Все лестницы ведут вниз

3

— Это мой стул, туда сядь, — скомандовала Аня, подойдя с тарелкой и стаканом кофе в руках.

Словно завороженная, Лена наблюдала за тщательной процедурой подготовки кофе к годному для употребления состоянию: ни одна сахаринка не упущена, каждая растворилась. Взяв кончиками пальцев бутерброд, Аня поднесла его ко рту, но замерев, грубо сказала:

— Ну только не смотри, а! Сядь лучше сюда.

Она послушно пересела на другой стул. В молчаливом одиночестве двух подруг, Аня с блаженным умилением кушала бутерброды, а Лена с грустным, пустым взглядом смотрела на потертую поверхность стола. Ей что-то припомнилось, но скорее молчание пробудило ту тишину, которая безжалостно теребит все раны — глаза ее зажмурились, а лицо напряглось.

— Ой, ну не надо, а! Я же ем, — прошипела нервно Аня.

— Я не могу… — подняла она голову к потолку, стараясь сдержать рев. — Мне страшно, — шмыгнула Лена. — Я боюсь.

Не сказанное, а именно интонация, сам тон в голосе больно полоснули Аню прямо по сердцу. Это было что-то свое — своя боль и тревога. Рефлекторно захотелось закатать рукав левой руки и достать нож. Челюсть ее сжалась, губы напряглись, замерли, а кусок с трудом пролез через сузившееся горло; взгляд впялился в стену. Аня полезла рукой проверить, лежит ли в кармане нож. Он там — все хорошо; спокойнее, когда нож рядом. Возобладав над собой, Аня откусила от бутерброда и преспокойно, холодным тоном сказала:

— Всем страшно, — а после наиграно усмехнулась.

— Аня! — подняла голос Лена, слабо ударив ладонью по столу. — Ты хоть раз можешь меня выслушать? Или я для тебя так и останусь игрушкой, которую когда хочешь, в луже поваляешь, а когда надо, постираешь? Ты что, меня всю жизнь презирать будешь? — горячилась Лена.

Аня молча покосилась на подругу — смотрела на нее раскрыв глаза и держа кусок бутерброда во рту не разжеванным. Такого Ленка еще не выдавала.

— Ты хоть немного будь участлива, — продолжала она. — Хоть чуть-чуть, я же многого не прошу. Ты хоть раз можешь быть нормальной подругой, или нет? К твоему сведению, если ты забыла, у тебя тоже больше никого нет и будь уверена, что не будет. По крайней мере в этой школе, где все тебя сторонятся, как холеры. А теперь и меня из-за… — она остановилась, набрала воздух в легкие и плавно выдохнула.

— Тебя, — закончила Аня с набитым ртом.

— Да! Да из-за тебя, — опять разгорячилась Лена. — Потому что ты нелюдимая, злая… Аня, я тебе очень благодарна, честно. Я никогда не забуду, что ты для меня сделала, клянусь тебе. Но ведь я тоже имею право быть выслушанной! Неужели тебе так сложно хотя-бы претвориться? Для тебя что, дружба ничего не значит? Или… Или ты не считаешь меня за подругу?

— Ладно, говори, делись, страдай, — недовольно проговорила Аня. — Что там у тебя? Я тебе даже плечо подставлю, если уж так свербит. — Она хотела сказать по доброму, мягко, но вышло как всегда — остро и резко.

— Ответь! — подалась вперед Лена. — Ну же, ответ мне. Это правда? Ты меня используешь, а за подругу не считаешь? — Ей и произносить это было неприятно, ведь для Лены дружба — это нечто святое, светло-светлое, как семья. Подруга — это чуть ли не родственница, почти родной человек, а в некоторых случаях даже ближе, чем кто-либо из родных.

— Слушай, бестолочь! — начала Аня. — Ты меня с утра подняла, вытащила на улицу. Вот, я пришла слушать твое нытье. Вся тут перед тобой сижу и слушаю. Ну уж прости, как умею! Что ты хочешь? Чтобы я тебя тут обняла, пожалела… сказала какая ты бедненькая, несчастненькая кроха?

— А могла бы! — почувствовав за собой правоту, настаивала Лена. — Подруга — это та, кто… Хотя… Ладно. Прости, Аня. Я что-то и не подумала. Мне все хуже, — захныкала сморщив лицо Лена. — Мне страшно, потому что с каждым разом все хуже… все сильнее…

— Понятно, — прожевывая сказала Аня. — Ты мне одно скажи. Что ты хочешь? Чтобы я тут жалела тебя, а ты ревела, хныкала, говорила как тебе плохо, что жить не хочется… Или все же попробовать решить свою проблему? Да подожди, дай закончу! То есть нашу… нашу проблему. Да не смотри ты так на меня! — усмехнулась она. — Все я понимаю. Не такая дура, как ты. Тебе, наверное, это странно слышать, подружка, но эта боль и мне не чужда, — говорила Аня, не прекращая есть бутерброд.

— Решить чтобы стать счастливыми? — Лена впилась глазами в подругу, как в олицетворение последней надежды.

— Ну это на вряд-ли, — усмехнулась Аня, приглядываясь к бутерброду в руках и решая, с какой стороны лучше откусить. — Вот смотри. Ну побегаешь ты там недельку, две от силу. Как всегда будешь надоедать своей проповедью любви, начнешь собирать там… ромашки… жучков всяких начнешь обожать… И что? Ты же знаешь, что это только передышку тебе дали, а потом бац! Adi'os! И еще хуже, как ты говоришь. Ведь жить не хочется, так?

— Так!

— Ну и зачем тогда жить? — потянулась она за кофе. Лена молчала, она никак не могла понять мысль Ани, то есть думала, что не могла понять, ведь то, что уловила, не укладывалось в голове, потому что сильно пугало. — У нас два пути, подружка моя: страдать дальше, или поступить по-умному как Наумов. По-умному Наумов. Ха! Забавно, — испила из стакана.

Лена вздохнула, грустно глядя в окно.

— Сопля! Цепляешься за всякую херь!

— Иди в жопу! — прикрикнула Лена, но тут же перешла на тонкий свой голосок. — Я думаю. Может ты и права, — и промолчав, добавила. — Только страшно очень.

— Говорят, это по началу страшно, а там уже, потом… Там уже само собой, и даже, слышала, с охоткой. Интересно узнать, кто это сказал. — посмеялась Аня. — Ты не думай, — отодвинула она стакан и направила взгляд прямо в голубые глаза Лены. — Думать часто вредно. Единственное, я не хочу вдвоем. Я найду еще пару человек и мы сделаем это группой.

— Но… Но зачем? — затрясла головой Лена.

— Мы не уйдем, как все эти придурки-одиночки, — увлеченно с шепотом сказала Аня. Глаза ее оживились, загорелись. — Как хочешь, а я не сдохну, не оставив им посылочку.

— Зачем? — поморщившись пожала плечами Лена. — Зачем ты всегда все усложняешь?

Аня посмотрела на нее с неприязнью. Во взгляде читалось обращенное к Лене: «дура».

— Ну и что этот недоумок сделал? Развел, идиот, грязь, — с накопившейся злостью произнесла Аня. — Свалил, урод, да и все, а ведь подумали, что из-за трусости то он… того — свинтил. Скажешь, не так? Ты же сама слышала. Я знаю как у них головы устроены. Шакалки небось решили, что это естественный отбор такой. Это в их духе!

— Я тоже слышала, как они что-то в этом роде говорили.

— Я не слышала, я знаю, — проговорила Аня, испив кофе.

С минуту помолчав, Лена спросила:

— Что за посылка?

— Ты не поймешь, — мотнула головой Аня.

— Ну почему ты меня ни во что не ставишь? — с обидой начала Лена. — Аня! Ты правда считаешь, что я такая тупая? Даже когда мы говорим о… о решении проблемы, ты… Мне кажется, я была права… — грустно произнесла она.

— Ладно-ладно, — перебила ее Аня. — Не тупая ты, а просто слабо соображаешь, и не поймешь ни хрена. Вот ты ноешь, что я тебя не понимаю, а сама то хоть раз меня поняла? Я ведь пыталась с тобой говорить, что меня волнует. Вот-вот! Я об этом. Ты даже не понимала, когда я хотела с тобой поделиться. У тебя только ромашки и бабочки на уме — больше нечего, — а потому и соображаешь туго; только тупеешь от этого. Ну ладно, проехали. Тут мы обе хороши, не так ли, подружка моя? — усмехнулась Аня, но тут же приняла серьезный вид. — Раз ты так обижаешься, то расскажу. Только если засмеешься… вот… вот слово даю — я тебя побью.