Врата судьбы

– Миссис Хендерсон? – живо переспросила Таппенс.

– Вы ее, наверное, не знаете. Она живет в доме для престарелых. Он называется «Медоусайд». Это недалеко отсюда, милях в двенадцати-пятнадцати. Поезжайте туда и поговорите с ней. Она многое может вам рассказать о доме, в котором вы теперь живете. В ту пору он назывался «Ласточкино гнездо». Теперь-то вроде называется как-то по-иному, верно?

– «Лавры».

– Миссис Хендерсон старше меня, хотя она была самой младшей в огромной семье. Одно время она служила гувернанткой. А позже стала чем-то вроде компаньонки или сиделки для миссис Беддингфилд, которой тогда принадлежало «Ласточкино гнездо», или по-теперешнему «Лавры». Она очень любит поговорить о старых временах. Вам следует непременно поехать и повидаться с ней.

– Но, может, ей будет неприятно…

– О, моя дорогая, напротив, ей будет очень приятно. Непременно поезжайте. Так и скажите, что это я вам посоветовала. Она меня прекрасно помнит, и меня, и мою сестру Розмари, и я иногда навещаю ее, только вот в последние годы не ездила, потому что мне трудно передвигаться. А еще повидайте миссис Хенли, она живет… как же это теперь называется?.. кажется, «Эпл-Три-Лодж». Это тоже заведение для стариков. Уровень несколько иной, но условия вполне приличные, а уж сплетен там! Я уверена, они очень обрадуются вашему визиту. Им ведь ужасно скучно, так что всякое новое лицо доставляет им огромное удовольствие.

Глава 3 Томми и Таппенс обмениваются информацией

– У тебя усталый вид, – сказал Томми, когда супруги Бересфорд, закончив обедать, направились в гостиную, где Таппенс тяжело опустилась в кресло. Она несколько раз глубоко вздохнула, а потом зевнула.

– Усталый вид? У меня просто нет сил.

– Чем же ты занималась? Надеюсь, не трудилась в саду.

– Если я и переутомилась, то не от физической работы, – холодно сказала Таппенс. – Я делала то же самое, что и ты. Занималась расследованием.

– Весьма утомительное занятие, вполне с тобой согласен. Где же именно? Позавчера, когда ты была у миссис Гриффин, тебе, по-видимому, удалось узнать не особенно много интересного, разве не так?

– А мне кажется, что я узнала достаточно. Правда, от первого визита толку было мало. Но, во всяком случае, кое-что я раздобыла.

Открыв сумочку, она принялась рыться в ней, пытаясь отыскать свою объемистую записную книжку. Наконец ей это удалось.

– Каждый раз, узнав что-нибудь интересное, я беру себе на заметку. Здесь, например, у меня имеется меню китайского обеда.

– Ну и что из этого воспоследовало?

– В результате я узнала множество гастрономических тонкостей. Например… Я беседовала с двумя стариками, чьих имен не запомнила…

– Вот имена и фамилии надо непременно запоминать.

– Да, но меня интересуют не имена людей, с которыми я беседую, а то, что они мне рассказывают. А они пришли в невероятное возбуждение, рассказывая об одном званом обеде, на котором они присутствовали, и великолепном блюде, которое там подавали. По-видимому, им тогда впервые довелось отведать салат из крабов. Им приходилось слышать, что в самых богатых и фешенебельных домах после мясного блюда подается именно такой салат, однако пробовать его никогда прежде не доводилось.

– Ну, в такой информации мало полезного, – заметил Томми.

– Ты ошибаешься, кое-что полезное есть, потому что они навсегда запомнили этот день. Я спросила, почему они его запомнили. Оказывается, потому, что в этот день проводилась перепись.

– Что? Какая перепись?

– Ну, ты же знаешь, время от времени проводится перепись населения. У нас она проходила в прошлом году… нет, кажется, в позапрошлом. Это когда все граждане отвечают на многочисленные вопросы и все сообщаемые сведения фиксируются в соответствующих бланках. Если у вас в доме кто-то гостит или останется в этот день ночевать, ему или ей также предстоит пройти через процедуру переписи вместе с вами. Короче говоря, во время званого обеда в дом явились переписчики, и всем гостям, а их было множество, пришлось отвечать на вопросы. По мнению моих собеседников, это была дурацкая процедура и абсолютно неприличная, потому что присутствующим на обеде пришлось отвечать на множество неудобных вопросов. Например: есть ли у вас дети, а если есть, то состоите ли вы в браке, или, допустим, вы обязаны сообщить, что дети у вас есть, хотя в браке вы не состоите. И тому подобные вопросы. Все гости были ужасно расстроены и чувствовали себя неловко. Мои собеседники тоже были огорчены. Но огорчены они были не процедурой переписи, а тем, что в тот вечер случилось.

– Перепись может оказаться весьма полезной, если тебе известна точная ее дата, – заметил Томми.

– Ты хочешь сказать, что можно это проверить?

– Ну конечно. Если речь идет о каком-то конкретном человеке, это совсем нетрудно сделать.

– Они вспомнили, что в тот вечер шел разговор о Мери Джордан. Все говорили о том, как она им раньше нравилась, какой славной девушкой она казалась. Они никогда в жизни не поверили бы… ну, ты же знаешь, что говорится в таких случаях. А потом еще: «Она же наполовину немка, нужно было хорошенько подумать, прежде чем ее нанимать».

Таппенс поставила перед собой чашку кофе и поуютнее устроилась в кресле.

– Что-нибудь важное? – спросил Томми.

– Ничего особенного, – ответила Таппенс. – Впрочем, возможно, что-то и есть. Во всяком случае, им это было известно. Большинство из них слышали эту историю от своих старших родственников или еще от кого-нибудь. Рассказывались всякие случаи о том, как куда-то прятали или где-то находили какие-то вещи. В частности, о чьем-то завещании, спрятанном в китайской вазе. Что-то говорилось об Оксфорде и Кембридже, хотя не понимаю, как можно что-то спрятать в Оксфорде или Кембридже. Весьма маловероятно.

– А может, у кого-то был племянник-студент, – предположил Томми, – который и увез нечто важное в Оксфорд или Кембридж.

– Возможно, конечно, однако маловероятно.

– А о самой Мери Джордан что-нибудь говорилось?

– Только на уровне слухов – о том, что она была немецкой шпионкой. Никто не знал ничего определенного, только слышали – от тетушки, бабушки, мамашиной кузины, от приятеля дядюшки Джона, который служил во флоте и наверняка все знал об этом деле.

– А о том, как она умерла, говорили?

– Причиной ее смерти считали наперстянку, которую по ошибке приняли за шпинат. Все отравились, но остались в живых, а она умерла.

– Интересно. Та же самая история, только другой антураж.

– Слишком много высказывалось разных соображений, – продолжала Таппенс. – Одна из женщин, – кажется, ее зовут Бесси – сказала: «Я об этом слышала только от моей бабушки, она иногда об этом рассказывала, но все это случилось задолго до нее, и я уверена, что она что-нибудь да напутала». Понимаешь, Томми, когда все говорят одновременно, то невозможно ничего понять, все путается. Много говорилось о шпионах, об отравлениях во время пикника и так далее. Я не могла выяснить точную дату происшедшего – кто же может точно назвать дату, если он услышал эту историю от своей бабушки. Если она говорит: «В то время мне было шестнадцать лет, и я была просто потрясена», ты не имеешь ни малейшего понятия о том, сколько ей лет сейчас. Возможно, она скажет, что ей девяносто – старушки после восьмидесяти любят прибавлять себе лишние годы, – а вот когда ей семьдесят, она непременно скажет, что ей пятьдесят два.

– Мери Джордан, – задумчиво проговорил Томми, цитируя Александра Паркинсона, – умерла не своей смертью. Он что-то подозревал. Хотелось бы знать, не сообщал ли он о своих подозрениях полиции.

– Ты имеешь в виду Александра?

– Да. Вполне возможно, что он слишком много болтал и потому умер сам. От него ведь очень многое зависело, верно?

– Мы знаем точную дату его смерти, потому что она указана на могильной плите. Что же касается Мери Джордан, то мы до сих пор не знаем, когда она умерла и почему.