Всё не так, как кажется

– Раз ты не обманывала меня, то живи… пока, – голос звучит с неожиданным надломом и тут же становится жёстче. – Но учти: даже если информация о том, что случилось, просочится не от тебя, если кто-то только подумает что-то и поползут какие-то слухи, я закопаю тебя на свалке бытовых отходов. И никто никогда тебя не найдёт. Поняла меня?

Киваю. Хотя мне всё равно. Свалка – так свалка. Неужели это хуже того, что я пережила сегодня ночью? Он меня уже убил.

– Даже папаше не смей ничего рассказывать! Скажешь, что перед свадьбой переспала со своим мальчишкой. Поняла?

Киваю из последних сил. Папа, конечно, за такое меня прибьёт. Но я больше ничего не боюсь. Всё самое страшное в моей жизни уже случилось

– И помни мою доброту… Ты мне теперь жизнью обязана.

Не понимаю смысла сказанных им слов. Странно слышать их от человека, только что растоптавшего меня самым диким образом. Чувствую себя нехорошо, голова раскалывается, с трудом сдерживаю позывы на рвоту.

Наконец Бахрамов покидает комнату и оставляет меня в покое.

Остаток ночи я не смыкаю глаз. Стою под душем, яростно тру себя мочалкой, пытаясь смыть грязь, в которую окунул меня мой недомуж. Рыдаю. Когда слёзы заканчиваются, неотрывно пялюсь в потолок, потом выглядываю в окно. Наблюдаю, как зарождается свет и тёмные горы постепенно освещает солнце. Красота природы кажется мне теперь зловещей и пугающей.

Душа болит… А впереди – ни единого проблеска надежды. Думала, что я – сильная и со всем справлюсь. Смешно! Как быстро я сломалась… Кукла…

Глава 8

Рано утром за мной приходит Аиша, помогает собрать сумку и провожает во двор. Даже завтрак не предлагает, хотя я вторые сутки практически без крошки во рту – вчера никому не пришло в голову меня накормить, а я из-за стресса совсем забыла о еде.

Девушка ничего не говорит. Все уже знают, что меня выгоняют с позором.

Отец ждёт на улице. Смотреть на него страшно – лицо землистое, глаза потухли. Он молча кивает мне в знак приветствия. Знаю, что он копит слова для разговора наедине, который нам ещё предстоит. Он не из тех, кто остынет, забудет и простит.

Интересно, как бы он отреагировал на правду? Поверил бы? Стал бы за меня заступаться? Уже ни в чём не могу быть уверена. Мир сошёл с ума.

Бахрамова нет. Мы молча садимся в такси и едем в аэропорт. До нашего рейса ещё много времени – мы могли не торопиться, но нас выгнали, как прокажённых. Сидим в зале ожидания, переговариваясь жестами и взглядами. Ни один из нас не произносит ни слова, будто мы немые.

Сюда мы летели частным самолётом напрямую – быстро и с комфортом. А теперь вынуждены делать две пересадки – прямого сообщения нет. Между пересадками – часы ожидания. Я плохо переношу самолёты и побаиваюсь летать. То и дело мелькают новости об авариях. Но сейчас это меня не волнует и не пугает. Разбиться на самолёте – ерунда по сравнению с тем, что мне пришлось пережить прошлой ночью.

Из меня словно выпустили жизнь. Мне всё равно. Безразлично. Неважно, что со мной будет через минуту, час, день, год, вечность. Я умерла в том кабинете жуткого дома Бахрамовых. И не существует силы, способной меня воскресить.

Мой отец, блестящий шахматист, умеющий всё просчитывать на много шагов вперёд, снова ошибся. Это уже вторая его провальная сделка.

Взлёт-посадка, взлёт-посадка. Сесть, пристегнуться, встать, выйти, сесть, встать, куда-то идти. Как робот, двигаюсь за папой. Меня словно засасывает в какую-то воронку. Всё глубже и глубже. Выхода нет.

Когда самолёт садится в нашем городе, меня отчаянно рвёт. Шатаясь, спускаюсь с трапа. Воздух горячий. От жары плавится асфальт. Ни ветерка. Легче не становится. Смотрю на здание аэропорта – там наверняка работают кондиционеры, можно присесть и прийти в себя. Но до него надо ещё добраться. Шаг. Ещё шаг. Ещё шаг. Бездна. Проваливаюсь куда-то, лечу…

Прихожу в себя, когда в лицо тычут что-то с резким запахом. Нашатырь? Я лежу в здании на какой-то кушетке. Белые стены, стеклянный шкаф с лекарствами. Медпункт? Не понимаю, как тут оказалась и что за люди около меня. Чуть поодаль замечаю папу. Он всё так же бледен, выглядит обеспокоенным.

Прохладно. Мне предлагают воду, я жадно пью, будто бродила несколько суток по пустыне.

Приезжают врачи, меня увозят в больницу. Там о чём-то спрашивают, но я молчу.

Молчать – комфортно. Молчание притупляет душевную боль. Кажется, если начну говорить, то рана снова начнёт кровоточить. А в тишине она затягивается.

Снова и снова прокручиваю в памяти дни, проведённые в доме Бахрамовых. Забыть невозможно. Грязь, ужас, боль, унижение. Кошмар. Заставить себя перестать думать о том, что со мной случилось, не могу. Сама себя разрушаю. Хотя осталось ли во мне что-то неразрушенное?

Врачи говорят, что у меня последствия переутомления и стресса. Что-то капают, пытаются меня разговорить и развеселить. Но я молчу и плачу. Я будто заперта в другом мире, а тут лишь моё отражение.

Раз в день стабильно приходит папа. Он ничего не говорит, чему я несказанно рада. Не хочу ему врать, в глубине души надеясь на то, что он каким-то образом сам всё почувствует и поймёт. Мы всю жизнь с ним вдвоём. Как единое целое, единый механизм, который теперь неожиданно дал сбой.

Папа смотрит на меня с немым укором. Он осуждает меня, хотя вслух не говорит. Возможно, опасается чужих ушей и ждёт моего возвращения домой.

Кроме отца, меня никто не навещает. Мой телефон отключён. Я никому из друзей не писала после возвращения, никто не знает, что я здесь. Даже не уверена, что папа разослал оповещения об отмене свадьбы.

В день выписки отец ко мне не приезжает. Жду его до самого вечера, пока меня не выпроваживают из палаты. Ещё какое-то время топчусь на крыльце больницы.

Приходится включить телефон и вызвать через приложение такси. Папин номер не отвечает. Интуиция кричит, что что-то случилось.

К дому подъезжаю в сумерках. В окнах горит свет. Вздыхаю с облегчением. Такси подвозит меня к воротам, разворачивается и уезжает. Стою, вслушиваясь в затихающее вдали шуршание шин, и лишь потом нажимаю на звонок. Охранник впускает меня, на крыльце сталкиваюсь с Виолой.

– А вот и шлюха малолетняя пожаловала. Вы только подумайте! Хватило же наглости припереться сюда после того, что натворила.

Я сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать её комментарии. Внутренне съёживаюсь и пытаюсь обойти, чтобы попасть в дом, но она отталкивает меня.

– Пошла вон из моего дома!

Нет никакого желания вступать с ней в словесную перепалку. Я очень устала, хочу поскорее добраться до своей комнаты и прилечь. Помню о её положении и стараюсь как можно аккуратнее отодвинуть Виолу в сторону.

– Гаррик! Она меня толкает! Вызывай полицию!

В дверях появляется папин юрист. На автомате киваю ему.