Все против всех

И кто был пулей сражен, И кто был огненным камнем (то есть гранатой. — Д.С.) разорван, И кто был осиновой дубиной-колотушкой забит, И кто был на допросе замучен, Никто до тюрьмы-лагеря не дожил…

Мне добавить нечего. Кроме, пожалуй, следующего: можно встретить в мемуарной литературе упоминания о разных народах, чьи представители пополняли ГУЛАГ.

В. Шаламов, например, пишет о массовой гибели якутов на Соловках. Но нигде мне не удалось отыскать упоминания о заключенных-уграх. Воистину никто не дожил. И когда сейчас можно встретить утверждения о том, что имеет место изменение демографического облика Тюменского Севера (и Свердловского тоже), помните: это результат не только нефтяного бума, как иногда это объясняют. Это и последствия геноцида 30-х годов.

Сейчас, когда мы видим на экранах телевизоров и на первых полосах газет информацию о национальных конфликтах (иногда катастрофических, как в Чечне), не стоит забывать: ядовитые семена трагедий были посеяны тогда, в страшные годы гражданской войны. Именно тогда, с одной стороны, были упрятаны вглубь метастазы нерешенных национальных конфликтов еще имперской, дореволюционной закваски, а с другой, обильно пролитая кровь осталась в памяти всех народов, по головам которых прошло Красное Колесо. Об этом необходимо помнить.

И не тешить себя иллюзиями, что если не помним мы, то и не помнит никто. «Пепел Клааса стучит в сердце» потомков убитых, и долг тех, на ком лежит тяжкая ответственность принимать решения за многих, — не забывать это. Хотя бы для того, чтобы все то, о чем эта глава, навсегда перешло в разряд истории и никогда не появлялось перед нашими глазами в качестве вечерних новостей голубого экрана.

Как Колчак подписал приговор себе и белому движению

События, о которых пойдет речь, представляет одну из самых жгучих тайн, которыми и без того богата история гражданской войны. В литературе об этом практически ничего нет — те сведения, с которыми вы познакомитесь, собраны буквально по крупицам.

И снова в эпицентре событий — Урал.

1919 год для большевиков — самый критический. Мы знаем, что красные войну чуть-чуть не проиграли, но мы до сих пор не до конца осознаем, до какой степени они были близки к катастрофе. Давайте еще раз бегло вспомним, что же происходило в России с весны по осень 1919 года.

В мае и в октябре Северо-Западная армия генерала Н. Юденича дважды подходила буквально вплотную к Питеру. Особенно катастрофичным для красных был осенний штурм: авангард белых 16 октября видел в свои бинокли Исаакиевский собор.

Реальный шанс войти в Питер был тогда у Юденича велик как никогда, и то, что этого не произошло, объясняется, с одной стороны, сверхусилиями красных (и лично Троцкого), а с другой — грубыми просчетами командования Северо-Западной армии в политическом плане: Юденич умудрился в самый нужный момент оттолкнуть от себя союзников — английский флот и вооруженные силы Эстонской республики. Именно этой последней капли в битве за Питер и не хватило: по свидетельству очевидцев, красные контратаковали Юденича 21 октября на балтийском побережье прямо в виду орудийных стволов английской эскадры.

У Колчака пик успехов приходится на март — апрель, к лету военное счастье начинает ему изменять. И тем не менее, Восточный фронт для большевиков всю первую половину года — самый главный, и положение на нем как минимум до июня — июля оценивается Москвой как критическое. Прочитайте ленинские «Тезисы ЦК РКП(б) в связи с положением Восточного фронта» (12 апреля) — это же просто крик о грозящей большевикам гибели! И не удивительно: крайняя точка продвижения колчаковцев — Чистополь (в Татарстане), оттуда рукой подать и до Казани, и до Симбирска. В обоих случаях война выплескивается в бассейн Волги, и это для большевиков полный обвал: во-первых, весьма высока степень вероятности соединения сибирских белогвардейцев с Деникиным; во-вторых, в руки белых попадут огромные запасы хлеба, собранные в Поволжье; в-третьих, наконец, резко возрастает непосредственная угроза Москве.

Наконец — летне-осеннее наступление на Москву вооруженных сил Юга России. Как известно, они дошли до Орла, Кром и Тулы: это самое глубокое проникновение «южан» в центр России за весь период войны. Шанс, что им удастся совершить и последний, сокрушительный прыжок к стенам белокаменной, был настолько велик, что в сентябре Ленин и его команда начали готовиться к эвакуации (в частности, готовили для себя подложные документы). Факт, до сих пор до конца не осмысленный: ведь это значит, что осенью 1919 года Ленин впервые за всю войну поверил в свое поражение! Психологически в этот «миг между прошлым и будущим» победа была одержана Деникиным. Ленина спас… Нестор Махно, который 26 сентября, в самый критический момент борьбы, нанес сокрушительный удар в тыл Добровольческой армии на огромную глубину (от Кривого Рога до Таганрога), едва не захватив в плен самого Деникина.

Но все это, впрочем, будет потом. А пока, на начало 1919 года, раскладка такова: у большевиков в руках только центр России, часть Северо-Запада (без Псковщины), почти вся Волга да еще Туркестан (который им в общем-то в этот миг ни к чему).

Все остальное — под контролем противника. Положение, мягко говоря, аховое.

И вот в это самое время, 22 января 1919 года, президент Соединенных Штатов Америки Вудро Вильсон обратился к враждующим сторонам с прелюбопытной инициативой. Суть ее такова: президент США от имени Антанты (то есть стран, победивших в Первой мировой войне) обращается ко всем правительствам России с предложением: объявить перемирие с прекращением огня на основе сохранения занимаемых к тому времени территорий и собраться на мирную конференцию для разрешения российского кризиса. Мирный посредник и гарант проведения конференции — США и лично В. Вильсон. Предполагаемое место проведения конференции — Принцевы острова в Мраморном море (Турция).

Читается, как сводка из газет девяностых годов XX века: прямо Дейтонская конференция по Боснии.

Вудро Вильсон — одна из самых весомых фигур в мировой политике начала века. Один из «крестных отцов» американского могущества в новейшей истории. Именно при нем армия генерала Першинга поставила последнюю, победную точку в Первой великой войне. Именно в президентство Вильсона Америка впервые выходит из самоизоляции и делает первую заявку на активное участие в европейских делах, что, кстати, вызвало натуральную аллергию у Англии и Франции, быстро забывших про благодарность своему заокеанскому спасителю. Наконец, и во внутреннем своем развитии США в эпоху Вильсона продемонстрировали завидный динамизм.

Сказать, что Вильсон в США популярен — значит не сказать почти ничего. Вот характерный пример. Совсем недавно в Америке проводили опрос населения по оценке президентов за всю историю США (по пятибальной системе, как в наших школах).

Чистую пятерку получили только трое: Д. Вашингтон, А. Линкольн и Ф. Рузвельт.

Нынешний глава Белого дома получил тройку и был рад, считая это не таким уж плохим результатом (Никсон вообще получил «кол»!). А вот весьма недлинный список тех, у кого пять с минусом, открыло имя Вудро Вильсона. Итак, этот трезвый, дальновидный и влиятельный политик выступает с инициативой.

Надо сказать, что правительства Великобритании и Франции отнеслись к этой инициативе весьма прохладно. Дело в том, что 1919 год — время довольно резкого охлаждения европейско-американских отношений. Во-первых, поблагодарив своего заокеанского спасителя, послевоенная Европа совсем не пылала восторгом при мысли, что Америка перехватит лидерство в западном мире. А во-вторых, Вильсон одним из первых понял: Версальский мир с побежденной Германией — мина замедленного действия, заложенная под Европу; этот мир непременно должен рано или поздно выпустить из бутылки джинна немецкого реваншизма.