Врата «Грейвз»

– Я в этом уверен, – сказал я. – У вас были неприятности? Как вы думаете, за вами следили? – Я ждал ответа, но не дождался. – В больнице я видел Мэри Хопсон. Она приходила не меньше двух раз, но так и не поняла, где я.

– Боже мой, Чарли! Мне это совсем не нравится. Они превосходят нас в числе. Как определить, следили за мной или нет? Я не знаю, как выглядят эти Хопсон и Стэнтон. Хотя я передвигалась очень быстро, иногда с водителем, иногда вела сама.

– Вас не узнали здесь, в гостинице?

– Это не я нашла и оплатила номер и не я привезла запасы. При закупке еды и одежды я была переодета, но приехала сюда на одной из машин Фредди. Дворецкий занес вещи в номер. Им бы пришлось следить за мной, дворецким и Фредди по отдельности. Фредди сюда ни разу не приходил и не планирует. Когда я ехала сюда сама, я взяла кеб от дома и доехала на нем до ресторана поблизости. Оттуда я ушла через кухню. Ушла я в парике. Думаете, этого было достаточно? – Она беспокойно подошла к окну и выглянула в щелочку из-за тяжелых занавесей.

– Сомневаюсь, что мог бы тягаться с вами даже в мои лучшие годы, – сказал я. Затем, каким бы я ни был обеспокоенным и усталым, я не мог не рассмеяться абсурдной ситуации, в которой мы оказались. Однако взгляд, который бросила на меня Адриана, быстро оборвал мой смех. – Вы боитесь? – спросил я довольно робко.

– А вы, Чарли?

– Да, черт возьми. У вас есть револьвер?

– Здесь, в сумочке, но у меня есть кое-что еще, что вы хотели, чтобы у меня было.

– Надеюсь, носки для меня? Она засмеялась:

– Фредди мне рассказал. Да, есть и они, но у меня также есть базовое условие выживания – желание убить врага, Чарли. Чем больше я думала о том, что происходит, тем больше соглашалась с тем, что говорил сержант на занятиях по самообороне в четырнадцатом году. И теперь я скорее злюсь, чем боюсь.

– Что ж, а я скорее боюсь, чем злюсь, – сказал я. – Потому что мы имеем дело не с солдатами. Я понимаю солдат. Но это' что-то иное.

– Это зло, – сказала Адриана, – и мы даже не знаем, чего оно хочет.

– Оно? Почему вы говорите «оно»? – спросил я. Адриана подошла, села на краешек кровати и ответила:

– Письмо со списком людей, которые теперь преследуют вас, Чарли, – а может, и меня, – это письмо от мертвого. Как бы вы это назвали? Знаете, прошлой ночью мне приснился сон. В этом сне я стреляла в невысокого человека, который следил за мной в четверг. Но он не умер – он даже не замедлил шаг. Мы знаем, что они могут застрелить нас, Чарли, но уверены ли мы в том, что можем застрелить их?

Я взял ее протянутую руку.

– Я застрелил на войне далеко не одного человека, Адриана, и пока что они все падали. И вы видели многих, которых застрелили. Они тоже упали. И я думаю, что, если нам придется застрелить этих людей, они тоже упадут.

– Как вы сказали, те люди, в которых вы стреляли, были солдатами. А эти нет. Послушайте, я понимаю, что этот сон был всего лишь сном, ночным кошмаром. Наверное, он мне приснился из-за того, что вы сказали, что собираетесь раскопать могилу Гассмана. И все же эти люди – не солдаты в форме, сосредоточенные вдоль линии фронта. Они – мужчины и женщины в штатском на улицах Лондона. Мы не знаем, сколько их, но знаем, что они намерены нас убить – по крайней мере вас. И поэтому я готова убивать их. У меня есть оружие. – Она легла рядом со мной, все еще сжимая мою руку. – Если они попытаются настигнуть нас здесь, Чарли, я их убью.

Я нежно сжал ее руку.

– Я тоже, – сказал я, – но сначала я хочу выпить немного молока и переодеться.

Адриана поднялась на ноги:

– Вам давно пора сменить повязку» Вы еще совсем не здоровы, Чарли. Это очень неприятная рана, и опасность далеко не миновала, она угрожает вам не меньше, чем наши противники: – Она протянула мне пару носков и свежую ночную рубашку. – Можете надеть их в уборной.

– Не могу, – сказал я. – С ботинками и носками мне не справиться.

– Хорошо, – сказала она. – Мне надо сменить повязки и вымыть вас. Потом я разведу для вас консервированное молоко и добавлю в него ложечку меда. Вам понравится: я слегка подогрею его. А потом, когда вы отдохнете, сможете выпить очень вкусного мясного бульона, который я принесла с собой в термосе.

Она вела себя как дежурная медсестра и говорила ясным, бодрым голосом. Распространяясь о пользе мясного бульона в деле моей поправки, она довела меня до ванной, нежно протолкнула в дверь и закрыла ее за мной. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать ее инструкциям. Ее тон не допускал возражений.

Уже близился вечер, когда меня помыли, как следует перевязали, покормили и устроили в постели. Адриана положила люгер рядом со мной и сказала, что пойдет выбросить мои бинты в мусорный бак на улице, пообедает и выпьет чаю. Пока ее не было, я уснул. Адриана вернулась поздно вечером. Свет в комнате был потушен, а она возникла из ванной из освещенного облачка пара, обернутая полотенцем; второе полотенце было завернуто вокруг головы. Я не знал, понимала ли она, что у меня открыты глаза Она прошла мимо моей кровати и достала из ящика пижаму. Потом, проходя мимо моей кровати в ванную, уронила нижнее полотенце, когда закрывала дверь.

– Джентльмен закрыл бы глаза, Чарльз, – сказала она.

Я дотянулся до столика между двумя кроватями и включил лампу. Когда я ее увидел снова, она уже была одета в благопристойную пижаму, а я сидел с газетой, которую обнаружил у нее на кровати.

– Как давно вы не спите, Чарли?

– Несколько минут. Я что-то услышал, – должно быть, вы чем-то стукнули. – Я был уверен, что говорю спокойно и буднично, но каждую секунду я думал о том зрелище, которое наблюдал несколько минут назад. Становилось все труднее и труднее думать о ней как о жене Фредди. – Сколько сейчас времени?

Она ответила присаживаясь на край своей кровати:

– Почти десять. Вы ни на что не реагировали с тех пор, как я вернулась часа два назад. Я очень мило пообедала в гостиничном ресторане. Знаете, еда имеет совсем другой вкус, когда переоденешься. – Она лукаво улыбнулась. – Потом я часик погуляла чтобы проверить, не крутится ли поблизости кто-нибудь подозрительный. Но не заметила никого, кто бы прятался в дверях, или что-нибудь в этом роде. Как вы себя чувствуете?

– Полагаю, уже лучше. Но я обеспокоен вашими прогулками в одиночестве. Если они обнаружили, где мы, – это небезопасно.