, прибежище блаженных счастливцев, который в своих звучных стихах описывал Гомер».

Мягкий климат островов и изобилие всевозможных плодов — это своего рода визитная карточка многих и многих земных парадизов в Атлантике, которые открывались взорам карфагенских или финикийских мореплавателей. Однако на этот раз мы имеем дело с совершенно особым случаем, объясняющимся большой удаленностью, поскольку острова, упоминаемые Плутархом, находились на расстоянии 400 лиг (1920 км) от побережья Африки. Если допустить, что корабль финикийцев отправился в плавание из Гадеса, можно предположить, что открытые ими острова относились к группе Азорских островов, повторно открытых португальцами в 1427 г. Серьезным аргументом в пользу этой теории служит тот факт, что эти острова расположены на расстоянии примерно 1850 км к западу от Испании, что лишь немногим уступает цифрам, приведенным Плутархом. Действительно, климат на Азорских островах очень мягкий, и доказательством присутствия там карфагенян была находка в Корво в 1749 г. разбитой черной керамической вазы, наполненной массой монет, чеканенных или в Карфагене, или в одной из североафриканских греческих колоний — Кирене в VI–III вв. до н. э.

Независимо от реальной принадлежности двух островов, упоминаемых в «Жизнеописании» Сертория, мы должны признать, что, помимо уже известных Блаженных островов, они тоже отождествлялись с земным раем — так называемым Элизием. В классической традиции — это особый, наделенный чертами неземной реальности остров, расположенный где-то далеко на Западе. Традиция гласит также, что он покрыт сплошными зелеными навесами-беседками, а также «благоуханными лугами и журчащими ручьями». Воздух там всегда «легкий, приятный и чистый», «птички постоянно щебечут в гнездах, а счастливых жителей благословляют солнце и звезды». По утверждению некоторых классических авторов, Элизиумом называли один из Фортунатовых островов. Подобно другим островам-парадизам Атлантики, традиция провозглашать их очередным Элизием восходит еще к финикийцам.

Хотя греческие историки издавна полагали, что Элизиум означает «идущий», то есть место, куда нисходит благодать, сегодня большинство ученых считают, что это название происходит от семитского корня, означающего «поле Эля». А Эль считался верховным божеством финикийцев.

Итак, мы убедились, что сразу несколько авторов эпохи классической античности свидетельствуют о реальности контактов иберо-финикийских и карфагенских мореплавателей с населением групп островов в Атлантическом океане, расположенных на относительно небольшом удалении от Геркулесовых столбов, имевших место еще в античные времена. В древности под такими названиями, как Церне, Элизиум, Фортунатовы острова и Блаженные острова, передавались сведения об острове Мадейра, Канарских и даже Азорских островах.