Все лестницы ведут вниз

Человек человеку волк, и это сказал известный европейский философ. Жизнь такая: если ты не съешь, то тебя. Думай о себе; держи вокруг себя овец, а другим волкам спуску не давай. Или, если можешь дружить с другими волками, то сколачивай стаю и становись сильнее.

В этой жизни не все так сложно, как говорят. Жизнь очень проста и вот ее два правила: нападай первым и думай только о себе.

И еще добавлю. Жизнь жестока и это не я придумала. Человек тот же зверь и никому из нас от этого не деться.

Тетрадь по предмету: обществознание, ученицы 9 «Б» класса, Ершовой М. А.

«Мой вклад в лучшую жизнь»

Как я не добивалась у вас на уроке уточнить мне, о чем эта работа, я так и не поняла! Мне что, список своих желаний привести здесь? Или расписать свои планы на будущее? Поверьте, и этой тетради, в таком случае, не хватит. Я не знаю. Ну что мне писать? А потом опять предъявите мне, что ничего не сделала!

По-моему ответ очевиден. Все, что я хочу, то и сделает мою жизнью лучше, когда заполучу желаемое. Как я собираюсь этого добиться? Я просто не буду стоять на месте, как вся эта серая масса нашего лучшего в мире городишки. Вот закончу школу — уеду отсюда, чтобы больше его не видеть. Это и будет моим первым шагом.

Вообще, мне не понятны те, которые ничего не желают и стоят на месте. Или есть такие, которые что-то там одно захотят и бьются всю жизнь. А что бьются, вообще не понятно. Вот я знаю, что я хочу, и когда получу, что хочу, буду добиваться следующего. В этом и есть жизнь и развитие. Я твердо убеждена, что именно желания делают из человека личность. По-моему, кто-то из исторических тоже самое говорил.

Люди, вообще, не равны, и не я одна так считаю. На многих сверстников посмотришь, и даже страшно становится, как такими можно быть. Извините конечно, но вы сами сказали, что надо писать открыто и честно. Мне этого не занимать. Я всегда честна и за это мне постоянно попадает.

Они как животные! Мне даже иногда противно смотреть на них, не то что учиться в одном классе. Все они живут без цели и желания расти. Довольствуются какими-то мелочами. Ну ладно, они родились с крошечными потребностями и им достаточно то, что они имеют, но ведь есть и другие.

Есть ведь и такие, которые живут в нищете и им этого достаточно! Ну родилась ты в нищей семье, ну делай хоть что-нибудь! Смотреть же даже противно. Разве у тебя нет цели? Ходить месяцами в одном и том же, не знать что такое косметика, не следишь за модой… Это ужасно! Хорошо, что я не родилась такой, но если бы я оказалась в этом кошмаре, то что-то бы делала. Не знаю что, но разве так можно?

Вот вы говорите, что нашу страну надо поднимать, во всем делать лучше. Я согласна и первая «за»! А вот когда смотришь на такое убожество, руки опускаются. Честное слово, жить не хочется!

Часть 2. Глава III

1

Больше месяца, после как Аню обязали посещать школьного психолога, она упрямо противилась и категорически не желала подчиняться. При возможности, она избегала встреч с Ириной Васильевной и «этой длинноногой лицемеркой», как тогда называла Аня школьного психолога. Воскресенской приходилось прогуливать занятия, с которых сама не желала уходить, чтобы потом не было слишком много проблем. Но другого выбора не представлялось, потому как не без основания полагала, что будут исхитряться, лишь бы поймать ее и «запереть с паучихой».

Мало того, что к ней домой два раза в месяц «заявлялась это жирная» Лисенко, тут еще каждую неделю надо наведываться к психологу: терять время «на какую-то муть», в то время, как Аня лучше бы пошла на Речную или на пруд, да даже на кладбище. Тогда еще было холодно — декабрь, — но это лучше, чем раскрывать свою душу перед «двуличной высокомеркой».

Если хождение инспектора из органов опеки породило в школе только слухи и неподтвержденные домыслы, а знавшая правду Лена — сколько бы ее не спрашивали — все отрицала, то в отношении психолога — подтвержденный факт. Но Аня ожидала от этого только выгоду, которая упрочит ее репутацию «отмороженной», «больной на голову» «психованной» и подобного, еще до случая с психологом привязавшееся к ней, в частности из-за конфликта, когда была покалечена Котова Настя.

«Я давно знала», — говорили некоторые.

— Странно, что ее до сих пор в психушку не отправили — там ее место, — заполучив случай, смеялась Ершова. — Таких нелюдей вообще надо закрывать, причем на всю жизнь.

— Или стерилизовывать, — весело хихикала Зорина. — Ну а что? — взметнула она руками, заметив вопросительные взгляды. — Если по другому никак! Плодятся нелюди всякие… убожество разводят… Ну согласись, Тань… Насть!

— Будь моя воля, я бы таких как она, за шею вздернула, — безжалостно отрезала Котова.

***

Школьный психолог — Краснова Татьяна Алексеевна — женщина тридцати трех лет, высокая, светлая, с великолепной, словно аристократичной осанкой. Такое же было и ее немного вытянутое, красивое, строгими чертами утверждавшее достоинство ее особы лицо. Своим видом Краснова будто подчеркивала, что в общении с ней всем без исключения необходимо соблюдать выверенную дистанцию, границы которой заканчиваются на личных, не касающихся работы вопросах. Всякая попытка нарушить негласный уговор, ею же обозначенный, незамедлительно пресекался, порой выражая недовольство вслух. В свою очередь, сама Татьяна Алексеевна никогда не питала интереса к личной жизни людей своего окружения.

Со стороны можно было подумать что эта женщина довольно надменная, а возможно даже запредельно горделивая, но это совершенно не так, и те немногие люди, которые имели возможность с ней общаться более менее близко, насколько это было позволительно со стороны самой Татьяны Алексеевной, могли в этом вполне убедиться. Безусловно, чувствовалась некая гордость, но такая, которая может только красить человека, требующая к себе равной доли уважения. Кто бы не заговорил с Красновой, в ее интонации невозможно было услышать даже мельчайшей нотки снисхождения — она никогда не обращалась с собеседником с высока. Напротив, она всегда и со всеми, так сказать, от мала до велика, обращалась как с равными, не более и не менее того.

Существенен и тот факт, что несмотря на внешнюю привлекательность и не мало хороших внутренних качеств, мужской пол в большинстве своем держался ее стороной, и такое обстоятельство повелось еще со старших классов школы. Но не в том, как оказалось, драматизм ее настоящего положения. Был у нее мужчина, как раз под стать самой Татьяны Алексеевны: тоже осанист и высок, не плохо зарабатывает, только вот с юмором без всякой меры, что порядком ее раздражало, но виду тому не подавала.

Прежде чем они поженились, пол года встречались, и еще пол года прожили вместе, прежде чем развелись. Как впоследствии оказалось, Татьяна Алексеевна — женщина бесплодная, и с этим по заверениям врачей ничего пока поделать нельзя, если только не терпеливо ожидать новых достижений медицины. Татьяна Алексеевна, только и мечтавшая в период отношений и супружества о собственных детях; грезившая непременно о двух мальчиках и девочке, этой новостью — словно приговором — испытала сильнейший удар, после которого долго не могла оправиться. И поныне ею ощущаются рубцы незаживающего шрама.

Вернувшейся в одинокую жизнь Татьяне Алексеевне необходимо было забыть незабываемое, а для этого она возобновила практику в медицинском институте Яргорода в качестве преподавателя по своей специальности. Но как бы она не ушла с головой в учебную деятельность института, оставалось свободное время, нещадно раздражавшее незаживающую рану, напоминавшую о ее бездетности.

Случайно узнав, что ее родной школе, в которой она проучилась все одиннадцать лет, требуется школьный психиатр, причем вакансия пустует уже давно, Татьяна Алексеевна не промедлила занять себя и этой работай, на которую Ирина Васильевна приняла ее, что называется, с распростертыми объятиями.