Все лестницы ведут вниз

***

Из-за Воскресенской между Ириной Васильевной и Татьяной Алексеевной чуть не разразилась ссора. Директор настаивала, что помимо прочих профессиональных обязанностей, школьный психолог должен контролировать посещение учащихся своих сеансов, то есть «вылавливать» учеников, если на то придется, и «тащить их за руку». С этим Краснова не могла согласиться, настаивая, что за принудительными мерами должна стоять исключительно администрация школы, то есть Ирина Васильевна: или кто угодно, но только не школьный психолог.

— Я не буду этим заниматься, — категорически не соглашалась Татьяна Алексеевна. — Психолог, в первую очередь лицо, которому доверяют. Если хотите — он друг. А что касается именно школьного психолога, как я это поняла, то он должен сделать все необходимое, чтобы в глазах учеников как можно дальше дистанцироваться от различных принудительных мел, которые по вашей части, Ирина Васильевна. Другими словами, я не должна иметь с вами что-то общее. А теперь представьте, если я буду ходить по школе как полицейский и выхватывать с уроков или на переменах учеников и тащить к себе в кабинет. Доверятся они мне? Много расскажут о своих проблемах и страхах? О каком доверии может быть речь! Я должна стать для них другом, встать по их сторону, и их сторона не около вас, а напротив вас, в большинстве случаях.

На это Ирина Васильевна не нашла что сказать убедительного, но разгоряченная самим фактом спора на сей счет, и не желая хотя-бы по форме отступать от занятой позиции, в которой была убеждена многолетним стажем, сказала, что за всю свою практику впервые такое слышит и во всех «нормальных» школах психологии выполняют свою работу в полной мере; недовольно пояснила, что у нее самой нет времени «заниматься беготней», а также язвительно добавив, что «чем, в таком случае, заниматься психологам в школах», в конце концов по факту сдалась. Ирине Васильевне хорошо известно, что на место школьного психолога очередь не стоит, а в этом городке такая вакансия становится открытой на неопределенно длительный срок. Не появись Татьяна Алексеевна, неизвестно, сколько бы еще пустовал кабинет на первом этаже.

— Тем более я очень беспокоюсь за Воскресенскую, и чем скорее вы ей займетесь, тем лучше для нее, — заключила директор и наигранно добавила: — Несчастный ребенок.

2

Воскресенскую так и не удалось выловить, но вся эта беготня, от которой с каждым днем накапливалось все больше проблем, ей стала не мало надоедать. Решив сменить тактику, Аня не зашла, а буквально ворвалась. С надменным и вызывающим видом, нагло, по-хамски, вальяжно прошлась она по кабинету не посмотрев в сторону Татьяны Алексеевны. Запрыгнув на кресло, она, развалившись в нем, уронила голову на мягкий подлокотник с одной стороны, с противоположной закинула согнутую в колене ногу, а вторую протянула по полу. Следом Аня достала телефон, сделав очень серьезное, озабоченное лицо, погруженное в нечто очень важное.

Не растерявшись, Татьяна Алексеевна сама повела себя так, будто все происходящее в порядке вещей. Она продолжала сидеть за столом напротив своего ноутбука, набирая текст, но постоянно поглядывая на развалившуюся в кресле рыжеволосую девочку, о которой так много и не лестно говорят. Надо сказать, что какой бы Аня по первому впечатлению Татьяны Алексеевны не предстала, она понимала, что в свете всех этих разговорах о ней, разных мнений, девочка так или иначе ощущает себя если не затравленной, то какой-то чужой, или другими словами: лишней. Решила Краснова, что Ане надо бы для начала привыкнуть, и пусть себе лежит с телефоном, а потому Татьяна Алексеевна не проронила ни одного слова с момента, как Воскресенская ворвалась в кабинет. Это, в свою очередь, приятно удивило Аню, с самых первых дней настроенную на конфликт.

Через пол часа молчания, разбавленного постукиванием пальцами по клавишам клавиатуры, у Ани стала затекать шея, а по бедру ноги колко бегать толпы мурашек. Телефон, требуя заряда, забил первую тревогу.

— Все? Закончили? — повернув голову, вызывающе обратилась она к Татьяне Алексеевне.

— Если хочешь, иди, — не отрываясь от монитора и не обращая внимания на тон, ответила Краснова.

Поднявшись с кресла и похрамывая на одну ногу, Аня направилась к выходу, но у самой двери Татьяна Алексеевна остановила ее.

— Ты можешь делать здесь что хочешь: слушать музыку, играть, смотреть фильмы на телефоне, но посещать мой кабинет тебе надо. Ты сама знаешь — не я так решила. Понимаю, тебе не хочется тратить время на эту болтовню. У тебя, уверена, найдутся более важные занятия, чем этот мой скучный кабинет, — дружественно улыбнулась она. — Всего час по пятницам после занятий, и Ирина Васильевна наконец успокоится и отстанет от тебя и меня. Так что здесь мы обе выигрываем, не так ли? — Приподняла брови. — И да, — добавила Татьяна Алексеевна, — ты можешь приходить ко мне в любые остальные дни, когда я здесь; если хочешь, конечно. На вряд-ли ты застанешь меня очень занятой, так что можешь смело заходить, — и, улыбаясь добавила, чуть наклонив голову, — без стука.

Вскоре Татьяна Алексеевна очень пожалела, предложив Ане приходить ей когда вздумается. С другими подростками выходило проще. Они не воспринимали это предложение столь буквально, каждое слово оборачивая в свою пользу. Воскресенская, надо сказать, тоже все правильно поняла, но в своих действиях она руководствовалась двумя существенными пунктами: тактика, теперь направленная на изнурительное противостояние с врагом в лице психолога, и выгода, которой Аня никогда не пренебрегала при возможности.

Заявляться в кабинет Аня стала прямо во время школьных занятий. Зайдет — конечно же — без стука, молча пройдет к креслу, скинув свою сумку поверх журнального столика, который неизвестно откуда в свое время взялся, и развалившись, с комфортом уляжется на нем, как на своей кровати. Бывало даже, что Аня, весь день отсутствовавшая в школе, уставшая, явится в кабинет психолога только ради того, чтобы с удобством провести остаток времени, потому как домой идти пока не хотелось.

В свою очередь, Татьяна Алексеевна тоже решилась идти до конца и наконец завоевать доверие девочки. Все это время, когда Аня нагло прогуливала уроки в кабинете психолога, Краснова не сказала ей ни слова; ни единым взглядом не попрекнула и ни коим образом не показала, что приход Воскресенской доставляет ей неудобство или вводит в некомфортное положение. Сама не показав видом, Аня, надо сказать, оценило это очень по достоинству и отныне в мыслях не могла допустить назвать Татьяну Алексеевну паучихой, лицемеркой или двуличной; теперь она была просто Танькой, «нормальной такой Танькой».

Но все стремительно шло к скорому разговору с Ириной Васильевной, которая непременно узнает о новом прибежище «хулиганки со своеобразными способностями», а за ней целая вереница учителей, занятия которых Аня и прогуливала с удобством в мягком кресле, что-то разглядывая в телефоне. Потому Краснова готовилась к неприятным разговорам, при которых придется отстаивать свой метод ведения работы.

Татьяна Алексеевна была искренне рада, когда стена молчания наконец обрушилась, и она все же добилась своего: первой заговорила Аня. В тот день Воскресенская, как уже устоялось, лежала в кресле запрокинув ногу и что-то разглядывая в телефоне. Краснова же сидела за своим рабочим столом, боком к Ане, и медленно, часто задумчиво останавливаясь, набирала текст. За прошедший месяц уже на столько стало привычным молчание, что Татьяна Алексеевна вздрогнула, испугавшись резко разразившегося смеха Ани. Это был какой-то больше мальчишеский, чем девчачий смех: злорадный, немного ядовитый и насмешливый.

— Татьяна… — она забыла отчество. — Вы слышали? Вчера какой-то писатель помер.

— Нет, не слышала, — сдержанно сказала Краснова, неспеша обернувшись к Ане. — Какой писатель?

— Какой-то неизвестный. Тут пишут, — посмеивалась Аня, — что… Хотите, я вам всю статью прочту, а то сидим, как две унылые дуры.

— Да, хочу… Прочти, пожалуйста, — улыбнулась Татьяна Алексеевна. — Очень интересно, что тебя так в этом рассмешило.

— Да не сама смерть, — резко сказала Аня, будто бы ее не поняли, — а другое. Вот слушай. Это из некролога. 11 марта 2019 года на 74-ом году жизни скоропостижно скончался в результате онкологического заболевания писатель и общественный деятель Искалов (вот же фамилия) Алексей Дмитриевич. Он прожил… бла-бла-бла… Вот! Посвятив всю свою жизнь помощи нуждающимся, активно участвовал в благотворительной деятельности (хихикнула), боль каждого принимал как свою личную… Литературной деятельностью Алексей Дмитриевич посвятил жизнь поиску Бога и человека в его светлом, бессмертном начале. В каждом его произведении персонажи обретали заветную мечту, становились лучше, человечнее, и приходили к светлому идеалу добра, братства и любви, (усмехнулась) чем всех нас непрестанно учил не отчаиваться, терпеть невзгоды, надеяться на лучшее и заботиться о близких. Знаем — написано, — вы нашли Бога; вы нашли человека — ну это на вряд ли, — чем доказали нам всей своей нелегкой жизнью.