Время игры
Шрифт:
ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА
31 декабря 2055 г. Москва
Шульгин с Анной появились в нашей новой квартире, которую мы недавно сняли в доходном доме для богатых людей, не желающих обременять себя собственностью, под самый Новый год, 31 декабря, когда на город опускались прозрачные декабрьские сумерки.
Видно было, что отдохнули они хорошо, на полтора месяца отключившись от всех наших проблем. Особенно эффектно смотрелась Анна, загорелая, как мулатка, с длинными волосами, выгоревшими до цвета бледной латуни.
– А у вас неплохо, – сказал Сашка, обойдя все шесть комнат и остановившись
– Сколько угодно. Даже на нашем этаже. Можем завтра же и поговорить с управляющим. Вернее, послезавтра…
Пришлось срочно менять планы. Еще три недели назад я приобрел два билета на встречу Нового года в театре Вахтангова, и достать еще два за несколько часов до начала было нереально.
Ирина принялась звонить в ресторан на первом этаже нашего дома, заказывать праздничный ужин в квартиру.
– Что ж, – меланхолически сказал Сашка, – если придется остаться здесь навсегда, это будет наилучший вариант из возможных.
Резон в его словах был: лучше уж доживать свои дни в процветающей России будущего, чем там, в смутном, готовом взорваться очередной войной двадцать первом году.
Но уж больно надоело болтаться между временами, навсегда терять друзей.
Ведь если мы останемся здесь, значит, они для нас считай что умерли и похоронены неизвестно где полвека назад. Еще одна трудно представимая категория – два месяца назад мы с парнями были ровесниками и одинаково живые, а сейчас, если глядеть отсюда, Олег, Алексей, Дмитрий, Лариса с Наташей, если даже и по сто лет прожили, все равно покойники. Разве только Сильвия продолжает свое существование и сейчас.
Жутковато об этом думать.
Помню, еще в школе я написал рассказ на конкурс в журнале «Техника – молодежи». Там герой улетал в звездную экспедицию, прощался с любимой девушкой, а потом считал дни. Вот прошла неделя, Марине исполнилось тридцать лет. Еще две недели – у нее, наверное, появились внуки, в середине второго месяца он устроил по своей подруге нечто вроде поминок, отпустив ей максимально возможный срок жизни…
– Мы обязательно вернемся, я это точно знаю, – успокоил меня Сашка.
– Видение было? Или очередной контакт?
– Ни то ни другое. Просто знаю. Еще с контакта в катакомбах. Просто нужно исполнить миссию…
Пока два вышколенных официанта накрывали стол в каминном зале, а специальный служитель устанавливал настоящую елку, мы поднялись на смотровую галерею вокруг шестого этажа полюбоваться праздничной иллюминацией Москвы.
– Мы ведь здесь с Ириной на работу, можно сказать, устроились. Внештатными консультантами при негосударственной тайной полиции. И квартиру фирма оплачивает, и очень недурственное жалованье идет… Жить можно.
– На Георгия Михайловича работаете?
– На него. Господина генерала, он и вправду полный гвардейский генерал, но вдобавок еще и нечто вроде генерала ордена православных иезуитов, очень интересует то же, что и нас, – возможность установить надежную связь с нашей реальностью…
– Зачем? Ему здесь что, поля деятельности не хватает?
– Трудно сказать, он же настоящий иезуит, Арамис с поправкой на славянский менталитет. Какой-то профит рассчитывает иметь или просто на всякий случай. Чтобы кто-нибудь другой его не опередил и не извлек для себя тем неизвестные пока преимущества.
–
Могу представить. Я с его порученцами, Сергеем и Анатолием, довольно близко сошелся, в море иначе нельзя, или полная несовместимость, или уж дружба. Неплохие ребята, но обо всем, что их шефа касается, – полное табу. С первого раза границу очертили – вот тут мы друзья-приятели, а что касается службы – никаких комментариев…Я попытался представить, о чем мог говорить Сашка с контрразведчиками больше месяца и никак себя не расшифровать.
– Не знаю, о чем они думали и друг с другом говорили. Микрофонов у них в каютах я не устанавливал. А за столом и на палубе легенду сомнению не подвергали. Все больше об охоте, путешествиях, истории и литературе трепались. В Анькино отсутствие – о бабах, разумеется… Мне-то в общем до фонаря, какие они версии для своего начальства изобретали.
Наши разговоры были прерваны одиннадцатым ударом кремлевских курантов, отчетливо слышимых в тихом морозном воздухе. Словно по заказу, с неба начали падать крупные снежинки.
– Пошли, пошли, пора к столу, надо успеть старый год проводить… Он хоть и 2055-й, а тех же ритуалов требует.
А я вдруг вспомнил Почти сто лет (!) назад сыпался с неба такой же снег, а я с родителями возвращался по Крымскому мосту на такси домой. Мы только что посмотрели в Доме кино премьеру «Карнавальной ночи», и мои молодые родители со смехом вспоминали самые веселые эпизоды.
Всего сто лет назад…
До половины третьего мы добросовестно веселились. Поднимали бокалы с шампанским и другими напитками, отдавали должное искусству ресторанных поваров, произносили тосты в духе правоверных евреев. Те на Новый год желали друг другу встретить следующий праздник в Иерусалиме, мы – в своей реальности.
Потом, привлеченные веселыми криками, смехом, стрельбой и музыкой на улице, спустились вниз и поучаствовали в народных гуляньях в саду «Эрмитаж».
Снег валил уже не переставая, морозец градусов десять приятно освежал разгоряченные лица, и так это отличалось от гнилых московских зим восьмидесятых. За семьдесят лет климат снова изменился в сторону резкой континентальности.
Но все же было как-то не до веселья. Слишком о многих вещах требовалось переговорить. Короткие сеансы связи позволяли держать друг друга в курсе основных событий в Москве и на борту «Призрака», но и не более.
Отпустив женщин на полквартала вперед, мы неторопливо, прогулочным шагом направились в сторону Красной площади, где у гигантской елки происходили главные торжества.
– … И, знаешь, – продолжал я свой рассказ о Суздалеве и состоявшемся в России тридцать лет назад тайном перевороте, – их затея при всей ее видимой нелепости удалась. Причем эффект просто потрясающий. – Он обвел рукой панораму сверкающей праздничной иллюминацией улицы.
Дело в том, что мой коллега, обычный армейский капитан психологической службы, но талантливый на грани гениальности, вроде нашего Олега, придумал крайне остроумную систему глубокого тестирования личности. По нескольким сотням параметров, с использованием почти общедоступной, но все же специальной аппаратуры…
На секунду он прервался, потому что мимо, со звоном бубенцов, свистом извозчиков и визгом веселящихся дам пронесся целый поезд санных троек. Кони были могучие, подобранные по мастям, в хвосты и гривы вплетены цветные ленты…