Все ради тебя

Спойлер: я не нашла никакого выхода. Пробивать стену пришлось самой, потому что все, чему учат женщины: забудь, переживи, умой лицо, и жизнь заново начинай. Не ной. Ну это так, конечно, образно и размыто, утрировано, хотя суть понятна. Часто мелькал еще один совет, как способ выжить — познакомиться с кем-то. Найти другого. Пойти на свидание. Позволить себя отпустить.

Поцеловать.

Заняться сексом.

Простите, но, блядь, какого хера?! Кто пишет весь этот маразм, а?! Вы вообще нормальные?! Как же меня бесило…черт, как бесило! Я сразу чувствовала себя какой-то не такой, понимаете? Ведь при одной только МЫСЛИ о том, что кто-то другой касается меня — блевать хотелось. Кожа вся покрывалась колючими пупырышками. Нутро горело огнем. Не знаю, где берутся такие женщины. Я правда не знаю. Где вы? Кто вы? Как вы это делаете? Ведьмы? Магия вне Хогвартса? Почему вам так просто? У меня сразу в голове злоба генерирует разные предположения, мол, и любовь у вас не такая, как моя. И мужик ваш не такой, как мой. Таких, как Адам, не забывают. Может быть, будь он другим, и я...будь другой, было бы проще? Вот тут приходила горечь. Потому что действительно было бы проще, будь мы другими. Хотя, наверно, каждая думает, что ее любовь особенная, да? Тогда как…? Как вы это делаете? Мне ведь даже сейчас…противно. И не от него — он родной, — от других — они чужие.

Они не он.

Закрываю глаза и позволяю своей душе плакать, пока сверху падают горячие капли душа. Нет, мне бы хотелось, наверно, чтобы все иначе было. Может быть, даже хотелось бы, чтобы его не случилось вовсе со мной. Но все так.

Он есть.

Он лежит там, в спальне, раскинув руки. Смотрит в потолок и снова молчит…

Наверно, он и не собирался говорить? На что я вообще надеялась? Собирать по крошкам правду? Так устала…у меня уже нет никаких сил.

Возможно, следует прислушаться к совету. По-настоящему его забыть…

«Когда бежишь от себя, есть вероятность еще дальше заблудится» — слышу голос Андрея, и фразу, которую он сказал, когда я плевалась ядом и говорила, как ненавижу Адама. Что обязательно найду себе мужика, чтобы ему было также больно!

Он сказал не спешить. Это не выход. Когда бежишь от себя — есть вероятность сильнее заблудиться.

Надо просто подождать.

Перетерпеть.

Ограничить связь.

Пока она не истончится.

Так порвать ее будет проще.

Месть? Кому от нее по итогу лучше, если я снова оказалась здесь? В доме, где так мечтала прожить всю свою жизнь. А сейчас здесь холоднее, чем в замке Снежной королевы. Может быть, это он и есть? И мой Кай по-прежнему собирает слово «вечность» изо льда, только Герда заебалась. Ее ноги кровоточат, от души одни лоскуты.

Герде, наверно, пора подумать о себе. Ведь невозможно спасти того, кто не хочет быть спасенным…

Когда я захожу обратно в комнату, Адам на меня даже не смотрит. Он и не шевелился как будто. Так и лежит. Так и смотрит.

Подбираю трусики.

— Ты уйдешь, да? — звучит еле слышное, и я прикрываю глаза на мгновение, но потом решительно их натягиваю и хмыкаю.

— У меня нет ни одной причины остаться.

Потому что ты, блядь, снова молчишь! Но этого я не скажу. Мне кажется, бессмысленным снова и снова повторять очевидное. Кричать. Биться головой о стену.

Нет просвета.

И его не будет… я чувствую, что не будет.

— Вещи, которые ты привезла — висят в шкафу.

Больно.

Я успела перевести пару коробок, потому что мне не нравился пустой шкаф. Казалось, что ему одиноко. А может, внутри дрожало что-то? И мне просто не верилось, что все может сложиться у нас? Что это не сон? Наши отношения до дома были какими-то медовыми, сказочными, словно невозможными! А когда дом почти был готов — вот-вот должна была начаться реальность.

Мне было страшно, что ее никогда не случится.

Что мне не могло так повести! Это все нереально! Мечта, до которой я почти дотянулась, которая вот-вот должна бахнуть — нереальная. И я повесила вещи. Как знак, что все всерьез.

Забавно, что через неделю после этого, мой мир рухнул.

Молча подхожу к гардеробной и действительно нахожу там свои вещи. Они висят так же, как и висели.

Глаза снова наполняются слезами.

Такое ощущение, словно я просто вышла ненадолго, а не ушла навсегда.

И так обидно…

Потому что мне бы этого хотелось. Чтобы все было иначе, а не так, как есть.

Внезапно накрывает злость.

Я срываю свой спортивный костюм и напяливаю его. С одурью кусаю губу, чтобы больно было физически, а не душой.

Она мечется по клетке. Бьет крыльями по цепям. Ломает их, но снова бьет. Она рвется к нему — хочет ударить, встряхнуть!

Да очнись ты наконец! Хватит…вести себя так! Хватит! Я же уйду! Ты обещал, что не отпустишь, но я уйду! Клянусь! Пожалуйста! Не дай мне уйти! Очнись…

Но в ответ тишина.

Адам не реагирует.

Интересно, о чем он думает? Нет, вру, мне неинтересно. Да и знаю я. Он уверен, что я вернусь. Он мне не верит. И я…могу ли винить? Едва ли. Говорю, а делаю ровно противоположное…

Но я люблю. Отчаянно. Бесконечно. Оправдание ли? Наверно, уже нет. У него тоже истекла дата годности — хватит; я устала.

Выхожу одетая, разворачиваюсь к двери, но тут слышу голос:

— Лиза, пожалуйста…

Встает.

Резко, рывком, делает ко мне шаг. Я застываю.

Он тоже останавливается.

Дышит тяжело.

Ты не хочешь меня отпускать? Я чувствую. Так сделай что-нибудь! Объясни мне…

— Ты же любишь меня!

Нет, это не то.

Горько усмехаюсь.

— Что я смешного сказал?! — злится сильно, — Это разве не так?! Так! И я тебя люблю!

— Знаешь, что меня поражает на самом деле? — спрашиваю тихо, он молчит, — Как ты можешь…так говорить? После всего?

— Я говорю это, потому что правда…я…

Рычит.

Я слышу и чувствую, как стремительно он приближается, но не стараюсь сбежать. Я устала бегать.

С силой поворачивает на себя. В глазах снова то же отчаяние, как кривое зеркало. Я в нем вижу душу свою разломанную…

И смотрю. Смотри! Это и твоих рук дело. Это ты сама позволила с собой сделать…

— Ты же не хочешь уходить!

— Не хочу.

Тоже правда. К чему сейчас врать?

— Рассвет, тогда останься… — шепчет с надрывом.

Руки на щеках ласково обнимают, большие пальцы нежно гладят. Он смотрит на меня так, как смотрят на любимую; он любит; но иногда одной любви недостаточно…

Я отстраняюсь и горько усмехаюсь, глядя себе под ноги.

— Конечно, я хочу остаться здесь. С тобой. С любимым мужчиной в доме, который должен был стать моим будущем…

— Он и сейчас может, любимая…

— Нет, уже не может, — поднимаю взгляд, полный соленой влаги, — Все рухнуло. Ты все разрушил, когда…

— Я тебе никогда не изменял.

Из груди рвется еще один горький смешок, и я стираю слезы рукавом своего худи.

— Видишь? Ты даже не можешь признать! И никогда не признаешь! Но это так! Когда ты спишь с другой женщиной…