Врата судьбы
Шрифт:
– Это не имеет значения, – сказала Таппенс. – Детям совсем не обязательно, чтобы игрушка была дорогой. Они охотно играют с обрывком бечевки, с какой-нибудь облезлой тряпичной куклой или с куском старого ковра: свернут его в трубочку, приделают пару пуговиц вместо глаз – и вот у них уже мишка, да еще самый любимый. У детей свои собственные представления о ценности игрушек.
– Ну ладно, пошли, – сказал Томми. – Вперед, к Матильде. Отправляемся в операционную.
Опрокинуть Матильду, то есть привести ее в положение, необходимое для произведения операции, оказалось нелегким делом. Она была довольно-таки тяжелая. Помимо этого, она
– Черт бы побрал эту проклятую конягу!
– Ее давно нужно было бросить в огонь, – вторила ему Таппенс.
В этот самый момент неожиданно появился старик Айзек.
– Что это вы здесь делаете? – с удивлением спросил он. – Да еще оба вместе. Что вам понадобилось от этой старой клячи? Может, вам помочь? Вы хотите ее вытащить наружу?
– Не обязательно, – сказала Таппенс. – Мы хотим ее перевернуть, чтобы вспороть брюхо и извлечь то, что хранится у нее внутри.
– Вы хотите сказать, что собираетесь вытащить что-то у нее из нутра? Как это пришло вам в голову?
– Именно это мы и собираемся сделать, – подтвердила Таппенс.
– Думаете что-нибудь там найти?
– Ничего, кроме мусора, – сказал Томми. – Однако было бы приятно удалить эту грязь и освободить место для чего-нибудь другого. Может, нам самим захочется держать там какие-нибудь игры – крокет, например.
– Здесь была крокетная площадка. Только очень давно это было. Во времена миссис Фолкнер. Да. Там, где сейчас клумба с розами. Только она была не очень большая.
– Когда же это было? – спросил Томми.
– Что, крокетная площадка? Ну, это еще до меня. Люди любят вспоминать разные истории о том, что случалось в старые времена. Судачили о каких-то спрятанных вещах, о том, кому понадобилось их прятать и зачем. Много было всяких разговоров, да только и вранья порядочно. Впрочем, может быть, кое-что было и правдой.
– Вы очень умный человек, Айзек, – сказала Таппенс. – И все, похоже, знаете. Но откуда вам известно о крокетной площадке?
– Да ведь я видел ящик с шарами и молотками, он давно уже там лежит, бог весть сколько. Не знаю уж, осталось что от него или нет.
Таппенс оставила Матильду и направилась в угол, где стоял длинный деревянный ящик. С трудом приподняв крышку, покоробившуюся от времени, она обнаружила там пару шаров, которые были когда-то красного и голубого цвета, и один-единственный молоток, погнутый и покореженный. Больше там ничего не было – только паутина.
– Да-да, это было, верно, во времена миссис Фолкнер, думаю, именно тогда. Говорят, что она даже участвовала в соревнованиях, – сказал Айзек.
– В Уимблдоне? – недоверчиво спросила Таппенс.
– Да нет, не то чтобы в Уимблдоне, этого я не думаю. Местные бывали соревнования, здесь же, в этих краях. Я видел фотографии в лавке у фотографа.
– У фотографа?
– Ага. В деревне, его зовут Дарренс. Вы же знаете Дарренса, верно?
– Дарренс? – неуверенно переспросила Таппенс. – Ах да, это тот, который продает фотопленки и тому подобное, да?
– Ну да. Только имейте в виду, это не тот прежний Дарренс, это его внук, я бы даже не удивился, если бы оказалось, что правнук. Он продает в основном открытки – обыкновенные почтовые, рождественские, поздравительные с днем рождения
и разные другие. Раньше к нему ходили фотографироваться, у него целые кучи старых фотографий. К нему тут одна приходила недавно. У нее потерялась фотография прабабушки – то ли сгорела, то ли истлела от времени, – так вот она спрашивала, не сохранился ли у него негатив. Только я думаю, не сохранился. Но там у него целая куча разных альбомов.– Альбомов? – задумчиво повторила Таппенс.
– Я вам еще нужен? – спросил Айзек.
– Помогите нам немного с этой лошадью… как ее там, Джейн, что ли? – сказал Томми.
– Нет, не Джейн, ее зовут Матильда, а может, и не Матильда, кто ее знает. Но почему-то ее всегда называли Матильда. На французский манер, что ли?
– Французский или американский, – задумчиво проговорил Томми. – Матильда. Луиза. Что-нибудь в этом духе.
– Отличное место для того, чтобы прятать разные вещи, – сказала Таппенс, засовывая руку в отверстие в животе Матильды. Она вытащила оттуда красно-желтый резиновый мяч, от которого почти ничего не осталось – одни сплошные дыры. – Это, наверное, дети, – сказала Таппенс. – Они любят прятать разные вещи.
– Верно, им стоит только увидеть какую-нибудь дырку, – сказал Айзек. – Но был здесь один молодой человек, который, как я слышал, имел обыкновение оставлять в разных щелях письма. Использовал их вроде как вместо почты.
– Письма? А кому же они предназначались?
– Какой-то девице, как я думаю. Но это было еще до меня, – добавил он, по своему обыкновению.
– Все почему-то случалось до него, – проговорила Таппенс, после того как Айзек, положив Матильду поудобнее, оставил их под тем предлогом, что ему нужно закрыть рамы.
Томми снял пиджак.
– Просто невероятно, – сказала Таппенс, задыхаясь, после того как вынула грязную руку из разверстой раны в животе Матильды, – почему это людям нравится складывать туда всякий хлам и почему никому не пришло в голову навести там порядок.
– А зачем, собственно, нужно там наводить порядок?
– Верно, зачем? А вот мы наводим, правда?
– Просто потому, что не можем придумать ничего другого. Но и из этого ничего путного не выйдет. Оу!
– Что случилось? – спросила Таппенс.
– Я обо что-то поцарапался.
Он осторожно вытащил руку, потом снова сунул ее чуть правее и продолжал обследовать внутренности Матильды. Наградой ему послужил вязаный шарф.
– Бр-р, какая гадость!
Таппенс слегка оттолкнула Томми, нагнулась над Матильдой и сама стала шарить у нее в животе.
– Осторожнее, гвозди! – предостерег ее Томми.
– Что это такое? – Таппенс извлекла свою находку наружу. Это оказалось колесо от игрушечного автобуса или тележки. – По-моему, мы попусту теряем время, – в сердцах заметила она.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – подтвердил Томми.
– Но все равно нужно довести дело до конца, – сказала Таппенс. – Черт! У меня по руке ползут сразу три паука. Следующим номером появятся червяки, а я их ненавижу.
– Я не думаю, чтобы внутри Матильды оказались черви. Ведь черви водятся в земле. Вряд ли они выбрали бы Матильду в качестве своего постоянного местожительства, как тебе кажется?
– По крайней мере, мне кажется, что там уже пусто, – сказала Таппенс. – Ах нет, а это что такое? Господи, похоже на игольник. До чего странно обнаружить подобную вещь в таком месте. Там еще и иголки есть, только все ржавые.