Все его потребности

— Во-первых, сегодня воскресенье, так что в школе никого нет. — я бросил на нее взгляд. — Во-вторых, она все еще учится в средних классах.

— Но она много пропускала. — сказала отец, а Алиса, соглашаясь, кивнула.

— Тогда каковы планы? — все они пожали плечами.

— Я понимаю. Что ж, это было прекрасно, но нам с Алисой пора идти. — я улыбнулся и всталя, протягивая ей руку.

Она смотрела на это так же, как Варя несколькими минутами раньше.

— Я собираюсь проводить Егора Семеновича до его машины и сразу вернусь. — она поставила свою чашку и встала.

— Нет, боюсь, что нет. — сказал я. — Нам действительно нужно идти. — сузив глаза, Алиса улыбнулась.

— Я должна остаться.

— Нет, все в порядке, Алиса. — ее отец поднялся заговорив.

— Спасибо за кофе, дорогая. — я повернулся к Вере.

— Не за что. — прошептала она.

Положив руку Алисе на спину, я проводил ее до машины и, помахав Ивану рукой, что сам открою дверь. Как только я сел рядом с ней, она повернулась ко мне лицом. Она была в ярости, ее голубые глаза потемнели, вспыхнули.

— Я ухожу.

— Ты не можешь бросить меня, девочка, ты едва начала. Более того, ты вряд ли сможешь вернуть все, что ты мне должна. — я взял ее руку в свою и с насмешливой усмешкой поцеловал тыльную сторону ладони.

Когда она попыталась вырвать это из моих рук, я позволил ей отстраниться.

— Я думаю, ты страдаешь от слишком большой ответственности и низкого уровня сахара в крови. Ты едва притронулась к своему завтраку. Что лучше, азиатская или итальянская кухня?

Глава 29. Алиса

Я почти ничего не говорила по дороге в ресторан. Спорить с ним было бессмысленно. Но я была разочарована — в своей семье, в Егоре, в своей жизни. Сидя за столиком напротив него в одном из самых дорогих азиатских ресторанов в городе, я смотрела на маленький фонтан.

Егор сделал заказ, не посоветовавшись со мной. После нескольких минут молчания он наклонился ко мне.

— Они не беспомощны, ты знаешь это. Они вполне способные человеческие существа. Даже мелкая. Она не погибнет без тебя.

— Ты не понимаешь.

— Тогда объясни это мне.

Я уставилась в глаза Егора и обнаружила, что не могу отвести взгляд. Чары рассеялись, когда официант принес огромное блюдо с едой и поставил его между нами.

— Ты действительно хочешь знать? — спросила, как только он ушел.

— Да, действительно хочу. Теперь подай мне свою тарелку. Я сыграю Роберта, хорошо? — я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Мне не нравилось говорить об этом, но я должна была заставить его понять.

— Моя мама заболела пять лет назад. Рак молочной железы. Я бросила колледж и вернулась домой, чтобы присматривать за девочками. Я думала, это займет всего один семестр, может быть, два. Она перенесла мастэктомию и химиотерапию, и в течение девяти месяцев прогноз был хорошим. — я взяла вилку и провела зубцами по скатерти. — Но потом они обнаружили опухоль в другой груди.

Я на секунду остановилась, выглянула на фонтан и смотрела, как брызги воды устремляются к ярко-голубому небу. Я прочистила горло.

— В конце концов, это дало метастазы в ее кости. У нее было облучение, гормонотерапия. Они даже попробовали это экспериментальное лекарство. — Егор ничего не сказал, когда протянул мне тарелку. — На прошлую Пасху она сломала ногу. Она просто стояла и внезапно упала в обморок.

Я посмотрела на блюдо, но не увидела еды. Я увидела свою маму, которая была так похожа на Варю, одетую в ярко-красный халат из синели, спрашивающую, не хочет ли кто-нибудь еще кофе, затем она упала на пол.

— В одну минуту с ней было все в порядке, в следующую — нет. — я сделала глоток своего вина, дрожащей рукой я поставила свой бокал, и он звякнул о тарелку. — Она умерла в ноябре, прямо перед Днем благодарения.

Я не увидела в его глазах ничего, кроме сострадания. Сардонический, эгоцентричный Егор, с которым я могла справиться. Но Егор с настоящими чувствами и толикой сопереживания? Ни за что.

Я сморгнула слезы, которые угрожали пролиться, и еще раз прочистила горло. Разговор с Егором, рассказ о болезни матери почему-то заставил меня почувствовать легкость в груди. Я редко говорила об этом со своей семьей. Отец начинал плакать и выходил из комнаты, Вера делала то же самое, и Варя больше почти не упоминала маму.

Я обнаружила, что Егор пристально смотрит на меня, эти серые глаза были проницательными и сострадательными одновременно.

— А как насчет тебя? — спросила я в ответ. — Сколько тебе было лет, когда умерли твои родители? — его глаза закрылись, и сострадание исчезло.

На их месте был его обычный, слегка насмешливый взгляд. Он наколол креветку вилкой и протянул мне.

— Ммм, попробуй креветку с этим соусом. Это восхитительно. — я позволила ему запихивать еду себе в рот.

— Вкусно. Больно ли это было? Я имею в виду твоих родителей? — его лицо стало лишенным выражения, и он скормил мне кусочек тушеного ребрышка Кобе.

— Вовсе нет, уверяю тебя.

Он что-то скрывал, я чувствовала это. Но что именно?

— Расскажи мне что-нибудь о себе. Все, что я знаю, это то, что ты бизнесмен, который коллекционирует такие вещи, как металлические формочки для печенья с гравировкой. Что, к слову, если ты не знал, странно. — его взгляд опустился к моим губам.

— Я наслаждаюсь долгими прогулками по пляжу и проживанием каждого дня на полную катушку. Мои противники — грубые люди, и я обожаю дев. — я не смогла сдержаться, расхохоталась.

Он выглядел таким серьезным, когда произносил этот дурацкий список.

— Тогда тебе не повезло, потому что ты живешь не рядом с пляжем. Ты самый грубый человек, которого я знаю. И я не дева.

— Но я и не люблю тебя, девочка, так что мы можем вычеркнуть это из нашего списка. — он подцепил вилкой кусочек утки и поднес к моим губам.

Что ж, это меня отрезвило. Он не любил меня, и я не любила его. Но услышать, как он сказал это, заставило сердце учащенно забиться.

Мы закончили обед без дальнейших личных откровений, и когда мы запрыгнули в лимузин, Егор велел Ивану отвезти меня домой. Но он заставил меня торжественно поклясться вернуться в особняк к шести.