Все люди смертны

— Ух ты! — Он стиснул зубы, лицо его вытянулось, но тотчас он вновь попытался улыбнуться и попросил: — Откройте же мне поскорее этот секрет.

— Для этого понадобятся годы, — отрезал я.

Он огляделся вокруг и молча принялся свертывать одеяло.

— Разве здесь нет никакой дичи? — спросил я.

— Никакой. В сутках пути отсюда начинается прерия, но там все выгорело.

Разложив на земле кусок бизоньей шкуры, он принялся выкраивать из нее новые мокасины.

— Я попытаюсь отыскать своих проводников, — сказал он.

— А если не найдете?

— Положусь на милость Господа.

Он мне не поверил, решил, что я не желаю делиться с ним провизией. А мне меж тем так хотелось дать ему что-нибудь в ответ на его улыбку.

— В пяти днях пути отсюда есть индейское селение, — сказал я. — Там вам точно удастся разжиться маисом.

— Пять дней, — протянул он.

— Это задержит вас дней на десять, но зато вдвоем мы сможем унести столько провизии, что вам хватит на несколько недель.

— Вы хотите вернуться в Монреаль вместе со мной?

— Почему бы нет?

— Тогда в путь! — сказал он.

Мы опять переплыли реку; вода была уже не такая холодная, как на рассвете. Весь день мы шли через болота; спутник мой, похоже, очень устал, говорил он мало. Все же он сообщил мне, что его зовут Пьер Карлье, он родился в Сен-Мало и еще в детстве поклялся, что станет великим путешественником; все, что удалось скопить, он потратил, чтобы добраться до Монреаля и организовать экспедицию. За пять лет он обошел Великие озера, которые река Святого Лаврентия связывает с Атлантическим океаном, отсюда хотел найти проход к Морю Кортеса. Денег у него почти не осталось, а правительство его страны не оказывало ему никакой помощи, так как предпочитало, чтобы французские колонисты обосновались в Канаде, вместо того чтобы отправиться вглубь неисследованных земель.

На второй день мы добрались до прерии. С этой стороны индейцы ее тоже подожгли: наступил сезон охоты. Нам то и дело попадались кости бизонов и встречались их следы, но мы понимали, что во всей округе не осталось никакой живности. Карлье замолк; он был на грани истощения. Ночью я застиг его за тем, что он глодал шкуру бизона, от которой каждое утро отрезал куски для новых мокасин.

— Вы в самом деле не можете дать мне еды? — спросил он наутро.

— Можете обшарить мой мешок, — предложил я. — Там пусто.

— У меня больше нет сил идти, — признался он.

Он вытянулся на земле, скрестив руки под головой, и закрыл глаза.

— Ждите меня, — сказал я, — через четыре дня я вернусь.

Я оставил рядом с ним бурдюк с водой и немедленно отправился в путь. Я без труда отыскал проложенную мною тропу: на болоте и в прерии сохранились мои следы; я шел до самого заката, а с рассветом продолжил поход. Через два дня я добрался до селения. Людей там не было, все индейцы ушли на охоту. Но в тайнике я обнаружил маис и мясо.

— Понемножку, — сказал я, — понемножку.

Он жадно впился зубами в кусок мяса. Глаза сверкали.

— Вы не едите? — спросил он.

— Я не голоден.

Он улыбнулся:

— Как здорово поесть досыта.

Я улыбнулся в ответ. Мне вдруг захотелось быть на месте этого человека, который испытывал голод и утолял его, человека, страстно искавшего путь в Китай.

— А что вы предпримете теперь? — спросил я его.

— Вернусь в Монреаль. Буду искать деньги, чтобы снарядить новую экспедицию.

— Деньги у меня есть, — сказал я.

На дне моего дорожного мешка лежали драгоценные камни и золотые слитки.

— Вы что, дьявол? — в шутку спросил он.

— Допустим.

— Я охотно продам вам душу в обмен на путь в Китай. Мне нет дела до загробной жизни, с меня хватит и этой!

В его голосе звенело такое возбуждение, что в сердце моем шевельнулась зависть. Быть может, мне еще удастся вновь стать живым?.. — думал я.

— Я не дьявол, — произнес я вслух.

— Кто же вы?

Ответ был у меня наготове: никто, но он смотрел на меня, говорил со мной, я спас ему жизнь. Для него я существовал. И я ощутил в сердце забытый жар, это расправляла крылья моя собственная жизнь.

— Я скажу вам, кто я, — пообещал я.

Весла равномерно ударяли по воде, лодки скользили по плавным изгибам реки. Карлье сидел рядом со мной; на коленях он держал открытый бортовой журнал, куда заносил события каждого дня. Он писал, я курил: эту привычку я перенял у индейцев. Время от времени Карлье поднимал голову; он смотрел на поля, заросшие диким рисом, на степи, где вдали виднелись кущи деревьев; порой над берегом с криком взмывала птица. Было тепло, солнце клонилось к закату.

— Люблю этот час! — воскликнул Карлье.

— Ты говоришь так про любое время суток.

Он улыбнулся.

— Мне нравится это время года, — признался он. — И этот край.

Карлье вновь взялся за перо; он описывал деревья, птиц, рыб, цвет неба. Для него было важно все. В его журнале каждый день получался особенным; а он с интересом ждал приключений, который поджидали его в устье реки; для меня каждая река уже имела устье, как вообще все реки, и за этим устьем простиралось море, за морем — другие земли, другие моря, и мир был круглым. Некогда я считал его бесконечным; покидая Флессингу, я еще надеялся, что, открывая мир, я убью целую вечность; мне нравилось, поднявшись на вершину горы, над ковром облаков, обнаружить в просвете позолоченную солнцем равнину; нравилось, стоя на холме, открывать новую долину, углубляться в ущелье между высоких склонов, высаживаться на неисследованных островах; но ныне я знал, что за каждой горой находится долина, из любого ущелья есть выход, а в пещерах каменные своды; мир был замкнутым и однообразным: четыре времени года, семь цветов радуги, небо, вода, растения, плоская или судорожно вздыбленная земля; всюду все та же скука.

— С северо-востока на юго-запад, — сказал Карлье. — Направление не меняется.

Он закрыл свои записи.

— Это прогулка.

В Монреале мы набрали надежных людей, погрузили в шесть шлюпок провизию, одежду, снаряжение; месяц назад мы миновали место нашей встречи, и путешествие пока проходило гладко. В саванне не было недостатка в бизонах, оленях, косулях, индейках и перепелах.

— Когда мы доберемся до устья, я поднимусь к истокам, — сказал Карлье. — Река должна сообщаться с озерами. — Он с тревогой посмотрел на меня. — Ты не веришь, что водный проход из озер в реку существует?

Каждый вечер он произносил одни и те же слова, причем с одинаковым пылом.

— Отчего бы и нет?! — отвечал я.

— Тогда мы снарядим корабль, ведь правда? И отправимся в Китай. — Лицо его сделалось серьезным. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то опередил меня, добравшись в Китай по этому пути.

Я потягивал трубку, выпуская дым через нос. Напрасно я пытался разделить его жизнь, присвоить его будущее; я не мог сделаться им. Его надежды, неотвязные тревоги были мне столь же чужды, как и удивительная нега этого часа. Он положил руку мне на плечо: