Все лестницы ведут вниз

— У тебя все тупые. И я, наверное, в их числе.

— Ну да, только не на столько, конечно, но тупишь ты иногда непростительно сильно, — без всякой иронии сказала Аня.

Татьяна усмехнулась, но ничего не сказала. Она понимала, что Аня таким образом ищет примирения.

— Я что пришла то? Уж точно не этот дебильный фильм с тобой смотреть. — Татьяна почувствовала, как сердце Ани забилось сильнее и чаще. — Надоело мне тебя Танькой называть. Вот какая ты Танька то, в самом деле? Теперь мамкой у меня будешь.

Татьяна хотела что-то сказать, да ничего подходящего не приходило на ум, а волнение только заглушало мыслительный процесс. Глаза неподвижно впились в экран телевизора.

— Нравится тебе это, или не нравится, мне, чтобы ты знала, похер, — и быстро соскочила с дивана. — Все, я спать пошла.

— Аня! — окликнула ее Татьяна, когда та уже вышла в другую комнату. Она замерла, спросила: «Что?», и прислушалась.

— Не ругайся, пожалуйста.

***

Элина говорила, что такие вещи — как те, когда Аня пришла примиряться — очень важны, и часто выходит, «почти всегда, что такие на первый взгляд мелочи, мелочами не являются, а большие дела только с виду большие, и на самом деле не такие уж и большие».

— Мне кажется, мы переворачиваем все с ног на голову и постепенно перестаем правильно понимать, — говорила старшая подруга тем необыкновенными вечером в клинике.

Аня хорошо запомнила ее слова и собиралась маленько, чтобы ни для кого заметным не было, ввести это в свою жизнь, тем более — заметила она, — как и в те чудесные минуты, когда можно по-детски бегать и резвиться с Астрой, мир маленько преломляется и оказывается не таким уж и хищным и совсем даже не страшным. Но это была большая тайна Ани. Даже в своих стишках она стеснялась упомянуть об этих странных, еще не до конца прочувствованных изменений в ее жизни.

Да и что там говорить, когда меняется все слишком медленно, «даже бесит, что так»! Вот — стала она с Настей снова дружить и теперь обе сидят вместе за одной партой. Но вроде все ничего, да два раза чуть не подрались, то есть Аня чуть не побила Настю, а в одном случае все из-за того, что фильм в кинотеатре, на который «потащила» Воскресенскую Котова, в очередной раз был «идиотский».

— Выбирать не умеешь! — злилась Аня. — И вкусы у тебя поганые, такие же тупые, как и ты.

— Так и ты же выбирала, — недоумевала Настя. — Сама ж хотела идти на него.

— Слушай, — еще больше нервничала Аня. — Иди ты на хрен! Никогда больше не пойду с тобой.

И ходила, а всему виной была масса народа, неизменно сопутствующая каждому сеансу в кинотеатре. Нелюдимость слишком сказывалось на ней и не давало расслабиться при просмотре.

— Это я с тобой больше не пойду, — возмущенно реагировала Настя. — Сдвинутая!

И тоже ходила, потому что остальное время дружбы с Аней находила интересным и несколько «эксцентричным», а местами «фееричным».

5

Когда тепло, а вместе с тем грустно и одиноко, Аня, гуляя по городу с Астрой, заходила на кладбище посетить могилу матери. Всякий раз обязательно приберется на ней, а если и убирать нечего, то хоть маленькую веточку найдет, чтобы снести за ограду. Пока Аня молча сидела у каменного надгробия, Астра послушно лежала около и тоже молчала. Аня не ошиблась — Астра действительно очень умная собака. Так быстро научилась команде «сидеть» и подавать лапу! Аня нарадоваться не могла!

Дочь пока только молчала и за все время не сказала больше двух слов на могиле матери. Лишь жгучее ощущение вины обволакивало Аню, болью разрывало сердце на части, но теперь она понимала, что лучше так, чем совсем ничего не чувствовать. Она плакала, а Астра поскуливая зарывала нос между своих лап.

Два слова, которые Аня смогла сказать у надгробия матери, это: «Прости меня».

На могиле Лены, которую обязательно посещала, если ходила к матери, Аня тоже молчала, но по другой причине. Подруге то — «которая как и мама, на самом деле не умерла» — ей было что сказать — больше, чем когда Лена была жива. Аня писала ей письма — рассказывала все самое важное, для себя волнительное, раскрывая даже свои чувства и делясь сокровенными мыслями. Лена всегда умела хранить тайны!

Для писем Аня покупала разноцветную бумагу, из-за чего приходилось иногда ездить в Яргород, но это не было в тягость. Наоборот, для разнообразия можно погулять и там, пока «мамка» сидит дома с Астрой.

«Дурная она, как и ты», — порой надо было пожаловаться Ане на «неправильную» Настю. «Ты же знаешь, что мне на углу не продают сигареты, а на Каменную выходить в лом, да и долго. Говорю этой слабоумной: попробуй ты, ну может продадут, а она ни в какую. Хлопает, дурная, глазенками да мямлит что-то. Мне в последнее время кажется, что будь ты немного решительнее, могла бы ее побить. Она же размазня похлеще тебя!»

Старалась Аня писать красиво, хотя и без того ее почерк был не плох. Но когда пишешь подруге, которая на другом конце мира, или вообще за этим миром, надо выводить каждую букву. Тем более Ленка то ответить не может, а писать ей надо, и это налогает на Аню некоторую ответственность.

«Ты знаешь, что у нас этажку снесли? Это и моих рук дело, потому что Танька вопль подняла на всю администрацию нашего городишки. Постоянно доставала их. Говорила, что этажку просто так оставлять нельзя, потому что там или убийства, или кто вешается. Они в тот день — когда ты спала — труп этого здорового придурка нашли, который схватил тебя тогда за горло. Решили, что его убили. Вот Танька и начала. Когда в область обратилась, быстро решили снести этажку. Без этажки — честно говоря — гораздо лучше стало.

Кстати, Лен! Я же в один день пришла посмотреть, как они ее сносят. Как раз с Астрой тогда гуляла, вот и подумала завернуть. Тем более Астра еще не видела эту часть города. Так вот! Они по-моему как раз стену сносили, со стороны той комнаты… И знаешь что? По-моему я видела его. Что-то как взлетело — такое черное, расплывчатое; как силуэт какой-то. Только не смейся, иначе когда я вернусь на море, я тебя там побью! Поняла?»

Когда Аня писала Лене письма, она закрывалась у себя в комнате, удобно садилась за стол и создавала для «мамки» вид, что занята уроками. Исписав зеленый лист бумаги синим чернилом, она достанет голубой, а ручку поменяет на фиолетового или красного цвета.

«Интересно, ты сердишься, что тогда я твою работу прочитала? Думаю, что да, но как всегда скажешь, что нет. Угадала? А ведь тогда я прочитала не до конца. По-моему, я разозлилась на тебя. Ишь, старшенькой захотелось тебе стать! А вообще, спасибо тебе, Лен. Я тогда многое не понимала, и мне честно, очень жаль, что все так вышло, и что я была такой дурой. Если тебя это утешит, то я до сих пор не найду себе покоя, потому что не знаю, я ли виновата, что ты так рано отправилась на море, или сама — дуреха — сглупила.