Время Героев
Шрифт:
«Когда я впервые убил человека, мне было двенадцать лет, — возможно, открыто вести внутренний монолог по началу было непривычно, но сейчас это не казалось чем-то странным, — и я даже не могу вспомнить, за что он был осуждён. Отец сказал: если ты хочешь быть сильным правителем, ты должен уметь своими руками вершить правосудие. Он вложил мне в руки меч. Я не смог убить того мужчину одним ударом. Я помню, как хлестала кровь из его раны, помню, как повисла голова на одном лоскутке кожи после третьей попытки её отсечь. Само тело не падало: его держали по обе стороны рыцари отца.»
Исаю затошнило от чужих воспоминаний,
«Но саму смерть я увидел впервые ещё до того случая. Ты, наверно, слышал, как умерла моя мать? Её растерзала стая бродячих псов на улице. Представляешь, насколько это убогая смерть для королевы? Её принесли рыдающие служанки. Вернее сказать, то, что от неё осталось.»
Вероятно, Создатель, создавая этот мир, не слишком позаботился о том, как будут жить люди, населяющие его. Всё, что определяло человеческую сущность — всё являлось лишь страданием. А те, кто ищет в этом какой-то смысл, какое-то счастье, какое-то утешение — лишь глупцы, не способные увидеть настоящую картину.
Злость колдуна обрушилась необузданной стихией. Траву на площадке моментально выжгло тем же голубым сиянием, которым полыхал барьер вокруг дуэлянтов. Ричард выронил свой меч, но не стал бросаться его поднимать: знал, что, переключив своё внимание, проиграет.
«Думаешь, я когда-то считал тебя своим другом? Ты безумный, тупой кусок дерьма, самый жалкий человек из всех моих подданных. Ты слабый, словно ребёнок, мне стыдно находиться в твоём обществе. Я держал тебя при себе только потому что ты был полезен, но зачем мне теперь врач, который никого не лечит? Как только я пойму, как тебя победить, поверь, помилования ты не заслужишь. Я припомню тебе всё.»
Король всё же поднял своё оружие, с облегчением сжав массивную рукоять. Конечно же Исая знал, что это была ложь, но ложь достаточно эмоциональная, чтобы дать отпор. Ричард постарался сократить дистанцию между ними. Меч из Тёмной стали стойко отражал собой колдовство.
Нужно было заканчивать. Битва длилась уже около двух минут. Это было слишком долго.
«Помнишь наш поход в логово драконов, Исая?»
Парень вздрогнул.
«Я ведь действительно хотел оставить тебя там. Ты видишь мои мысли сейчас: я не вру. Для меня ценнее было спасти свою жизнь, потому что моя жизнь была и есть намного важнее твоей. Посуди сам: я король, на мне огромная ответственность, у меня великая судьба. А кем был ты? Тебе легко найти замену, мне — нет. Когда эти твари обступили тебя, когда ты просил о помощи, я собирался уйти, оставить тебя им, чтобы сбежать, пока они будут заняты поеданием твоего тела…»
Он слишком хорошо помнил тот момент. Как и Ричард. Сейчас их мысли слились в одну бесконечно ужасную, и уже нельзя было отличить, где чьи чувства. Исая не выдержал.
В один момент погас защитный барьер над площадкой, вдруг стало очень темно. Король добрался до своего противника, остриём меча целясь тому прямо в сердце. Концентрации Исаи хватило лишь на то, чтобы увернуться
от прямого удара, но Ричард тут же грубо повалил его с ног. Исая с силой впечатался лбом в землю и вдогонку получил ещё один удар ботинком по затылку. Что-то хрустнуло. Скорее всего нос.Поняв, что он победил, король радости никакой не почувствовал. На душе было противно и тревожно. Едва пропал холодок в сознании, который означал чужое присутствие, Ричард в волнении стал поднимать и приводить в себя вновь им поверженного мага. Тот болтался как тряпичная кукла в его руках.
— Ты меня точно когда-нибудь угробишь, — наконец пробубнил Исая, выплёвывая комья грязи изо рта.
Ричард с облегчением вздохнул.
— Посмотрим ещё, кто кого…
Глава 21
Смятая, наспех написанная на клочке какого-то документа записка, которую сейчас держала в своих руках Дангер гласила: «в полночь у таверны красная блоха». Девушка встревоженно ходила туда-сюда, не находя себе места, уже начиная с самого заката солнца. Виллем с деланным спокойствием распивал эль, напевая себе под нос доконавшую уже всех песню про старую одинокую лодку.
— Нет, ну это немыслимо! Мы теряем время! — В очередной раз взорвалась воительница, — лучше бы мы ворвались в крепость сейчас и всех переубивали!
Виллем вновь отпил из кружки.
— И погибли бы героями. Прекрасно.
— Лучше так, чем ждать непонятно чего! Либо бы пошли к этому фениксу и притащили бы его сюда, пусть разбирается, он же король.
— И настигла бы нас смерть по пути. Восхитительно. И бу-ури не страшны той лодке… И де-ерево её не треснет… Не согнётся… Под гнётом тяжкою судьбы-ы-ы-ы…
— Да хватит уже это петь! Ты знаешь ещё хоть одну песню?
Мужчина задумался.
— Знаю. Про кота. И пиратскую. Но про лодку мне больше нравится. В судьбе жестокой, бессердечной… Одинокая одна была… В бесстрастии своём извечно-ом, словно картина с полотна…
Дангер застонала.
— Ну и чушь.
— Не чушь, — недооцененный певец поднял вверх указательный палец, — прекрасная песня. Ты просто не понимаешь настоящего искусства. Тут очень тонкие сравнения, глубокий смысл. Конечно, у самого автора исполнение получалось намного лучше, но разве у меня совсем нет голоса?
Девушка яростно помотала головой. Виллем вздохнул.
— Может, и нет. Но смысл от этого не теряется! Просто вдумайся в эти прекрасные стихи. Хотя, знаешь, не вдумывайся, боюсь в твоей тупой башке столь прекрасное творение не поместится. Скорее всего тебе вышибли последние мозги в бесконечных потасовках с орками и гроллами, так что если я напрягу ещё хоть немного то, что осталось от твоей думалки, она у тебя загорится и я никогда не смогу оправдаться перед Аароном…
Их спор прервала тонкая фигура, бесшумная выплывшая из-за угла. Некто, закутанный в плащ так, что не видно было, кто находится под ним, плавно и быстро направлялся прямо к напарникам-по-неволе.
— А вот, кажется, и наш таинственный разносчик записок, — усмехнулся Виллем, вставая на ноги и по привычке потянувшись к ножнам.
Человек в плаще, беспокойно оглянувшись по сторонам, поманил за собой во тьму переулков. И только когда наконец убедился, что ни одна живая душа за ними точно не наблюдает, приспустил капюшон, открывая лицо.