Врата Мёртвого Дома (Малазан - 2)

Арьергард из тысячи виканских воинов, представляющих все виды кланов, показался среди плотной пыльной тучи на расстоянии двух третей лиги к востоку от позиции Антилопы. Несмотря на то что викане разбились на несколько отрядов, они явно не справлялись со своей задачей. Конники титанси продолжали атаковать задние ряды колонны беженцев, поскольку те слишком растянулись. Да, задняя часть каравана Колтайна представляла собой кровоточащую рану, которую в настоящий момент было просто невозможно залечить.

Авангард двигался впереди огромной процессии и состоял из остатков выжившей армии Седьмых, среди которых была как легкая, так и тяжелая кавалерия, общей численностью около двухсот человек. Прямо перед ними, выглядывая из узких оконцев своих повозок, отдельно от прочего сброда ехала малазанская знать, окруженная с флангов десятью ротами пехоты Седьмых. Спереди их прикрывало около тысячи раненых солдат, перед ними катились телеги, заполненные инженерами со своим весьма потрепанным специальным снаряжением. Во главе этой исполинской массы народа, которую никогда не видывали здешние земли, скакал Колтайн в сопровождении тысячи приближенных воинов из клана Ворона.

Несмотря на идеально продуманную и безупречно функционирующую командную структуру войска, небольшие отряды Камиста Рело, словно гадюки, продолжал и жалить тылы: беженцев оказалось слишком много, а боеспособных профессионалов - явно недостаточно.

В армию Апокалипсиса Рело прибыл новый командир - безвестный предводитель титанси, который начал денно и нощно преследовать караван, заставляя его все дальше и дальше продвигаться на запад. В последнее время огромная масса подчиненных Колтайна стала похожа на длинную, окровавленную змею, которая прикладывала последние силы для того, чтобы не погибнуть. Да, этот новый командир представлял собой сейчас наиболее серьезную угрозу.

"Медленное, расчетливое уничтожение. С нами играют, как с детьми". Бесконечные клубы пыли затрудняли историку дыхание, а горло превратилось в наждачную бумагу. Их караван все больше и больше испытывал недостаток в воде, а воспоминания о реке Секале вызывали мучительные позывы к жажде. Ночная резня скота - овец, свиней и коз - значительно участилась, люди набирали огромные котлы свежей крови, и только это позволяло им не умереть от обезвоживания. Каждую ночь поселение оглашалось воплями животных, а в воздухе оживало огромное количество ночных бабочек и ризанов. С каждым закатом в воздухе повисала ужасная какофония предсмертных звуков, и она действовала на нервы Антилопы самым гнетущим образом. Впрочем, подобное действие обстановка оказывала не только на него. Несколько последних дней войско начало охватывать какое-то необъяснимое сумасшествие, и оно было столь же неумолимо, как и приближающаяся огромная армия Камиста Рело.

Капрал Лист скакал бок о бок с Антилопой в немом оцепенении, его плечи ссутулились, а голова упала на грудь. У историка создалось впечатление, что юноша за несколько дней сильно постарел.

А окружающее их войско все больше и больше приходило в упадок. "Мы ковыляем по самому краю пропасти, которая порой становится не видна. Нас постепенно уничтожают, однако до сих пор еще не удалось сломить ни одного воина. Бесконечное движение прерывается только на отдых, когда на закате несколько горнов возвещают о завершении дневного перехода. На какое-то мгновение все замирают. Пыль оседает, а люди продолжают пребывать в тупом недоумении: неужели прошел еще один день, а они до сих пор остались живы?"

Историк подошел к лагерю беженцев и начал пробираться между бесчисленными рядами палаток, навесов и покрытых пологом повозок. Все, что видели его глаза, он воспринимал с упрямой отрешенностью. "Историк, который должен был стать только очевидцем происходящего, до сих пор полагает, что ему удастся выжить. Осталось только описать детали событий на пергаменте, пребывая в хрупкой надежде, что истина - величайшая человеческая ценность. Эта повесть станет хорошим уроком будущим поколениям. Хрупкая надежда? Нет, это откровенная ложь и огромное заблуждение. Об этом уроке истории никогда никто не узнает".

А дети продолжали погибать. Они корчились, прижимаясь к груди своих матерей, и смотрели на них так, будто те же самые матери высасывают из них последние жизненные соки. "Подобно свету масляной лампы, который, моргая, начинал все больше тускнеть. Наконец наступает тот момент, когда детские сердца теряют всякую надежду на избавление, они в последний раз вздрагивают, а затем останавливаются в немом изумлении... причем только для того, чтобы никогда уже не забиться вновь". Эти мысли отзывались ужасной болью в душах живых... Ярость от подобной несправедливости была всепоглощающей.

Стараясь не обращать внимания на материнские слезы, историк двинулся дальше. Перемазанный пылью, потом и кровью, Антилопа стал походить на призрака - отверженного наблюдателя... Он перестал посещать ночные собрания у Колтайна, несмотря на непосредственные приказы об обратном. Сопровождаемый только Листом, он скакал вместе с виканами по флангам и с тыла, наблюдал за Седьмыми, верноподданными хиссари, моряками, саперами, знатью и грязной кровью - именно так называли себя бедняки.

В течение всего путешествия Антилопа старался практически не разговаривать; его повсеместное присутствие стало вполне обыденным явлением, что позволяло окружающим не задумываться о наличии постороннего человека и не скрывать от него свои мысли. Несмотря на всеобщее отчаянье, у солдат хватало энергии на то, чтобы поделиться друг с другом своими собственными соображениями.

– Колтайн - это действительно демон, злая шутка Лейсин, сыгранная над каждым из нас. Он находится в союзе с Камистом Рело и Ша'икой, а восстание представляет собой не более чем тщательно спланированную шараду, основанную на том, что Худ прибыл сюда для порабощения мира живых. Мы преклоняемся своему худощавому покровителю, а вместо того проливаем кровь за Лейсин, Ша'ика, которые скоро станут в ряд с другими скрытыми героями.

– Худ обнаружил себя в огромной туче летающих ночных бабочек, он демонстрирует свой лик вновь и вновь... С каждым закатом бледнеющее небо все ярче вырисовывает его злобную ухмылку.

– А викане заключили договор с духами земли. Мы здесь находимся только ради того, чтобы через некоторое время удобрить почву...

– Ты выбрал неправильный путь, друг. Мы веселим богиню Вихря - только и всего. Мы станем дурным примером, который будет передаваться из поколения в поколение.

– Совет знати начал поедать детей.

– Где ты услышал об этом?

– Кто-то наткнулся на грязный пир прошлой ночью. Совет воздает мольбу старшим богам во имя того, чтобы не потерять своей упитанности...

– Для чего?

– Чтобы быть толстыми, я сказал. Это сущая правда. Поэтому бесчувственные духи бродят ночами по лагерю и собирают мертвых, а также погибающих детей, особенно тех, кто посочнее... Они не жалеют никого.

– Да ты сошел с ума...

– Нет, это правда, друг! Я собственными глазами видел этим утром обглоданные кости - огромную кучу... Среди них не было черепов, однако они были очень похожи на человеческие, только слишком маленькие... Ты бы, наверное, не отказался от жареного ребенка прямо сейчас, правда? Это гораздо лучше, чем полчашки какого-то густого месива, которое мы получаем в последние дни.