Время синтеза

Я послушно замер, слушая, как стучит в висках кровь. Что-то подсказывало мне, что удирать не стоит и пытаться, к тому же сердце билось так часто, словно я уже пробежал не меньше километра. Я медленно, без резких движений повернулся к двери. Номер 501. Фрик меня разукрась, как я здесь очутился?

– Что ты тут делал?

– Я... тут...

Мужик тем временем уже подошёл ко мне вплотную.

– Мой универсальный ключ почему-то не действует, - неожиданно для самого себя вдруг выдал я, доставая из кармана карточку, а затем, повинуясь неосознанному порыву, подскочил к двери и сунул её в прорезь. Дверь, разумеется, не открылась.

– Ты хочешь сказать, что должен здесь убираться?

– Ну да, - кивнул я (а что мне ещё оставалось?).

– Документы покажи!

Я достал удостоверение, а мужик мобиком.

– Это Жарихвазов, - сказал он, нацепив ком на ухо.
– У меня тут уборщик Степан Кораблёв, проверьте. Жду.

– Мой участок с 201 по 445!
– громко отрапортовал я, чтобы показать, что ничего не скрываю.

– А здесь ты как оказался?

– Приехал на лифте. Я всегда сразу приезжаю на четвёртый этаж, потому что лучше ведь сверху начинать...

Мужик махнул рукой, приказывая заткнуться. Я умолк, а он, выслушав, что ему сказали по мобикому, заявил:

– У тебя этажи со второго по четвёртый.

– Ну да. Я ж так и говорю! Что всегда начинаю с четвёртого, а потом спускаюсь...

– Так почему же ты тогда здесь, на пятом?

– Как на пятом?
– Я вытаращил глаза.

Мужик ткнул пальцем в сторону цифры на стене.

– Так это пятый?!
– вскричал я. ?- Чёрт! Так вот почему мой универсальный ключ дверь-то не открывал!
– Я хлопнул себя по лбу и рассмеялся, причём, к собственному удивлению, весьма натурально.

– А ну хватит!
– Мужик схватил меня за локоть и больно стиснул руку.
– Что ты мне здесь комедию ломаешь?

– Слушайте, Вит, ?- затараторил я, глядя на его скумар честными, широко открытыми глазами свободного от мыслей дебила, - не знаю, как ваше полное имя-отчество, извините, но я ничего не ломаю, я убираюсь! Правда! Я ехал на четвёртый! Может, случайно не ту кнопку нажал?..

– Ты что, не видел, какой этаж горит, когда выходил?

– Нет, я не посмотрел, я тележку толкал...

То ли потому что мне так хорошо удалось изобразить тупого поломойку, то ли из-за того, что сказали мужику по кому (в конце концов, у Стёпы Кораблёва ведь никогда не было ни нарушений, ни нареканий), но он меня отпустил.

Пока я мыл три положенных этажа, мысли всё время вертелись вокруг двери, около которой меня застукали. Номер 501. Что же за ней такое? Наверняка, что-то для меня важное, раз я пришёл туда в состоянии транса, спонтанно порождённом усталостью и недосыпанием. Возможно, мне удастся даже найти ключ к этой двери, если вызвать этот транс снова, но при этом нужен кто-то, кто расскажет потом всё, что я буду делать, чтобы снова не впаяться, как сегодня, ибо второй раз мне это с рук вряд ли сойдёт. Где же мне взять надёжного человека?..

Я не спеша перебирал в памяти всех, кого знали мои бывшие субы, и всё отчётливей понимал, что у меня нет такого человека. Были хорошие знакомые, с которыми необременительно поболтать о том о сём, приятели, с кем неплохо сходить в визиошку и пропустить по стаканчику, девчонки, с которыми отлично можно развлечься... но все они не годились на роль настоящего друга, кому легко и не страшно полностью довериться.

Когда я вдруг ясно осознал, что у меня никого нет, навалилось такое ощущение всеобъемлющего одиночества, что руки вдруг ослабли, и швабройка с грохотом опрокинулась на пол. Моющая часть продолжала вращаться, бестолково рассекая воздух и зря разбрызгивая мыльную воду, я смотрел на неё и словно видел свою жизнь, такую же бессмысленно кружалую, очень деятельную, но никому на свете, даже себе самому, ненужную. Ни настоящего дома, ни друзей, ни цели... В груди стало больно.

Боль! Я наклонился, поднял швабройку и принялся возить ею по полу. Мы все избегали боли, подумал я. Потому и расщеплялись. Чтобы легко переносить стрессы, работать по девяносто часов в неделю и всегда быть сполна удовлетворёнными тем, что имеем, не мучаясь от мысли, что кто-то лучше нас. Никто не был лучше, просто у одних было больше субов, у других меньше. Порой попадались такие сложные, замороченные индивидуумы, количество субличностей которых доходило до сотни, но это было большой редкостью. В основном, требовалось около пятнадцати "Я", чтобы сделать человека счастливой единицей трудолюбивого общества. А мне вот понадобилось всего девять...

Да, я был простым парнем с маленьким количеством субов, может, видимо, поэтому у меня и после синтеза легко получалось притворяться ими...

Так почему же и за что на такого простого парня вдруг навалилось сразу столько проблем?

7

Утром я встал не такой разбитый, как был последние дни. Несмотря на грядущий поход к нейро-психологу, мне удалось неплохо выспаться: видимо, привык уже к своему новому состоянию, к тому, что веду двойную жизнь. Нет, я понимал, конечно, что одно дело обмануть работягу Толю или какого-то незнакомого мужика, и другое - профессионального мозговеда, у которого глаз намётан на определение психических отклонений, но почему-то не волновался. Даже, напротив, чувствовал подъём, как будто после этого похода все мои мытарства должны обязательно закончиться. Хотя, почему "как будто", оно ведь, если вдуматься, так и было: предстояло самое сложное испытание, а значит, если я его пройду, то бояться больше нечего.

Боец Серёга подмигнул своему отражению в зеркале и вышел из комнаты.

Чётким, размеренным шагом я направился к кабинету психолога, а в голове стала прокручиваться наша прошлая встреча. Предыдущие дни мне всё было недосуг об этом подумать: слишком много скопилось дел и других вопросов, а сейчас, анализируя разговор с психологом, я неожиданно для себя поразился тому, что вспомнил.

Я доложил о сбое, а потом вёл себя так, что не заметить, как со мной продолжает твориться нечто неправильное, было просто невозможно, ведь Марина - спец! Однако вместо того, чтобы, заподозрив начало синтеза, поднять тревогу и изолировать меня для более тщательного обследования, она всё время улыбалась и говорила странное...

"...А эмпат, вообще, конкретно мешал мне работать".
– "Бойцу".
– "Что бойцу?" - "Эмпат мешал работать бойцу".

Неужели она всё видела, но специально ничего не предприняла? Почему?

Я уже подошёл к кабинету и протянул руку, чтобы открыть дверь, но замер, вдруг поражённый мыслью: а что если это ловушка?

В этот момент дверь открылась, и я едва успел отпрянуть, чтобы не получить ею по лбу. На пороге стояла Марина.

– Здравствуйте, Кораблёв, - сказала она, и посторонилась, пропуская меня внутрь.
– Проходите, я вас жду.

Путь к отступлению был закрыт. Забыв поздороваться, я молча прошёл в кабинет. Марина захлопнула за мной дверь. В замке дважды щёлкнул ключ. Я обернулся, глядя на психолога - сегодня она не улыбалась.

– Прошу!
– психолог открыла дверь в маленькую комнатку, изолированную от остального кабинета звуконепроницаемым материалом.

– Здесь точно нет ни камер, ни жучков - я проверяла.
– Она указала на кресло возле небольшого аппарата с нейроконтактами, а сама села на стул напротив. Рядом, на табуретке, стоял инфоком.