Время синтеза

– То есть, по-твоему, Фливия обладает разумом?
– Виктор покачал головой.

– Безусловно. Только разум этот настолько отличается от человеческого, что не может общаться с людьми напрямую. Вот почему я нужен Фливии.

– Ей нужен посредник!
– воскликнула Лидия.

– Да, промежуточное звено, которое поможет ей вступить в диалог с людьми.

– Ну и на кой чёрт ей вступать в этот самый диалог?
– раздражённо спросил Виктор.

– Она поняла, чего от нас можно ждать, - ответил Ёсио.
– Ты и сам прекрасно знаешь, что тут будет после того, как исследовательская станция проведёт все необходимые работы и начнётся полномасштабное освоение планеты.

– На Фливии найдено огромное количество полезных ископаемых, а главное, обнаружен рений, - подхватила Лидия.
– Здесь всё перевернут вверх дном.

– Вот именно, - сказал Ёсио.
– И, если ничего не предпринимать, уникальная природа Фливии будет разрушена.

– И что же ты, вернее, вы вместе с Фливией, собираетесь делать?
– осведомился Виктор.

– Договариваться с людьми.

– Как?

– Пока у меня нет конкретного плана. Я только начал учиться понимать Фливию. Но я придумаю, что делать. И очень скоро. Ведь теперь я - часть природы этой планеты, - Ёсио окинул взглядом лес.
– Здесь мой дом...

– Да...
– задумчиво произнёс Виктор, - дом... Дом для всех, кто этого захочет.

– О чём ты?
– насторожилась Лидия.

– О том, что под куполом тоже полно фливийских вирусов. И мы все ими напичканы.

– Но они же абсолютно безвредны!
– воскликнула Лидия.
– И на станции ничего ни с кем не случилось!

– Правильно, не случилось. Ведь на станции - кислородная атмосфера, а мы к ней прекрасно приспособлены. Но стоит условиям измениться, как - хоп!
– микробиолог растопырил пальцы и резко развел ладони в стороны.

– Нет, не может быть! Неужели мы все уже...
– Лидия умолкла, глядя на Ёсио.

– А ты сними костюм и узнаешь!
– усмехнулся Виктор.

– Фливия в беде не бросает, - сказал Ёсио, и складки на его лице сдвинулись в отдалённом подобии улыбки.

Лидия опустила глаза. Какое-то время она безмолвно сидела и смотрела в землю, потом встала. Вслед за ней поднялись и мужчины.

Лидия повернулась к Ёсио:

– Ты не пойдешь с нами к станции?

– Нет, - Ёсио покачал головой.
– Рано мне туда идти. Я должен подготовиться, поэтому прошу вас пока не сообщать никому о сегодняшней встрече. Я и вам не собирался открываться, но когда понял, что вы соберёте "жучков" на дне ямы и всё равно докопаетесь до истины, решил сам всё рассказать... И ещё... ещё я хотел увидеться с тобой, Лида. Я по тебе скучаю.

– Я тоже, Ёсио, - тихо произнесла Лидия, - я тоже.

С минуту они стояли и молча смотрели друг другу в глаза. Виктор отвернулся, глядя куда-то в сторону.

– Прощай, Ёсио, - сказала Лидия.

– До свидания, Лида, - ответил Ёсио.

Потом он подошёл к микробиологу:

– До скорого, Виктор.

Они пожали друг другу руки, Ёсио повернулся и быстро пошёл прочь. Пару раз мелькнув среди деревьев, фиолетовая фигура исчезла из вида.

Лидия и Виктор переглянулись и, не говоря ни слова, зашагали к станции.

Лес провожал их взглядом тысячи глаз.

ПЕРЕЙТИ В ИНОЕ

Ртаки

Ветер мечется в густом переплетении ветвей, треплет листья, разбивая солнечные лучи на тысячи осколков. Я лежу на земле, и горячие пятнышки скользят по моему телу, вспыхивая золотом между тёмными полосами моей шубы. Медленно вожу по ней языком, оставляя влажные дорожки, пока весь мех не становится чистым и блестящим. Тогда я встаю и бесшумно иду сквозь лес. Ступаю осторожно, прислушиваясь и принюхиваясь, и вскоре чувствую: там, на поляне за кустами, есть то, что мне нужно. Ловлю ноздрями ветер, определяя его направление, а затем делаю широкую дугу, заходя к кустам с подветренной стороны. Тихо прижимаюсь лбом к ветвям, глядя в просвет между зарослями. Вот он - крепко стоит на коротких ногах, вспарывая клыками лесную подстилку, на массивной спине топорщится бурая упругая щетина. Расстояние до него - примерно шесть длин моего тела. Я могла бы покрыть их одним прыжком, но предпочитаю не рисковать и подобраться поближе, чтобы ударить сильно и наверняка.

Я почти растворяюсь в кустах, скользя беззвучной, смертельно опасной тенью. Шаг, другой, третий... Кабан перестаёт рыть землю, поднимает голову и замирает. Я прижимаюсь к траве, мышцы наливаются кровью, скапливая силу для броска, тело собирается в напряжённый комок. Толчок! Земля резко уходит вниз, и пружина моего тела распрямляется с убийственным ускорением. Кабан делает рывок к кустам, но поздно, слишком поздно! Я уже лечу вперёд и обрушиваюсь сверху, сбивая жертву с ног. Клыки пробивают кабанью шкуру, и мои челюсти с хрустом смыкаются на беззащитной шее...

Я просыпаюсь и тут же встречаюсь с пристальным жёлто-зелёным взглядом Ртаки. Такое ощущение, что она открыла глаза одновременно со мной. На какие-то доли секунды я словно возвращаюсь обратно в сон и, кажется, могу изогнуться и с ловкостью Ртаки мягко спрыгнуть с кровати...

Иллюзия быстро проходит, и всё, что остаётся, - чувство жара на щеках и стук крови. Он накатывает изнутри и шумит в ушах, как морской прибой.

– Ртаки! Иди ко мне!

Она встаёт с пола, неслышно подходит к кровати и кладет голову рядом со мной на подушку. Я закрываю глаза и зарываюсь лицом в тёплый мех. Я хочу снова очутиться в том сне, но не вижу ничего, кроме темноты. Под веками становится горячо и щекотно. Это слёзы.

– Доброе утро, родная!

Папа. Я отрываюсь от Ртаки, надеясь, что мои слёзы утонули в её шубе, и отец ничего не заметит. А если заметит, то сделает вид, что не видел. Он знает, как я ненавижу, когда успокаивают. Если я плачу, значит так надо, и в этот момент я вовсе не нуждаюсь в сострадании. Отец всё понимает правильно. И пусть даже он говорит со мной с преувеличенной бодростью и неестественным весельем, это всё равно лучше, чем с болью и жалостью. Спасибо ему за это. Я люблю тебя, папка.

– И я тебя, дочка!
– улыбается он.

Оказывается, одну из мыслей я сказала вслух.

Отец подходит ко мне, и Ртаки быстро и бесшумно отступает в сторону, пропуская его к кровати. Он целует меня в щёку, я чувствую запах его любимого табака и одеколона.

– Принести тебе завтрак?

– Нет, пока не хочу. Пересади меня в коляску.

Папа берёт меня на руки, и я вдруг вижу, что ему тяжело. Он сильно сдал за последние годы, постарел... Непросто пережить, что твоя дочь - навсегда калека.

Я стала беспомощной четыре года назад, когда мне едва исполнилось девятнадцать лет. В то время я встречалась с парнем, у которого был японский мотоцикл. Мы любили дороги, скорость и адреналин... Бешеную пляску огней на ночной трассе и холодную, сумасшедшую силу встречного ветра...

Банальная история с довольно предсказуемым финалом. Для меня всё закончилось на больничной койке. А для моего парня... всё просто закончилось.

Наверное, я тоже постарела. Не знаю. После аварии я перестала смотреть в зеркала.