Врата Мертвого Дома
Шрифт:
— Ты малазанец, — перебил Колтейн. — Следуй предписанному протоколу…
— А если нас предадут?
Виканец улыбнулся.
— Тогда мы все отправимся к Худу вместе. Если уж будет конец у этого похода, то пусть — подходящий.
— Держитесь, сколько сможете, — прошептал Дукер. — Я с Пормкваля кожу спущу и его губами отдам приказ, если понадобится…
— Оставь Первого Кулака Императрице — и её адъюнкту.
Историк потянулся к стеклянной бутылочке на шее. Колтейн покачал головой.
— Это твоя история, и сейчас никто не важен так, как ты, историк. Если когда-нибудь увидишь Дуджека, скажи
К ним подъехал отряд виканцев с лошадьми в поводу — среди них оказалась и верная кобыла Дукера. Позади из пыли проступили повозки беженцев, а рядом ждали ещё три фургона, которые, как заметил Дукер, охраняли Нихил и Бездна.
Историк глубоко вздохнул.
— Что до капрала Листа…
— Его не переубедить, — сказал капитан Сон. — Он просил передать тебе слова прощания, Дукер. Он бормотал что-то про призрака за плечом, что бы это ни значило, а потом добавил: «Скажи историку, что я нашёл свою войну».
Колтейн вдруг обернулся, словно эти слова поразили его так, как не могли никакие другие.
— Капитан, передай войскам — атакуем в течение часа.
Атакуем? Худов дух! Дукеру было неуютно в собственном теле, руки налились свинцом и обвисли, словно вопрос, что делать с собственной плотью и костями — что делать вот прямо сейчас, — стал для него неразрешимым.
Сквозь гудящую пелену пробился голос Сна:
— Твоя лошадь, историк.
Дукер судорожно вздохнул. Глядя на капитана, он медленно покачал головой.
— Историк? Нет, пожалуй, историком я стану снова где-то через неделю. Но сейчас и на ближайшее будущее… — Он снова покачал головой. — Нет у меня подходящего слова, чтобы себя назвать. — Он улыбнулся. — Думаю, сгодится «дед»…
Улыбка Дукера, похоже, разозлила Сна. Капитан обратился к Колтейну:
— Кулак, этот человек говорит, что у него нет звания. Решил зваться «дедом».
— Неудачный выбор, — проворчал виканец. — Деды — мудрецы, а не дураки. — Он хмуро посмотрел на Дукера. — Нет никого среди знающих тебя, кто сомневался бы в том, кто ты. Мы знаем тебя как солдата. Это звание тебя оскорбляет?
Дукер прищурился.
— Нет. По крайней мере, мне так кажется.
— Тогда спаси беженцев, солдат.
— Так точно, Кулак.
Безымянная воительница сказала:
— У меня есть для тебя кое-что, Дукер.
Сон фыркнул.
— Что? Вот прямо здесь?
Она подала Дукеру обрывок ткани.
— Только подожди, не читай сразу, что там написано. Пожалуйста.
Дукер смог лишь кивнуть, тогда она засунула обрывок ему за пояс. Историк посмотрел на троих людей перед собой и пожалел, что среди них нет Бальта и Листа, но значит, не будет церемонных прощаний, утешения привычных ролей. Как и всё остальное, это случилось впопыхах, неуклюже и не до конца.
— Садись на свою костлявую животину, — сказал Сон. — И оставайся там, где Худ не видит, друг.
— Желаю вам того же. Всем вам.
Колтейн зашипел, разворачивая коня к северу.
— Так не выйдет, Дукер. Мы собираемся прорезать кровавый путь… прямо в глотку этому ублюдку.
Нихил и Бездна ехали по сторонам от Дукера во главе колонны беженцев, которая двигалась к воинам-кочевникам
у гряды холмов. Виканские всадники и воины, охранявшие несколько повозок, которые катились впереди, все были очень молоды — мальчики и девочки со своим первым оружием. Общее возмущение тем, что их отослали прочь, кипело, как безмолвная буря.Но если отчаянный ход Колтейна не принесёт успеха, им ещё придётся поднять оружие… в последний раз.
— Два всадника, — сказал Нихил.
— Добрый знак, — пробормотал Дукер, вглядываясь в пару кхеранов, которые ехали им навстречу лёгким галопом. Старики — мужчина и женщина — худые, обветренные, кожа — того же оттенка, что и выделанные оленьи шкуры, которые служили им одеждой. Под левой рукой у них висели мечи с завёрнутыми крюком клинками, а на головах красовались богато украшенные шлемы с толстыми боковыми щитками.
— Оставайся здесь, Нихил, — сказал Дукер. — Бездна, пожалуйста, езжай со мной. — Он пришпорил кобылу и поскакал вперёд.
Они встретились перед первыми повозками, натянули поводья и остановились в нескольких шагах друг от друга. Первым заговорил Дукер:
— По признанному договору эти земли принадлежат кхеран-дхобри. Малазанская империя чтит все подобные договоры. Мы хотим проехать по…
Женщина, не сводя глаз с повозок, резко спросила по-малазански безо всякого акцента:
— Сколько?
— Сбор со всех солдат Седьмой, — ответил Дукер. — Имперской монетой, всего сорок одна тысяча серебряных джакат…
— Это годовое жалованье полноценной малазанской армии, — с сомнением сказала женщина. — Это никакой не «сбор». Твои солдаты знают, что ты украл их жалованье, чтобы оплатить проход?
Дукер моргнул, затем тихо сказал:
— Солдаты настаивали, старейшина. Это и вправду был сбор.
Заговорила Бездна:
— От трёх виканских кланов дополнительная плата: украшения, посуда, шкуры, мотки войлока, подковы, гвозди и кожа, а также разные монеты, полученные за время долгого странствия из Хиссара в количестве около семидесяти трёх тысяч серебряных джакат. Всё даётся добровольно.
Женщина долго молчала, затем её спутник что-то сказал на их собственном наречии. В ответ она покачала головой, её невыразительные, жёлто-бурые глаза снова нашли историка.
— И за это вы хотите провести беженцев, виканские кланы и Седьмую.
— Нет, старейшина. Только за беженцев — и небольшой отряд, который ты видишь здесь.
— Мы отвергаем твоё предложение.
Правильно Сон боялся этого момента. Проклятье…
— Это слишком много, — заявила женщина. — Договор с Императрицей точно определяет расценки.
Дукер смог только растерянно пожать плечами.
— Тогда часть…
— А остальное попадёт в Арэн, где будет валяться без толку до того времени, когда Корболо Дом войдёт в город — и вы ему заплатите за то, что он вас всех перебьёт.
— Тогда, — сказала Бездна, — за остальное мы наймём вас в сопровождение.
Сердце Дукера замерло.
— До ворот города? Слишком далеко. Мы вас проводим до деревни Балахн, где начинается Арэнский тракт. Но и тогда ещё останется часть. Мы продадим вам еду и лечение, какое потребуется и какое способны предоставить наши лошадницы.